Кинжал
Шрифт:
— Матушка! — вскричала Белинда, — Вы опять всё путаете! При чём тут древний Шумер и императоры! Я здесь из-за духа инквизитора! Неужели вы забыли, что он сбежал?!
— Дитя моё, — строго сказала Энедина, — я никогда ничего не забываю, хотя в моём положении это не так-то просто. Конечно, когда тебя так грубо выводят из транса, сначала перепутаешь и воплощения, и измерения. Естественно, я помню инквизитора. Разве не я, после того, что он сделал с тобой, превратила его жизнь в кошмар? Каждую ночь он видел тебя во сне, и каждую секунду, и днём и ночью, в его
— Прекрасно, матушка, — воскликнула Белинда, — только сейчас он сбежал, вселился в кого-то из обитателей замка и жаждет за всё отомстить!
— Я знаю. Но, дорогая, к чему же так волноваться. — Энедина по-кошачьи грациозно потянулась — игра антрацитово — чёрных волос в скупом трескучем мерцанье свечей, и белые узкие пальцы, точно когти, скребущие воздух…
— Ты же не думаешь, милая девочка, что он вселился в меня?
— Нет, матушка…надеюсь, что нет. Ну, вставайте, прошу вас! Пойдёмте вниз. Там все уже собрались… должны были собраться, — докончила Белинда с ноткой сомнения в голосе.
— Ну, хорошо. — Энедина вздохнула. — Дай руку, дитя моё, и помоги мне встать.
Белинда с готовностью протянула матери руку, та неожиданно легко поднялась, расправила плечи, крепко сжала запястье Белинды, — и в тот же миг они оказались в гостиной. Белинда успела лишь подивиться: как тело Энедины, почти не покидающее саркофаг, не утратило навыков перемещения?
8
Инквизитор
Как ни странно, в гостиной действительно были все. Даже Вивиана сидела, забившись в угол, и на её лице отчётливо читалась борьба между страхом и любопытством.
Мартин сидел, весь напружинившись и сверкая жёлтыми глазами. Театрально скучавшая Ульрика при виде Белинды стиснула губы и отвернулась. Люций бродил по комнате взад и вперёд с видом мученика, претерпевающего незаслуженно жестокие страдания. Тётушка Лавиния, по-прежнему уютно примостившись возле камина, ваяла очередную восковую фигурку — на коленях у неё скопилось уже пять. И, наконец, сам дядюшка Магус восседал в высоком кресле, как и пристало убелённому сединами главе Чёрного рода.
Увидев Белинду с Энединой, старый маг воскликнул:
— Ну, наконец-то! Все в сборе, можно начинать!
— Что начинать? — кисло осведомилась Ульрика.
— Помолчи, девчонка! — сурово прикрикнул дядюшка. — Сейчас не время! Говорить буду я!
— Подождите! — воскликнула Белинда.
Все посмотрели на неё, кто-то удивлённо, кто-то осуждающе: перебивать главу рода было не принято.
— Прошу прощения, дядюшка, — произнесла Белинда торопливо, — но я должна…
Она вскинула голову и скрестила руки на груди.
— Я должна сказать… Я чувствую тебя, инквизитор! Ты здесь, в этой комнате!
Ульрика презрительно фыркнула.
— Дешёвка, дорогая! Всем известно, что инквизитор в одном из нас! Ты просто блефуешь!
— Нет, Ульрика, — возразила Белинда. — Можешь не верить, меня это не трогает.
— Я чувствую тебя, — продолжала она. — Мне самой странно, — я ведь разговаривала с каждым отдельно, и абсолютно ничего не ощутила. Впрочем, это вполне понятно. Тогда ты боялся себя выдать, инквизитор, поэтому и затаился. А сейчас, когда все собрались, и ясно, что ты среди нас, я ощущаю твою ненависть. Она дурно пахнет, она гниёт — так же, как гниют в могиле твои кости, инквизитор.
Белинда яростно тряхнула головой и рухнула в кресло.
— Интересно! — снова вступила Ульрика, нервно ломая пальцы. — Мы все под подозрением… и только Белинда в особом положении. Невинна, как дитя! И она этим явно рисуется!
— Помолчи, наконец! — взревел дядюшка Магус. — Благодаря этому особому положению Белинды мы только и можем спастись! А она из-за этого находится в особой опасности! Я хочу сказать, что Белинда не должна оставаться ни с кем из нас наедине. И ты, малышка, — он пальцем указал на Вивиану, — должна всё время быть рядом со своей госпожой! И вообще! Это касается не только Белинды! Мы не должны оставаться вдвоём с кем бы то ни было! Каждый может оказаться инквизитором! Ты Ульрика, должна переселиться в отдельную спальню!
— Но, дядюшка Магус!
— Не смей мне перечить! Вы и так проводите с Люцием вместе не так много времени. А он, полагаю, даже будет доволен! — Магус хихикнул. — Верно, мой мальчик?
Ульрика яростно вспыхнула.
— Далее. — Дядюшка Магус вцепился в бороду. Он явно не знал, что ещё сказать — Каждый должен помнить о магической защите! Хуже всего то, — он сердито нахмурился, — что нам очень сложно защищаться от силы друг друга…
— О, нет.
Это сказала Белинда — тихо и абсолютно спокойно… но все почему-то вздрогнули, — даже Энедина, восседавшая в позе египетской статуи, с пустым взглядом, устремлённым в никуда.
Глаза Белинды, расширились и потемнели, она неотрывно смотрела на стену. На атласных обоях, изъеденных временем, что-то проступало. Все замерли, читая возникавшие одна за другой кроваво-красные буквы. Латынь…
«Я здесь. Я в одном из вас. И я уничтожу вас всех».
Точка. Конец. Кровавая клякса — точно рана на грязных обоях. Все молчали — все взгляды неумолимо стянулись к этой алой язве, и заскользили вспять, по каждому знаку — снова и снова. В глазах всех, собравшихся возле стены, горели плевками багровые буквы…
И вдруг в комнате послышался смешок… и этот смешок был совсем не похож на добродушное утробное хихиканье дядюшки Магуса.
Никто ничего не сказал. Все лишь смотрели молча — то снова на надпись, то друг на друга.
Ты?
Ты?!
Наконец, Белинда разорвала душную завесу подозрительного злобного молчания.
— Замечательно! — воскликнула она — почти весело, но на щеках у неё танцевали пунцовые пятна, а глаза стеклянно блестели. — Браво! Он уже так лихо управляется силой! Какой талант! И к тому же испортил обои!