Кина не будет
Шрифт:
С пронзительными сиренами во двор врываются пожарная машина, «Скорая помощь» и полиция. Шум, крики, грохот перекрываются тревожной, всё нарастающей музыкой… И вдруг она обрывается. Тишина.
Вступает нежная, лирическая мелодия. Мы видим, что в песочнице сидят давно помирившиеся Мишка и Машка. У каждого в руке по половинке воздушного шарика на ниточках. А у Мишки в руке мороженое на палочке, от которого они по очереди откусывают по кусочку.
Глава третья
Сценарии полнометражных фильмов
Сорок
ОТ АВТОРА: «Сорок минут до рассвета» – мой первый полнометражный киносценарий, я написал его вместе с покойным Робертом Виккерсом. Он очень понравился и режиссёру Якову Сегелю, и директору киностудии имени Горького Григорию Бритикову, и руководителю объединения Сергею Герасимову, и великолепному артисту Глебу Стриженову, который и сыграл в этом фильме главную роль… Даже от Георгия Товстоногова, который каким-то образом прочитал сценарий, мы получили предложение поставить этот сценарий на сцене БДТ.
Словом, это был большой успех, мы захлёбывались в славе, и в связи с тем, что Яков Сегель, снимая фильм «Течёт Волга», не успел вложиться в летнюю натуру и выпуск этого фильма был отсрочен почти на год, мы отдали наш сценарий на «Беларусьфильм», где сразу приступили к его съёмкам. Снимал талантливый режиссёр Борис Рыцарев, играли выдающиеся актёры, к примеру, такие как Глеб Стриженов и народный артист СССР Дмитрий Милютенко…
И оператор, и директор фильма, и руководство студии любили этот сценарий и всячески содействовали его воплощению на экране, но… Завершение съёмок нашего фильма совпало с затеянной кампанией Хрущёва: борьба с влиянием Запада. Главный удар пришёлся по тонкому, изящному и правдивому фильму режиссёра Марлена Хуциева «Застава Ильича». И была «спущена» команда: в каждой республике, на каждой студии найти что-нибудь подобное и побить его.
Поскольку наш фильм имел необычный сюжет, его признали годным для битья и поиздевались над ним до того, что «отрезали» финальный поворот сюжета, который заставлял потом переосмыслить всё увиденное. И хоть фильм вышел на экраны в таком обрезанном виде, всё равно он понравился публике, и залы были полными. Но именно это не понравилось властям, и через три дня, по требованию ПУРа (Политического управления армии), он был снят с проката. Навсегда.
Я пробился на приём к заместителю начальника ПУРа и спросил:
– За что вы запретили наш фильм?
И он спокойно ответил:
– За еврейский пацифизм.
– Разъясните, в чём он выражается?
– Нет, это вы разъясните, почему считаете, что на войне погибали лучшие?
– Потому что они вели за собой и были всегда впереди.
– А кто же, по-вашему, остался?
Я посмотрел на его кабинетно-верноподданное лицо и ответил:
– Посмотрите в зеркало!
И
Было горько и больно: потрачено столько времени, и сил, и здоровья! И самое обидное: фильм даже в таком кастрированном виде всё равно многим нравился. Приведу цитату из интервью Глеба Стриженова, которое он дал через много лет, незадолго до смерти:
ЖУРНАЛИСТ: Вы снимались во многих фильмах – какой из них доставил вам самую большую радость?
ГЛЕБ: «Сорок минут до рассвета».
ЖУРНАЛИСТ: А какой – самое большое огорчение?
ГЛЕБ: «Сорок минут до рассвета».
На этом я заканчиваю своё вступление и предлагаю вам самим познакомиться с этим сценарием.
Сырая весенняя ночь. Быстро мчится курьерский поезд. В тамбуре купейного вагона с маленьким чемоданом в руке стоит Константин Метелёв, седеющий мужчина лет сорока. Поезд подходит к станции. Девушка-проводница с грохотом открывает вагонную дверь.
– К родным? – поворачивается она к Метелёву.
– Нет.
– Отдыхать?
Метелёв отрицательно качает головой.
– Значит, по делу, – заключает девушка. – А большой город Зареченск?
– Не знаю. Во время войны был просто «населённым пунктом».
Толчок. Поезд остановился. Станция. Мужской голос негромко поёт задушевную солдатскую песню:
Бой гремел от зари до заката,Выли мины всё злее и злее…Только к ночи вздохнули ребятаИ уснули в случайной траншее.Солдат согревает родная земля,И над ними шумят тополя…На фоне песни идут титры. Переждав титры, паровоз даёт гудок и трогается. Поезд ушёл.
На пустынном перроне остался Метелёв.
Вот он уже у дверей небольшой гостиницы. Недовольный швейцар открывает не сразу. Заспанная дежурная спрашивает:
– Надолго?
– Не знаю, – отвечает приезжий. – Разбудите меня на рассвете.
Предрассветный сумрак. Пустыми улицами ещё не проснувшегося городка Метелёв выходит на окраину. Вот он у подножия холма, на вершине которого белеет маленький домик. Он что-то отыскивает по одному ему знакомым приметам. Кажется, нашел.
Он стоит у большого развесистого вяза. Закуривает и задумчиво рассматривает старую обвалившуюся траншею, заросшую высокой травой. Неожиданно его окликает далекий мужской голос:
– Костя!
Он закрывает глаза и улыбается. Другой голос зовёт его:
– Костя!
Он не отвечает. Тогда вслед за мужскими голосами его окликает женский голос:
– Костя!
Не открывая глаз, он улыбается своим далёким воспоминаниям.
Вот семнадцать лет назад, пригнувшись, он идёт по этой же траншее. Подходит к группе солдат, окружившей долговязого старшину Григория Бандуру. Не замечая Метелёва, тот продолжает увлечённо рассказывать: