Кинжал
Шрифт:
Она сделала резкое движение рукой, — и надпись исчезла. А Белинда стала лихорадочно тереть ладонь, будто та была чем-то запачкана.
— Ну что ж, — объявила она азартно, — карты на стол, инквизитор! Моя сила против твоей. Победит один — либо ты, либо я. Третьего не дано. Не так ли?
На только что очищенной стене вновь появились алые буквы. Но на сей раз надпись была лаконичной:
«Так».
9
Сон
Площадь была залита густыми маслянистыми лучами полуденного солнца. Она стояла, там, на этой площади,
Она расхохоталась.
Сквозь пелену едкого дыма она увидела, как исказились лица зевак на площади. Прежде им не доводилось видеть, чтобы ведьма, сжигаемая на костре, смеялась — и не истерично, не безумно, а звонко и весело. Впрочем, естественно: не подозревая о том, они впервые присутствовали при сожжении настоящей ведьмы, а не какой-то оклеветанной несчастной.
Огонь поднимался — неотвратимо, как приливная волна, несущая боль и разрушение. Но она сама — разве в её искалеченном теле не таится такая же тёмная сила, способная мучить, терзать, забавляться, обращая в пепел и прах? Разве она — не огонь?
Пламя достигло её груди, туго спелёнутой крест-накрест. Ею всё так же владел безудержный смех, вместо стонов и криков боли, которых так жадно ждала толпа. Этот смех был искренним, как у ребёнка, который резвится в прохладном ручье в жаркий июльский полдень.
Огонь взлетал ввысь, целовал её губы, — и она принимала его в себя — как вино, как кровь, как жизнь, как любовь, как свободу.
Страх, владевший людьми на площади, разрастался, точно грозовая туча. Её ни на миг не смолкающий смех повергал их в трусливое липкое оцепенение.
Она поискала глазами инквизитора. Он видел — он слышал — он был охвачен нестерпимым страхом, как она — огнём, — она засмеялась ещё исступлённей.
Нет, не надейся, жалкий фанатик, трясущийся от страха и злобы и исходящий жёлтой вонючей слюной, как бешеный пёс, — это не вопли мучительной боли, не мольбы о пощаде! Это смех — я смеюсь над тобой — ты слышишь?! Я смеюсь, а ты ничего уже сделать не можешь; ты бессилен, ты, жалкая тварь, ищейка, святоша, всё кончено, ты проиграл, я смеюсь над тобой, я смеюсь, я смеюсь…
— Умри, ведьма! — крикнул он; но не грозно, а визгливо и отчаянно, почти по-бабьи.
Она улыбнулась. Её губы, зацелованные пламенем, шевелились беззвучно, но в его голове каждое слово отдавалось ударами молота. Раскалённые гвозди пробивали его скорчившийся мозг.
Да, я умру, инквизитор, но и ты скоро умрёшь. И тогда ты окажешься в наших руках, в руках нашего рода, бессильный, беспомощный …
Огонь охватил её всю, — и вся она стала огнём. Рассыпалась жгучими светящимися искрами, превратилась в дым от костра и с ветром полетела прочь. Проносясь мимо инквизитора, она в последний раз расхохоталась, коснулась его лица, — влажного, как непропечённый хлеб, обмякшего от ужаса, — и он затрясся, дико озираясь.
Она унеслась в иные миры, забавляясь при мысли о том, что когда огонь догорит, на столбе найдут лишь обугленные тряпки — и больше ничего.
Простите меня, добродетельные горожане, что не оставила вам даже пары почерневших косточек на память.
Прощайте навеки — тесная голодная толпа, жадно ловившая ноздрями дым от моего костра.
До скорой встречи, святейший инквизитор…
Белинда заметалась и — проснулась.
Она подошла к раскрытому окну. Ночной ветер ударил ей прямо в лицо запахами моря, свежевспаханной земли и горького дыма.
Дыма?
Нет, запах дыма шёл не из окна. Дымом пахли её волосы.
В углу на кушетке Вивиана завозилась и вскинула растрёпанную голову.
— Госпожа Белинда!
— Спи, Вивиана, — Белинда махнула рукой, — ещё ночь.
— Госпожа Белинда, пахнет палёным! Может быть, это пожар?
— Ты тоже чувствуешь? — задумчиво спросила Белинда, — значит, я не ошиблась. Нет, успокойся, это не пожар. Спи!
Она устремила взгляд в окно, в предрассветную сиреневую тьму.
Значит, это был не сон. Она впала в транс и побывала в своём прошлом воплощении. Вот что означает оказаться в одном замке с Энединой! Наследственность сразу даёт о себе знать. В детстве у неё неплохо получалось впадать в транс и отправляться в путешествие, она этим даже частенько забавлялась. Но ей это быстро приелось. В отличие от матери, Белинда всегда предпочитала реальное существование, — пусть даже за него приходится платить неизбежным старением.
Белинда поняла, что уже не уснёт. После транса можно не спать несколько дней и даже недель. Что ж, сейчас ей это совсем не помешает. Она приехала сюда не ради отдыха. Не стоит терять бесценное время, особенно после той злосчастной кровавой надписи. Нужно смотреть… слушать… и искать.
Она скрутила спутанные волосы в тяжёлый узел, накинула на плечи плащ и, мягко ступая, подошла к двери.
— Куда вы, госпожа Белинда? — снова испуганно взметнулась Вивиана.
— Ты не спишь? — недовольно спросила Белинда. — Спи. Я хочу пройтись.
— Тогда я с вами! — Вивиана резво вскочила.
— Ты что, боишься оставаться одна?
— Ну… — Вивиана замялась. — Немного. И потом, господин Магус велел мне всегда быть рядом с вами.
— Тоже мне, телохранитель! — фыркнула Белинда. — Впрочем, правильно, дядюшке Магусу нужно подчиняться. Тебе, по крайней мере. Я-то давно сама себе хозяйка. Хорошо, так и быть, пойдём вместе, но не вздумай ничего пугаться. Интересно, и зачем я взяла тебя с собой? Пока от тебя одно беспокойство.
10
Сад
Они прошли через тёмный коридорчик, где в углу, свернувшись клубком на кресле, как настоящая кошка, спала Клотильда. Белинда толкнула одной ей известную тайную дверь в замшелой стене. Та засипела и заскулила, неохотно поддалась, и Белинду овеял дурманящий сладко-ядовитый аромат.
Сад окутывал серый муаровый сумрак, в который уже незаметно вплетались пунцовые нити рассвета. Белёсо мерцали стволы деревьев, возникавших точно ниоткуда. В призрачном сиянии близкого восхода их тугая пышная листва отливала багрово-красным.