Кир Булычев. Собрание сочинений в 18 томах. Т.10
Шрифт:
В следующее мгновение Севу по спине стукнул камень, затем его перевернуло, ударило о каменную стенку, окунуло в ледяную воду… А что было дальше, Сева, к счастью, не запомнил.
Последняя мысль Севы была такая: «И зачем я только одежду выжимал?»
Раньше Севе никогда не приходилось терять сознания.
Везло.
И он не знал, что терять сознание – все равно что заснуть. Ты никогда не заметишь того мгновения, когда заснул, зато всегда почувствуешь, когда проснулся. И понятно: когда ты проснулся – дальше ты уже живой и мыслишь,
Севе было больно.
В ушах переливается изящная музыка, а может, это просто звенит в ушах?
Потом понимаешь, что вокруг темно.
Потом слышишь, как близко льется вода.
Потом догадываешься, что ты избит и искалечен, что у тебя не осталось ни одной несломанной кости.
Но надо двинуться, потому что вот-вот паучище доберется до тебя.
Сева стал подниматься.
Не потому, что он герой, а потому, что было так холодно и мокро, так страшно ждать, когда приблизится паук. Сева попытался подняться и вскрикнул от боли.
«Сейчас я упаду и умру!»
Даже голова закружилась.
Светло… почему светло?
Да потому, что Сева стоит, уткнувшись носом в каменную стену, и фонарик, который так и не разбился после всех приключений, светит в стену.
Но как все болит!
Если что-то и осталось непереломанное, то все тело было разбито.
Сева снова решил немного посидеть и подумать. Он сделал шаг к большому округлому камню, но нога не послушалась, подкосилась, и он сел на плоскую каменную плиту. Зажмурился от боли и довольно долго – правда, неизвестно сколько – сидел с зажмуренными глазами и терпел, пока боль немного утихнет.
Потом снова открыл глаза.
Шумела вода.
Звучала музыка, а может, так гудело в мозгу.
Боль и на самом деле чуть утихла, зато навалилась усталость. Наверное, он никогда еще так не уставал. Даже холод не так страшен. Вот сейчас заставить бы себя снова выжать одежду… нет, и не мечтай! Будет так больно, что не выдержишь.
А что делать?
Сева сидел на каменной плите, которая полого уходила в воду озера.
Озеро было невелико, в него несколькими струями и водопадиками спускался, срывался, падал, несся ледяной ручей, разбившись на несколько потоков и струй.
И высота этого порога была как высота пятиэтажного дома.
Видно, Севе никогда не увидеть байдарки, в которой осталось все – еда, теплая сухая одежда, меч и большой фонарь. Все.
И виноват он сам – как можно было доверяться сказочным куклам!
Севе хотелось плакать, но он не заплакал, потому что люди чаще всего плачут, когда кто-то может их слезы увидеть. А ему перед кем плакать, кого просить о сочувствии?
Сева сжался в комочек, подтянул колени к груди, постарался залезть в углубление у подножия стены – теплее не стало, но наступила тупость.
Знаете, как бывает, – тебя вызвали к доске или ты открыл безнадежный
Ты начинаешь думать о разных других вещах, не относящихся к экзамену.
…И тут Сева проснулся.
Оказывается, человек может заснуть на невероятной глубине, в темноте и холоде, в промокшей рубашке и джинсах, в полной безнадежности.
А проснулся Сева от того, что был он не один.
Ему бы в самый раз умереть от страха.
Оказывается, бывают штуки пострашнее гигантских пауков.
А тебе уже некуда бежать.
По бережку, спиной к воде, сидели в ряд шесть белых саламандр.
Как головастики, но с кружевными жабо вокруг шей, розовыми бессмысленными слепыми глазами, ростом вдвое больше Севы. Никаких попыток подойти к нему поближе саламандры не делали. Сидели, смотрели на него. Вроде бы не удивлялись.
Каким-то образом они почувствовали, что он смотрит на них, и вытащили разные предметы. У одной была трубочка, у второй набор палочек, у третьей нечто вроде треугольника на веревке.
А Сева понял, что больше не боится этих саламандр.
Они явно не желают ему зла.
Но что им нужно?
Они объяснили ему.
Старшая из саламандр заговорила, но не словами, а понятиями. И смысл ее речи без слов был такой:
– Спасибо, пришелец, что пришел к нам. Жизнь наша однообразна и тосклива. Если бы не наша страсть к музыке, мы бы вымерли, как лемуры. Дозволь нам сыграть для тебя нашу новую композицию «Звонкий удар сталактита».
– Валяйте, – сказал Сева, которого снова начала колотить дрожь.
Музыка была приятная, нормальная музыка, только без слов. Он слушал минут пять, но потом больше слушать не смог – из-за холода. А ведь не вскочишь, не согреешься.
Тебе играют музыку, стараются подземные саламандры, и так скучно… Но и терпеть больше не оставалось сил.
Сева покачивался от холода, сжимал коленки пальцами…
И внутри его раздался вопрос саламандры:
– Тебе плохо, наш уважаемый слушатель? Тебе неприятна наша музыкальная композиция?
– Клянусь, композиция ни при чем! – закричал Сева. – Но я умираю от холода. Одежда моя в байдарке, байдарка из-за этих чертовых пауков осталась вон там, наверху, далеко… мне не до музыки!
Видно, из слов Севы саламандры услышали даже больше, чем он хотел сказать.
Шлеп, шлеп-шлеп – раздался плеск…
И саламандры исчезли, оскорбленные Севой. И оставили его в безнадежности, в одиночестве, но теперь хоть можно было попрыгать.
В конце концов, сказал он себе, пойду дальше вниз по течению ручья, пока не помру или не найду какое-нибудь убежище. Не все же в мире хотят меня сожрать? Этих саламандр я сам обидел… Они не виноваты…
И тут он снова услышал приближение музыки.