Киммерийское лето
Шрифт:
— Какой же это вульгаризм — «опупеть»? — возразила Рита.
Ника молча сидела на своей раскладушке, щурясь на яркий свет аккумуляторной лампочки над столом. Ей вдруг стало страшновато: все-таки, действительно, оставаться одной среди совершенно чужих людей… Она начала торопливо, почти испуганно перебирать тех, с кем ей предстояло провести эти четыре недели. Самая надежная, конечно, это Лия Самойловна. «Лошадиные силы» — ребята как ребята, Мамай симпатичный, но слишком много шутит, — это присущая некоторым людям способность непрерывно шутить и балагурить всегда казалась
Командор — вот это загадка. В том смысле, что совершенно не знаешь, что про него сказать как про человека. Наверное, ученый он настоящий. А вот человек? Ничего не разглядеть, слишком застегнут на все пуговицы — вот уж полная противоположность Мамаю. В присутствии командора чувствуешь себя такой девчонкой, что душа в пятки уходит. «Почему, собственно, вы решили остаться в отряде? Вы увлекаетесь археологией? А Гомера вы читали? О чем говорится в „Илиаде“? Кто и когда раскопал Трою?» Бр-р-р…
А ведь этот экзамен она выдержала! Непонятно как, но выдержала. В начале разговора командор явно не знал, брать ее или не брать, а потом сразу согласился. Хотя отвечала она далеко не на пятерку, скажем прямо. Может быть, ему понравилось, что она говорит правду? Тогда это хорошо. Хорошо, если человек любит, когда говорят правду.
— Лия Самойловна, добрый вечер, — сказала Светлана, входя в палатку. — Привет, девочки. Как живете-можете?
Она присела к столу и усталым жестом достала из карманов штормовки сигареты и зажигалку.
— Как вам нравится затея моей сестрички? — спросила она, закуривая. — Хоть бы вы ее отговорили, что ли…
— Зачем же, — сказала Лия Самойловна, — пусть Ника поработает здесь, это ведь действительно интересно. Вы не представляете, сколько молодежи просится ехать с нами каждую весну…
— Да пусть остается, я не возражаю, — сказала Светлана. — Лия Самойловна, к вам персональная просьба: не спускайте с нее глаз. В случае чего надерите хорошенько уши, это иногда помогает.
Ника возмущенно фыркнула в своем углу.
— Надеюсь, обойдемся без этого, — засмеялась Лия Самойловна. — Присматривать мы, разумеется, будем все, но ваша сестра производит впечатление достаточно серьезной девушки.
— Серьезной? — переспросила Светлана. — Господи, вот уж попали пальцем в небо. Она не серьезная, она тихоня, это совсем разные вещи. Никогда не знаешь, что такая тихоня выкинет в следующую секунду, вот в чем беда. Ты чего молчишь, лягушонок? Скажешь, я не права?
— Можешь издеваться сколько угодно, — сказала Ника обиженным тоном, — я уже привыкла.
— Ну вот, пожалуйста, — сказала Светлана. — Сама же пьет мою кровь и при этом еще глубоко убеждена, что над нею издеваются. Ты отдаешь себе отчет, какой крюк нам теперь придется делать на обратном пути, чтобы забрать тебя отсюда? Мы-то обратно думали ехать напрямик — через Ростов и Воронеж!
— А я не прошу меня забирать, — возразила Ника, — я сама могу сесть на поезд в Феодосии и приехать в Новороссийск или куда вам удобнее…
— Я тебе сяду! — пригрозила Светлана. —
Утром путешественники решили ехать, не дожидаясь завтрака. Все равно какое-то время придется ждать парома на керченской переправе, объяснил Юрка, вот эту вынужденную остановку они и используют на то, чтобы подзаправиться. Слушая его, Ника опять подумала о том, что человек, садясь за руль, превращается в психа, одержимого бессмысленной манией торопиться — неважно зачем и куда, лишь бы скорее, скорее, без задержек!
— А знаешь, без тебя и в самом деле лучше, — сказала Светлана, устраиваясь на заднем сиденье. — Сейчас я тут раскинусь, как царица Савская, и буду дрыхнуть аж до самой Керчи…
После рукопожатий, напутствий и пожеланий счастливо оставаться одновременно захлопнулись дверцы, «Волга» мягко заурчала отдохнувшим двигателем и пошла, плавно покачиваясь, по вьющемуся между холмами проселку. Когда она, в последний раз блеснув на утреннем солнце стеклами правого борта, скрылась в ложбине, Игнатьев посмотрел на часы.
— Завтракать, друзья, и побыстрее, — сказал он. — Сегодня у нас трудный день, а уже половина шестого…
Ника, зевая и дрожа от пронзительной утренней свежести, поплелась вместе с другими к столовой палатке. Огромное алое солнце вставало из моря, неправдоподобно тихого, словно стеклянного, каким увидеть его можно лишь в такой ранний час; пахло росистой травой и — уже почти неощутимо — бензиновым перегаром и пылью, поднятой колесами уехавшей «Волги». Почувствовав на плече руку, Ника обернулась и снизу вверх глянула на командора.
— Ну? — спросил тот улыбаясь. — Почему такой несчастный вид? Уже раскаиваетесь, что не поехали?
— Н-нет, что вы, — поспешила ответить Ника, бодро постукивая зубами. — Просто мне ужасно почему-то холодно… это сейчас пройдет…
— Да, поедите и согреетесь, — сказал Игнатьев и, ободряюще пожав ее плечо, убрал руку. — А через час вообще будет жарко. Кстати, вы боитесь скелетов?
— Скелетов? — Ника даже остановилась. — Не знаю, я их не видела никогда… хотя нет, видела! По анатомии. Нет, они не особенно страшные, по-моему. А что?
— Потом объясню, — сказал Игнатьев и крикнул Мамаю: — Витя! Захвати с собой план третьего раскопа с некрополем!
За столом сначала было тихо, как обычно по утрам, даже буйные «лошадиные силы», не выспавшись, пребывали в состоянии полуанабиоза, потом стали оживать. Ника, съев свою тарелку пшенной каши, с наслаждением тянула чай из обжигающей руки и губы эмалированной кружки, чувствуя, как с каждым глотком разливается по телу тепло.
— Лия Самойловна, — сказал Игнатьев, когда завтрак подходил к концу, — вы с Виктором Николаевичем продолжайте на четвертом, а я сегодня хочу заняться некрополем. Вы сможете пока обойтись без помощницы на разборке?