Киндрэт (Тетралогия)
Шрифт:
— А. Это я на школьном турнире по теннису. Третье место.
Он снова скрылся на кухне, но через минуту выглянул и спросил чрезвычайно серьезно:
— Дарэл, ты пьешь кофе?
Мне нравился запах кофе, а кровь тех, кто его пил, приобретала пьянящий, очень приятный привкус.
— Сегодня не буду.
Лориан поразмыслил немного:
— У нас есть хороший коньяк. Хочешь?
Мальчишка был горд, что у него взрослый, серьезный гость. И он может предлагать ему серьезное угощение, а не
Я положил фотографию на полку, оглянулся. В комнате произошли некоторые изменения. На низком журнальном столике между двух кресел стояла бутылка коньяка, два бокала, тарелка с нарезанным лимоном.
Все как у «больших».
Видимо, на моем лице появилось насмешливое выражение, потому что он слегка покраснел. Показался глупым самому себе. Подумал, что я насмехаюсь над его попытками организовать встречу двух друзей, объединенных интересом к творчеству Вэнса. Рассердился и заявил нелогично:
— А ты вообще спал, как… летучая мышь!
Сравнение было таким метким, что я не сдержался и расхохотался во весь голос.
— Тише! Помешаешь соседям! Здесь слышимость знаешь какая!
Ему снова стало легко со мной.
Мы сидели в широких удобных креслах. Лориан, разговорившийся после рюмки коньяка, повествовал о своей жизни. А я слушал его с непонятными для себя самого жадностью и тоской.
В шестом классе он болел. «Ничего серьезного, но пришлось много пропустить, и я занимался дома». В седьмом впервые влюбился. «Но ей больше нравилось обсуждать наряды и своих подруг, а мне — заниматься физикой и играть в теннис».
Потом мы смотрели фото со встречи. Лориан с гордостью демонстрировал кадры, на которых я рядом с Вэнсом и Паула во всем своем фэриартовском великолепии.
— Красивая, — вздохнул мальчишка, рассматривая совершенное, надменное лицо девушки. — Она кто?
— Певица. Бывшая.
— Очень красивая.
Снова Вэнс. С ним красный от смущения и восторга Макс. Лориан. Я, на удивление спокойный, стою напротив Паулы, хотя именно в тот момент мне хотелось придушить ее.
— Хорошие фотографии.
— Мне тоже нравится. Макс здорово снимает. Пойдем, покажу альбомы Вэнса.
Комната Лориана оказалась маленькой, но уютной. Стены обклеены плакатами с изображением певца — обоев не видно. Стол, кресло, компьютер, узкий диван, шкаф с книгами. Целая полка отведена под записи Гемрана. В центре — диск с дарственной подписью. Стоит открытый. Так, чтобы любой мог увидеть размашистые слова с острыми углами букв. Кроме отсутствия инстинкта самосохранения подростки склонны к созданию идолов и поклонению им. Какое-то рудиментарное язычество.
Я снял с кресла футболку Лориана. (На ней красовалось название группы Вэнса, написанное ядовито-красным.) Огляделся
— Знаешь, — сказал он неожиданно, — а я ведь совсем ничего не знаю о тебе.
— Тебя это напрягает?
— Нет. Просто странно общаться с человеком, о котором известно только, что он эмпат и знаком с известным рок-певцом. Ну, еще его имя.
Я взял книгу со стола. Это оказалось не жизнеописание Британца, как можно было ожидать, а «Чайка по имени Джонатан Ливингстон» Ричарда Баха.
— Дарэл, иногда я очень странно чувствую себя рядом с тобой. Так, будто ты прекрасно знаешь, что происходит в меня в голове. Это реально?
— Да.
Он сидел в неудобной позе, подогнув ногу, упираясь рукой в подушку, и пристально, требовательно смотрел на меня. — Это, наверное, тяжело — постоянно чувствовать других?
— Тяжело.
— Сегодня, когда ты стоял на мосту и смотрел на звезды, мне показалось вдруг, что тебе нет дела ни до меня, ни до кого вообще на земле. И я испугался. По настоящему испугался, вдруг это правда.
— Это неправда.
Редкий дар у этого мальчика. Я чувствовал его искреннее внимание к собеседнику, доверие, желание разделить его проблемы. Таким же был я в человеческой жизни…
Он поднялся и со словами: «Подожди, я сейчас…» вышел из комнаты.
Теплый, мягкий свет, приглушенный голос Вэнса, который не мешал думать, удобное кресло. Я не собирался спать. Но двое суток без отдыха, тяжелая работа и теплая волна сочувствия, исходящая от мальчишки, отключила мой инстинкт самосохранения и стала тянуть в глубокую черную яму, без мыслей и сновидений.
Лориан не разбудил меня. Несколько мгновений он стоял рядом, не зная, что делать со спящим в кресле гостем. Но потом пожалел, не стал беспокоить. И я провалился в черноту окончательно.
Меня разбудила острая режущая боль в плече. Она вонзалась все глубже и глубже.
Я открыл глаза и увидел свет. Солнечный свет! Тонкий, как спица, луч солнца пробивался сквозь щель в гардинах и падал на мое плечо, прожигая, кажется, насквозь. День… свет… солнце!
— Черт! Черт!! — Я кубарем скатился с кровати в спасительную тень, разбудив своим воплем и своим ужасом Лориана, спавшего в соседней комнате.
— Дарэл, что? Что случилось? — Он появился на пороге, хлопая сонными ресницами. — Что с тобой?!