Кимоно для боя
Шрифт:
– Я буду сопровождать вас, а потом мы вместе отправимся в отдел, – сделал последнюю попытку Галустов, в глубине души понимая, что он проиграл.
– Нет, ну что вы! – Китаец улыбнулся и отрицательно покачал головой. – Клиенты сейчас такие нервные пошли: чуть что, сразу разрывают контракт и требуют вернуть деньги. Вы ведь не хотите, чтобы у меня были проблемы?
– У вас не будет никаких проблем, – выдал напоследок лейтенант, – если вы не будете чинить препятствия следствию путем сокрытия важных, имеющихся в вашем распоряжении фактов.
«Ну ты, милый, и загнул! –
– Да какие там факты, – махнул он рукой. – Уверяю вас, лейтенант, мне не известно ничего такого, чего бы вы не могли узнать сами.
– Значит, вы все-таки признаете, – провел ладонью ото лба к затылку лейтенант, – что у вас имеются факты по делу о смерти гражданки Петрушенко?
– Я этого и не отрицал.
– Тогда предоставьте их в распоряжение следствия, – резанул Галустов.
– Если вы поясните, какие именно вам нужны факты, – беззлобно посмеиваясь внутри над лейтенантом, произнес Китаец, – то я, возможно, вам их предоставлю.
Галустов продолжал стоять возле двери, пытаясь испепелить Китайца взглядом. Когда он понял, что в его взгляде нет даже искры, которая могла бы поджечь клочок ваты, он ретировался. Но последнее слово он все же решил оставить за собой.
– Я пришлю вам повестку, – угрожающе произнес он, – посмотрим, как вы заговорите тогда.
– Я обязательно приду, – кивнул Китаец. – Вместе с Бухманом.
Танин откинулся на спинку кресла. Общение с представителями органов правопорядка всегда наводило на него тоску. Он ничего не чувствовал сейчас, кроме раздражения и усталости. И подобно тому, как Танин был убежден, что в проституцию идут женщины с определенным душевным складом, точно так же он полагал, что в милицию идут по призванию. То есть руководствуясь некоторыми психологическими и жизненными мотивами, среди которых комплекс неполноценности занимает немаловажное место. Следствием этого досадного комплекса является не столько забота об установлении справедливости и порядка, сколько желание продемонстрировать «внештатным» гражданам, что именно твое, ментовское, мнение и есть справедливость и истина в последней инстанции.
Китаец вдосталь насмотрелся на грубо сколоченные черепа, на словно тремя торопливыми ударами топора вырубленные лица, на неприкрытую зависть, агрессию и тупость. Подозрительные взгляды, глупое высокомерие, непонятно откуда берущееся чувство собственного превосходства, суровый деловой тон и то легкое смущение и неловкость у младшего состава, возникающие в случаях, когда такой маститый и иронично-эскпансивный юрист, как Бухман, неопровержимо и виртуозно доказывает, что к нему, Танину, у милиции не может быть никаких сколько-нибудь обоснованных претензий, – все это порой представлялось Китайцу игрой марионеток, не догадывающихся о том, что их водят за невидимые нити.
– К тебе пришли, – открыв дверь кабинета, объявила Лиза с порога.
При этих словах Танин автоматически положил руку на «ПМ». Тот покоился в кобуре, и от
– Ты что, вывесила объявление, что у нас сегодня приемный день с утра? – усмехнулся он.
– Ничего я не вешала, – с серьезным видом произнесла она.
Лиза хотела было войти в кабинет, чтобы обсудить с шефом линию поведения с новым визитером, но была буквально сметена бесцеремонным напором, с которым в кабинет ворвалась немолодая худощавая шатенка. Ее эскорт составляли два широкоплечих молодца. У одного были светлые, цвета спелой соломы, немного всклокоченные волосы, мужественное, со шрамом вдоль правой щеки лицо и убийственно-спокойный взгляд. Одет он был щегольски – в длинное пальто, темные классические брюки и модные замшевые туфли на толстой подошве.
Другой парень был помоложе и попроще. Обычная кожаная куртка и черные джинсы. Лицо – немного одутловатое и туповатое. Взгляд холодных серых глаз беспокойно бегал, изучая помещение.
Сама дама была явно «из высшего общества». Ухоженная, прямая как буква i и, как догадывался Китаец, несговорчиво-требовательная. Об этом говорили упрямая складка между темных изломанных бровей и две узкие глубокие морщины, шедшие к подбородку от углов ее узкого, плотно сжатого рта. Судя по ее пронзительному взгляду, худощавости и резким движениям, в ней можно было предположить особу весьма темпераментную, но сумевшую направить беспорядочные импульсы своей страстной натуры в русло стремления к достижению одной-единственной цели.
На шатенке была пикантная курточка из тонкой замши с воротником и отделкой из искусственного меха, белизну которого прочерчивали черные плавные полосы. В этой «зебристой» вещице Китаец угадал именной продукт западных мастеров.
– Вот вы-то мне и нужны, – самодовольно улыбаясь, процедила эта фифа.
Она судорожным движением повернула голову к растерянно жмущейся к косяку Лизе.
– Лиза, – со всей мягкостью, на которую был способен, сказал Китаец, – свари нам, пожалуйста, кофе.
Женщина с ледяной усмешкой повела плечами, мол, что еще за пустяки, и без приглашения уселась в кресло напротив Китайца.
– Извините, пожалуйста, меня за то, что я сижу, – не без издевки улыбнулся Китаец, – но вы так внезапно появились, что я не успел вспомнить о вежливом предписании встречать женщину стоя.
– Очень мило, – показала женщина в улыбке мелкие хищные зубки, – Роберт, Стас…
Она слегка склонила голову набок. Роберт и Стас с собачьей покорностью заняли два стула, поставив их по обеим сторонам от своей госпожи.
«Телохранители», – констатировал Китаец.
– Чем обязан?
– Вы – детектив Танин, – не спрашивая, а утверждая, резким тоном произнесла женщина, – а я – Ольга Васильевна Сорокина. У меня к вам есть деловое предложение…
Слово «предложение» она выговорила с таким холодным и надменным видом, что в ее устах оно приобрело ледяную твердость приказа.
– Я весь внимание, – невозмутимо улыбнулся Китаец.
– Вы прекращаете начатое вами расследование, – глядя на Китайца в упор, сказала она, – и мы расстаемся друзьями.