Кинокава
Шрифт:
После начала войны с Китаем и учреждения кабинета Коноэ, [80] который поддерживала бюрократия, влияние политических партий резко снизилось. Однако Кэйсаку предпочитал работать во благо префектуры Вакаяма, а не противостоять росту «милитаристской Японии».
– Отец, вы по-прежнему активный член Сэйюкай, которая и пальцем не пошевелила, чтобы преградить дорогу японскому фашизму? – набросилась на него Фумио.
– Я бы не стал так говорить. Ситуация в стране напряженная, и мне ничего не остается, как только заботиться о процветании своих избирателей, – сдержанно ответил Кэйсаку.
80
1937 г. (Примеч.
Либерализм и демократия считались зародышами коммунизма, правительство старалось сделать из левых сил козлов отпущения, особенно после того, как левые заняли антивоенную позицию. Указ о всеобщей мобилизации развязал руки милитаристам и бюрократам, снабдив их невиданной властью на местах и настроив страну на военный лад.
Либералка в душе, Фумио читала газеты и прекрасно понимала всю опасность сложившейся в Японии ситуации.
– В самом деле, отец, даже социал-демократическая партия пляшет под дудку милитаристов!
– Когда сильные мира сего приказывают плясать, с ними не поспоришь. После событий 26 февраля [81] положение дел сильно ухудшилось.
– Чего, по-твоему, нам ждать?
– Не могу сказать.
В школьные годы Фумио никогда не доводилось видеть отца таким мрачным.
– Что тревожит отца, мама?
– Не знаю. При мне он только смеется да приговаривает, что у него на попечении вся Вакаяма, за ней приглядывать надо.
– Что вы думаете насчет настоящего положения дел, матушка?
81
26 февраля 1936 г. в Токио произошел фашистский путч, во время которого было убито немало государственных деятелей. Мятеж был подавлен 29 февраля без вооруженного столкновения. (Примеч. пер.)
– А Эйдзи что говорит? Со стороны всегда виднее.
– Он, естественно, против фашизма.
– Но разве Ява не голландцам принадлежит? Каково мнение Голландии насчет Тройственного пакта? Она ведь на ножах с Германией.
До сих пор Фумио вела беззаботную жизнь в голландской колонии, но острые вопросы Ханы заставили ее призадуматься.
Не привыкшая к зимам Ханако почти все время болела. В ожидании четвертого ребенка Фумио совсем притихла и все свое время посвящала дочери.
Однако в доме Матани жизнь по-прежнему била ключом, и Хана находилась в самом центре событий. Она уже несколько раз стала бабушкой, но при этом так ловко и с такой энергией заправляла делами и домом, что ей завидовали многие молодые. За спиной ее называли Сун Мэйлин, настолько она была похожа на супругу Чан Кайши. Однако недобрых чувств никто к Хане не питал, а она в свою очередь вела себя так же достойно, как и прежде.
Кэйсаку отбыл на десять дней в Токио. Дел немного поубавилось, и Хана решила взглянуть на первые цветки сакуры. Они с Ханако двинулись в путь, оказавшись единственными пассажирами трамвая, который весело бежал в парк Вакаяма. Когда Ханако выразила желание взглянуть на замок, Хана изменила первоначальные планы, и они направились к башне.
В это воскресенье народу было гораздо меньше, чем в праздники, но сладкими рисовыми колобками в форме сосновых шишек все же торговали. Люди шли в зоопарк, по игровой
– Посмотри на этого тигра, бабуля! – неожиданно остановилась Ханако.
Перед их взором предстала статуя тигра в половину натуральной величины. Казалось, зверь бесшумно подкрался к ним из кустов.
– Давным-давно этот замок назывался Замком Тигра, Крадущегося в Бамбуковых Зарослях. Отсюда и статуя.
С интересом слушая бабушку, Ханако внимательно рассматривала изваяние.
– Что-то с этим тигром не так… О, поняла! Бабуля, у него лапы какие-то странные.
Действительно, тигр застыл в неестественной позе: и задние, и передние лапы одновременно ступали вперед.
– А ты наблюдательная, Ханако. Когда статуя была закончена, возникло много споров по поводу неправильного расположения его лап.
– Тогда почему статую не переделали? Разве можно выставлять на всеобщее обозрение неправильные вещи?
Хана с серьезным видом заглянула в поднятые на нее глазенки:
– Некоторые люди находят подобные ошибки забавными.
– Мне и самой забавно, к тому же никакого вреда от статуи нет!
Белые зубки Ханако блеснули в ослепительной улыбке. Быстрая реакция девочки приятно удивила Хану. Как хорошо, что Ханако не пошла в мать! Фумио непременно разложила бы любую ошибку на составляющие и высмеяла каждую в отдельности. Хане захотелось самой воспитать эту девочку, она вспомнила свое детство и Тоёно.
Вскоре перед ними предстали ворота второго круга укреплений. Здесь бабушка с внучкой присели на лавочку отдохнуть после крутого подъема. Замок Вакаяма стоял высоко над городом, там, где ему не грозили никакие наводнения.
Они обернулись и посмотрели на потонувшую в белом мареве лепестков вишневую рощицу.
– Это и есть сакура? – разочарованно протянула Ханако. Она росла в чужой стране и о Японии знала от родителей, из книжек с картинками да по рассказам учителей японской начальной школы. Согласно этим источникам цветки сакуры – национального символа Японии – превосходили своей красотой все красоты мира, вместе взятые, и девочка явно ожидала увидеть нечто потрясающее воображение. Привыкшая к ярким тропическим краскам, Ханако не смогла оценить изысканной прелести бледно-розовых лепестков, сочла их скучными и невзрачными.
– Махровая сакура еще не набрала силу, давай вернемся сюда в конце месяца и поглядим на нее, – предложила бабушка, пытаясь смягчить разочарование внучки.
Хана купила два билета, вместе с внучкой прошла через ворота, пересекла внутренний дворик и оказалась в башне.
Изначально тэнсю предназначалась для военных целей, но она была совершенно не похожа на оборонительное сооружение. Еле видимый в полумраке толстый деревянный остов не впечатлял. В пробивающихся сквозь крохотные квадратные окошки лучах света плясала пыль, которую взбивали ноги желающих взглянуть на одну из национальных достопримечательностей Японии.
– Какая здесь пылища! Как бы у меня тонзиллит не начался.
– Давай поднимемся на смотровую площадку. Оттуда весь город Вакаяма видно как на ладони.
Они полезли вверх по крутым ступенькам, и тут Хане неожиданно пришла в голову мысль: не слишком ли утомительна эта весенняя прогулка для шестидесятидвухлетней старухи и девятилетнего ребенка? И без того слабенькая, Ханако совсем побледнела, когда они добрались до третьего яруса. Хана тоже вся тряслась – наверняка перенапрягла и ноги, и спину. И все же захватывающий вид стоил затраченных усилий. В ясный денек отсюда можно было разглядеть даже устье Кинокавы.