Киммерийский закат

Сушинский Богдан Иванович

— Ну и где там эта «группа товарищей»? — со злой иронией поинтересовался Русаков у начальника охраны, убеждаясь, что попытка «расколоть» своего помощника-«завхоза» ни к чему не приводит.

— Терпеливо ждут вашего приглашения, товарищ Президент, — по-армейски четко и лаконично доложил полковник.

— В твоем кабинете ждут?

— Никак нет, — ответил Буров с такой уверенностью в голосе, что у Русакова не осталось причин для подозрений в его неискренности. — Однако настроены решительно.

— Это ж, в каком таком смысле — «решительно»?

Полковник

опять замялся. Он, потомственный военный, пребывавший «под погонами» с суворовского училища, привык к четким однозначным приказам и столь же четким, лаконичным ответам. А здесь, в охране резиденции генсек-президента, куда его, профессионального спецназовца — бывшего «морского котика», а затем офицера Главного разведуправления Генштаба армии — засунули непонятно с какой радости, все время приходилось подстраиваться, разводить дипломатию и всячески выворачиваться. Это-то и вызывало у сурового, физически крепкого офицера чувство некоей «проституирующей», как он сам выражался, неловкости. Вот и сейчас его охватывало именно такое ощущение.

— …Решительно дождаться вашего приглашения, товарищ Президент, — в очередной раз извернулся Буров.

— Разве что… Ладно, давай их сюда, коль уж моя охрана щелкает каблуками перед каждым генералом госбезопасности…

«А ты что ожидал, что мы начнем их отстреливать?! — мысленно огрызнулся полковник. — Довел страну — великую страну — почти до полного развала, полного раздрая, и еще и выпендривается! Хочешь, чтобы мы гнали эту “группу товарищей” отсюда?! Тогда в чем дело? Прикажи — и мы их погоним. Но сначала прикажи!».

4

Уже в течение часа референт-адъютант соединял шефа госбезопасности только с тем узким кругом людей, которые были указаны в списке, составленном самим генералом.

Он еще не знал, что очень скоро эти люди станут костяком нового высшего руководства страны — некоего «Госкомитета по чрезвычайному положению», но по взволнованности голосов и по самому подбору посетителей давно определил: эти люди задумали что-то очень серьезное. Нечто такое, о чем ему не только не положено было знать, но и категорически не полагалось догадываться.

Правда, появилось в этом «списке избранных и допущенных» и несколько, на первый взгляд, совершенно «необъяснимых» людей. Как, например, шеф кагэбэ по Казахстану, называя которого, Корягин проворчал: «Да, и обязательно дозвонитесь мне до главного казахского кагэбиста Воротова. Понять не могу, почему я до сих пор не убрал его!»

Если бы речь шла об Украине, референт-адъютант еще воспринял бы это как должное, но обращаться сейчас, в такое время, в алма-атинский филиал конторы!.. Однако еще больше удивился полковник, когда уже буквально через десять минут Корягин с холодной вежливостью поинтересовался у него:

— Так что там с Алма-Атой?

И только тогда референт-адъютант Нефедов понял свою ошибку. Он до сих пор даже не пытался выйти на связь с Воротовым. Не потому, что забыл. Просто сюда, в приемную, звонки

шли чередой. Правда, почти всех их полковник «глушил», но все равно это отбирало уйму времени. Вот только шефу этого не объяснишь.

— Пока не удалось, — попытался он нагло соврать, однако Корягин уже понял, что полковник еще попросту не вычислил казаха-кагэбиста по «табели о важности персон», а потому с еще более суровым спокойствием произнес:

— Я просил бы вас, полковник Нефедов, срочно вызвать на связь начальника республиканского Управления госбезопасности по Казахстану генерал-майора Воротова.

Нефедов прекрасно знал: если уж шеф доходит до полного титулования кого-либо из подчиненных — хуже приметы не бывает. Вот и сейчас в устах Корягина это прозвучало как первый признак того, что казахский обладатель титулов и званий очень скоро может всех их лишиться и вообще оказаться не у дел.

На сей раз полковник попытался с ходу выйти на связь с Воротовым, но, после нескольких попыток, связаться ему удалось только с одним из его подчиненных, да еще — с порученцем. Причем оба заявили, что Воротов сейчас «у первого лица державы», — они отвечали именно так: не республики, а державы, что очень удивило Нефедова, и оба туманно объясняли своему коллеге из столицы: «Вы же понимаете, какие события у нас здесь происходят!».

Когда полковник услышал это объяснение от первого собеседника, то не сразу понял, о чем это он; подумал, что имеется в виду что-то происходящее в связи с переворотом; когда же об этом обмолвился порученец Воротова, почему-то вдруг постеснялся уточнить, что именно тот имеет в виду. Во-первых, не хотелось бы выглядеть человеком несведущим, во-вторых, он понимал, что по обычному телефону разъяснять «сложные ситуации» в кагэбэ не принято. Другое дело — по спецсвязи. Однако от секретного аппарата Воротов, судя по всему, был сейчас далековато.

Все прояснил начальник отдела по связям с общественностью, у которого в конторе было именно то прозвище, которого он заслуживал — «Проныра». Войдя в кабинет референт-адъютанта и увидев, что тот мается в одиночестве, тут же спросил:

— Так что там слышно из Казахстана?

— А что должно быть слышно… из Казахстана? Что там вообще происходит?

Проныра на несколько мгновений застыл с открытым ртом, но, сообразив, что Нефедов действительно не понимает, о чем идет речь, объяснил:

— Так ведь сейчас там находится Президент России Борис Елагин. Так сказать, с официальным визитом в «дружественной стране»… — мать их. Дожились!

— Вот оно в чем дело!.. — понял свою оплошность полковник. — Совершенно упустил это из виду.

— Не ты один, — успокоил его Проныра. — Все мы… упустили его из виду. Именно поэтому он сейчас в Алма-Ате, ведет переговоры с Президентом Кузгумбаевым. Укрепляет, видите ли, связи между суверенными государствами — Российской Федерацией и Казахстаном, делая при этом вид, что Советского Союза уже не существует, что с этой страной давно покончено.