Кир Булычев. Собрание сочинений в 18 томах. Т.11
Шрифт:
Радик посмотрел на шефа печальными преданными глазами.
– Я не пойду в театр, – сказал он. – И жене придется одной возиться с детьми.
– Спасибо, – сказал шеф. – Я буду приходить к ней по вечерам.
– Да? – И неизвестно было, рад Радик такому решению шефа или нет.
– Ну ладно, – сказал шеф, не дождавшись должной благодарности. – Иди. У тебя какой вес?
– Сейчас узнаем, – мрачно сказал Радик. – Не представляю, как жена управится.
В коридорчике,
– Где ты? – спросил он.
– Я здесь, – ответил мужской голос.
В то же мгновение сильная рука прижала к носу и рту Радика вату, пахнущую хлороформом. Мир закружился и исчез. Последним ощущением Радика была уверенность в том, что его куда-то тащат. И голос Лисички: «Он не заслужил иного».
Ровно за восемь минут до запуска теленавт быстрыми шагами вошел в пусковой зал. Он был в длинном махровом халате с капюшоном, низко надвинутым на глаза. Из рукавов вылезали длинные руки с тяжелыми браслетами – дополнительным весом. Сзади шли два пусковика и Лисичка.
Кинув пронзительный черный взгляд на почтительную толпу техников, первый в мире теленавт исчез в черном люке установки. Пусковики нырнули вслед. Лисичка осталась стоять снаружи, словно охраняла установку от врагов.
Шеф поглядел на установку, спросил:
– Все готово? Он там?
– Он там, – ответила Лисичка.
– Он там, – ответили техники.
Шеф проследовал к пульту. Пульт сверкал огнями, как карнавальная улица в Рио. Метроном отсчитывал последние секунды. Еще немного, и теленавт перестанет существовать. Он превратится в поток гравитонов и мгновенно перенесется к Титану. А встречный поток с теленавтом с Титана материализуется в установке, поблескивающей под множеством прожекторов и сканеров, линз и объективов…
– Десять, девять, восемь, семь, шесть…
В этот момент в зал вполз Радик.
– Шеф, – сказал он тихим голосом, которого никто не услышал.
– Пять, четыре, три, два, один… пуск!
– Шеф! – сказал Радик громче.
Шеф обернулся.
– Кто же полетел? – спросил он тихо. – Дезертир!
– Меня подменили, – сказал Радик.
Еще ярче вспыхнули экраны и сигналы.
На экране, который смотрел внутрь установки, появилось торжествующее лицо пусковика. Пусковик поднял вверх большой палец.
– Есть телепортация! – закричал он.
Техники, ученые и обслуживающий персонал бросились друг другу в объятия. Дело свершилось.
Лисичка помогла Радику, от которого сильно пахло хлороформом, подняться на ноги.
– Это, – сказала
Из установки, кутаясь в купальный махровый халат, оставленный теленавтом Прострелом, вышла полная молодая женщина.
– Я так больше не могу, – сказал шеф. – Мне семьдесят лет. У меня слабые нервы. Это не Пирелли.
– Нет, – ответила женщина. – Я не Пирелли. Но Пирелли – настоящий джентльмен. И сотрудники вашего института, Артур Артурович, которые работают у нас на Титане, тоже настоящие джентльмены. Когда они поняли, какова сила моей любви к арфисту Прострелу – это имя вам, к сожалению, ничего не говорит…
– Говорит, – сказал Артур Артурович. – Говорит.
– Говорит, – сказала Лисичка.
– Тем более, – сказала решительно женщина в халате.
– Таисия, здравствуйте, – сказала тогда Лисичка. – Он так к вам стремился, чтобы вы не ушли к Степаняну.
– А вы не знаете случайно его адреса? – спросила Таисия. – Я бы поехала к нему немедленно. Я намерена спросить его: женится он на мне или будет колебаться всю жизнь?
– Его адрес, – сказал Радик, тряся головой, чтобы прогнать следы одурения, – Солнечная система. Титан.
– Когда он туда улетел? – тихо спросила Таисия.
– Одновременно с вами, – сказал Радик. – Вы должны были встретиться на полпути.
Таисия молча повернулась, сделала шаг обратно, к установке, но кто-то из техников мягко остановил ее и сказал:
– Следующий запуск через полгода.
Мутант
Я всегда просыпаюсь поздно. Меня будит шарканье ног в коридоре, и этот звук – начало рабочего дня – должен бы вызывать во мне раскаяние. Ничего подобного. Я не вскакиваю, чтобы присоединиться к прочим. Я предпочитаю потратить еще несколько минут на то, чтобы спланировать наступающий день.
Библиотека открывается в одиннадцать. Лена в школе до часу. Можно пока сходить в кино или заглянуть к старику. Или просто погулять по городу.
Шаги в коридоре стихли.
Теперь надо незаметно миновать стражника у входа. Чем меньше привлекаешь к себе внимания, тем лучше. Если демонстративно игнорировать обязанности по отношению к обществу, оно может тебя изгнать… Но держусь ли я за общество? Об этом стоит подумать.
Кино совсем близко, за углом. Сегодня на утреннем сеансе крутят старую комедию. Чувство юмора, пожалуй, самое сложное из чувств. Я глубоко убежден, что существует множество людей, которым оно не свойственно. Невеликое утешение для меня. Как-нибудь проживу без чувства юмора. Достаточно, что знаю о его существовании.