Кир Булычев. Собрание сочинений в 18 томах. Т.13

Булычев Кир

Лев Христофорович подпал под влияние этой наглой девицы и говорил с ней так же отрывисто и быстро, как она сама.

– Деньги не нужны, – сказал Минц.

– Что нужно?

– Адрес.

– Адресов не даем.

– Конкурентов боитесь?

– Не говорите! У нас в Гусляре из трех университетов наш самый клевый.

– Мне надо поговорить с вашим человеком, – сказал Минц. – С тем, кто заочно курсовые пишет по пятьдесят долларов.

– Ну вот, блин! Придется

гнать его в три шеи! – рассердилась девица, хотя Минц ни сном ни духом не собирался подводить автора курсовых.

– Вы кого имеете в виду? – осторожно спросил Минц.

– Кого-кого? Кого и вы! Бруно Васильевича, черта старого! Я ему сколько раз говорила – не умничай! Не выкобенивайся, не будь других умнее! У нас в писателях достойные люди работают. Один кандидат ветеринарных наук, кем мне быть! У всех высшее образование, понимаешь? Третья жалоба за неделю! Нет, я Боре прямо скажу – гнать его, или потеряем клиентуру!

– А может, я другого имею в виду?

– Нет, – твердо сказала девица. – Дайте мне фамилию заочника, и вы увидите, что я права. Гнать его будем.

– Заочника?

– Бруно паршивого.

– Гаврилов, – сказал профессор. – Николай Гаврилов. Первый курс.

– А у нас до второго еще никто не дотянул, – зловеще произнесла девица, словно призналась, что второкурсников приносили в жертву кровавым богам науки.

Толстые, украшенные вишневыми ногтями пальцы шустро пробежались по картотеке на углу стола.

– Гаврилов, – сказала она, – послано две курсовых. За одну еще не плочено. Вы деньги принесли?

Девица вдруг резко обернулась к дверям. Видно, у нее было развито чутье – ждала удара в спину?

– А вот и он, – сказала она почти радостно. – Явился не запылился. Тебя уже с милицией ищут. Шут гороховый!

В подвале было не очень светло, вошедший не сразу разглядел Минца, да и Минц его разглядеть не успел.

– С милицией? – прошептал голос от двери, и тут же послышались легкие неверные шаги, спешившие прочь.

– Сбежал, блин, – сообщила девица. – Даже денег просить не стал. Напугали мы его с вами!

Она дробно рассмеялась, а Минц кинулся вверх по лестнице.

Конечно, консультант Бруно Васильевич далеко не ушел. Был он немолод, куда старше Минца, худ и плохо одет. На ногах у него были валенки с калошами, совсем уж редкая в наши дни обувь. А выше – черное узкое пальто и лыжная шапочка, вроде бы голубая.

– Стойте, – сказал Минц.

Бруно Васильевич припустил прочь.

Пришлось, скользя и чуть не падая, бежать за ним по переулку.

Старик оказался шустрее, чем думалось, но все же возраст взял свое. Минц, уже разозленный

от прыти беглеца и оттого, что ему не желают подчиниться, разогнался, прижал старика к высокому забору и сердито заговорил:

– Не бегите, я вам вреда не причиню. Только ответьте на один вопрос.

Старик дышал часто и быстро.

Он был невелик ростом, расплющенный нос и выпяченные губы выдавали негритянскую кровь – впрочем, каких только кровей не найдешь у наших соотечественников. Может, потому русский расист всегда не уверен в себе, требует паспорт у идеологического противника, но избегает показывать свой. Ох, не блюли себя наши предки!

– Только один вопрос, – сказал Минц. – Вам говорит что-нибудь имя Ферма, Фер-ма, ударение на последнем слоге?

– Французский математик семнадцатого века, – ответил старик.

Он замолчал и поднял лицо к серому безнадежному небу, из которого вываливались снежинки и, подлетая к земле, превращались в холодные капельки дождя.

– Правильно, – сказал Минц. – И он, в частности, известен теоремой, названной в его честь… Где бы мы могли поговорить?

– Не о чем нам разговаривать, Лев Христофорович, – сказал старик.

Минц не удивился. Преимущество, как и недостаток, жизни в небольшом городке заключается в том, что тебя знают. И ты обязан всех знать.

– Можем пройти ко мне, – сказал Минц. – На Пушкинскую. Угощу вас чаем с морошкой. Прислали из Норвегии. Мой аспирант всегда присылает бочонок к годовщине смерти Пушкина.

– Нет, – отказался старик. – Мне не о чем с вами говорить. Я устал.

– Мне ничего от вас не надо, – сказал Минц. – Я хотел бы лишь засвидетельствовать вам мое расположение.

– Ах, не надо шуток! – отрезал Бруно Васильевич. – Немало людей в моей жизни обещали расположение и даже деньги. Однако заканчивалось это очередным разочарованием. Вы хотите использовать меня? Не удастся. Я бесполезен.

– А это? – спросил Минц, поднося к носу Бруно Васильевича курсовую работу Гаврилова.

– Это – свидетельство моего бессилия, – уверенно ответил Бруно Васильевич.

– Если вы не хотите идти ко мне, – сказал Минц, – я вас провожу.

– Ах, зачем вам это? – почти плакал старик. – Побалуетесь, посмеетесь над стариком, а мне потом еще хуже станет! Зачем вам, профессору, к которому академики приезжают, из Норвегии морошку присылают, ну зачем такому человеку марать руки о мое ничтожество?

– Хватит! – прикрикнул Минц, который мог быть решительным и жестким, если к этому склоняли жизненные обстоятельства. – Вы не идете ко мне, тогда мы идем к вам.