Киногерой для Розалинды
Шрифт:
— Это так, Сэм?
Казалось, все происходит как в замедленной съемке. Линди отчетливо запомнила мельчайшие подробности этой сцены.
— Я рассказал бы тебе о нем в свое время.
— И когда же оно наступило бы?
Она говорила резко, осуждающе. Сэм протянул было руку, чтобы коснуться ее, но его остановило выражение ее глаз — она смотрела на него с ледяным презрением. Сэм даже попятился.
— Судя по твоей реакции, это не имеет значения.
Солнечный день неожиданно померк. Линди вдруг стала для него чужой.
— Понимаешь, Бен...
— Ты даже знаешь,
— Бену скоро будет тринадцать.
— Я понимаю, что считать ты умеешь. А сколько раз ты присутствовал на дне его рождения?
В глазах Сэма промелькнула боль, но Линди ничего не замечала — она была слишком поглощена своим горем. Как могла она быть такой дурочкой! Поддалась его обаянию, а оказывается, это все внешнее. На самом деле он такой же, как Пол.
— Это было невозможно в силу определенных причин...
— Ну конечно, — презрительно усмехнулась она. — Причины всегда найдутся. Такие, например, как обыкновенная непорядочность. Теперь мне понятно, почему ты удрал из Огайо. Побоялся ответственности...
— Если ты послушаешь меня хоть минуту, я тебе объясню, почему я уехал искать работу в других краях. Господи Боже, нам было всего по восемнадцать лет.
— Нам? Просто удивительно, что заодно с ребенком ты не забыл благополучно и про мамочку!
В глазах Линди ссылки на возраст и неопытность не могли служить оправданием. Она и сама была молода и неопытна тогда, много лет назад, и, тем не менее, все последствия обрушились на нее. Если бы она не была тогда так молода и так раздавлена всем случившимся, может быть, сегодня она не стала бы переносить свои чувства на незнакомую ей женщину.
— Я не забыл ни Бена, ни Мерилин. — Сэм не повышал голоса, но каждое слово дышало враждебностью. Стиснув зубы, он продолжал со свирепой улыбкой: — Странное дело, я почему-то не думал, что ты видишь мир в черно-белом цвете, без полутонов.
Его осуждение только подстегнуло ярость Линди. Да как он смеет смотреть на нее свысока?
— Не может быть никаких полутонов, когда мужчина бросает своего ребенка на произвол судьбы! Имей хотя бы мужество признаться в том, что ты совершил!
— Какая ты высокоморальная особа, Розалинда. — Сэм уже не скрывал своего презрения. — Что ж, я готов признать, что действительно совершил ошибку. Думал, что ты способна на сочувствие, на душевное тепло. Бедные твои пациенты, если ты и на работе столь же беспощадна!
— Сочувствие я берегу для женщины и ребенка, которых ты предал! — выкрикнула Линди. Как он все вывернул наизнанку, ее же и упрекает! Совсем стыд потерял!
— Никого я не предавал, но с тобой мне что-то не хочется это обсуждать.
— Потому что я оказалась не такой доверчивой дурочкой, за какую ты меня принимал?
— Ты не та, за кого я тебя принимал, вот это точно.
— Вот и хорошо, что наш роман был обыкновенной интрижкой на съемочной площадке. Ты ведь сам говорил, что это дело житейское, не о чем и говорить.
Сэм пожал широкими плечами и распахнул дверь, всем своим видом показывая, что разговор окончен. Затем обернулся и холодно посмотрел на Линди.
— Может, я и не очень
Линди гневно вскрикнула, не находя слов от возмущения. Сэм зло засмеялся:
— Что тебя так рассердило: «ханжа» или «лицемерная»? Может, и у тебя найдется скелет в чулане? Вижу, что найдется! — Казалось, страдальческое выражение ее лица доставило ему жестокое удовольствие. — Успокойтесь, доктор, ваше темное прошлое меня абсолютно не интересует.
Он захлопнул дверь с такой силой, что даже трейлер закачался.
Когда два часа спустя Хоуп встретила Линди у своей машины, то не увидела на ее лице и признака слез. Нервная дрожь тоже уже прошла. Линди словно погасла. Ушел тот внутренний свет, которому так радовалась Хоуп. Глядя в пустые глаза сестры, Хоуп чуть не вскрикнула от переполнявших ее чувств.
— Вы поссорились. — Это был не вопрос, а утверждение. — Сэм просто в клочки разносит всякого, кто подвернется ему под руку. Он играл сегодня так, что даже я перепугалась. Глядишь, благодаря тебе получит «Оскара». В его игре всегда чувствуется какая-то сдержанность, как будто он не раскрывается до конца, но сегодня он просто пустился во все тяжкие!
— Всегда рада быть полезной, — с горечью ответила Линди. Господи, эти люди думают только о себе и своих делишках! Скорей бы вернуться домой, к нормальной жизни.
— Ой, прости, я ведь на самом деле переживаю за вас. Но вы наверняка помиритесь.
— Я ненавижу и презираю Сэма Рурка и надеюсь, что никогда больше его не увижу!
Она говорила с такой яростью, что Хоуп даже вздрогнула.
— Ты сама на себя не похожа. А насчет никогда не видеть — у тебя же контракт еще на три недели. После этого мы возвращаемся на киностудию, и ты снова — вольная пташка.
Линди застонала.
— Боже мой! Я и забыла о контракте! Нет, я не смогу.
У нее задрожали губы, и она прижала руку ко рту. Еще три недели работать с ним вместе? Внутри у нее все сжалось от ужаса.
— Ну, давай я объясню Сэму, что ты очень расстроена. Он, наверное, не станет тянуть из тебя жилы.
Линди резко вскинула голову.
— Расстроена? — повторила она гневно. — Я совсем не расстроена, пусть он не надеется, гад ползучий! Я ему покажу, что он меня ни вот столечко не волнует!
Она прищелкнула пальцами и с вызовом тряхнула головой.
«Этот жест может мне пригодиться, когда нужно будет сыграть душевное потрясение перед камерой, — подумала Хоуп. — Может, я тоже получу "Оскара"»?
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Служащие фирмы, взявшейся за организацию банкета, заполонили весь дом и сад. Устав сидеть безвылазно у себя в спальне, Линди устроилась в маленькой комнатушке, которая служила Ллойду кабинетом. Ллойд оказался гостеприимным хозяином, он даже начал нравиться Линди. Он, конечно, злоупотреблял хорошим отношением Хоуп, но это, в конце концов, ее дело.