Кир Булычев. Собрание сочинений в 18 томах. Т.2
Шрифт:
– Дикость, дикость, – печально произнес Дуглас, усаживаясь на свободную скамью. Он смахнул со скамьи паука. Китаец стоял поодаль, глядел на капитана, который продолжал бредить. Он внимательно слушал. Ниночка наблюдала за ним, но лицо китайца было равнодушным и каким-то покорным…
Тунгус притащил из лодки свой чайник – гнутый, луженый, с приваренным носиком, сыпал туда травки, какие-то порошки, приговаривал. Вероника спросила казака:
– Скоро вскипит вода?
Казак понял, сказал, что надо немного погодить. Смит впал в забытье. Тунгус
– Пускай мой чай отведает.
Он сам снял закипевший котелок с огня, заварил в своем чайнике и улыбнулся Веронике:
– Пускай настоится.
– Что он говорит?
– Это лекарственный чай, – сказала Ниночка. – Не бойтесь.
– Я сомневаюсь, – сказала Вероника.
– Простые люди в лесу знают волшебные травы, – сказала Пегги. – Если бы мы были у меня дома, я бы тоже нашла старую женщину, которая знает травы.
Казак насыпал в котелок крупы – стал готовить ужин. Пегги сходила к реке за водой, поставила на огонь свою английскую кастрюлю. В избушке было холодно, но очень душно, потому что набилось много народу.
Дуглас сказал:
– Надо выгнать лишних людей. Они привыкли жить на улице. Капитан Смит задохнется раньше времени.
Вероника беспомощно поглядела на Ниночку, но та поняла, что никогда не скажет людям таких слов: они весь день гребли под дождем.
Но казак Михей Кузьмич и без ее помощи догадался, о чем разговор.
– Вы, барышня, – сказал он, – не беспокойтесь. Мы в лодках поспим, мы привычные.
– Спасибо, – сказала Ниночка смущенно. Будто сама выгнала людей на улицу, под дождь.
Тунгус передал чайник Ниночке. Сказал:
– Маленькими глотками пей. Не спеши. Пока горячий. Силы будут.
Ниночка поставила чайник на стол – пускай чуть остынет. Пегги достала из дорожного ящика чашки и тарелки, китаец тоже принес саквояж и вынул оттуда обеденный прибор мистера Робертсона.
Матросы переглядывались, шептались. Казак снял с огня котелок с кашей, сказал:
– Пошли, братва, на свежий воздух. Там костер разведем, чаю попьем.
– Ты потом чайник нам отдай, – строго сказал тунгус. – Нам самим надо.
Вероника вдруг полезла в дорожный ящик, достала оттуда жестяную коробку с чаем. На коробке были изображены белый слон и пагода.
– Скажите ему, пускай возьмет, это хороший чай, – сказала она.
– Спасибо, – ответил тунгус, принимая коробку. – Наверное, хороший чай.
Пока Пегги готовила ужин, Ниночка оглянулась и спохватилась. Как же так? Еще часа два назад они думали, как отнять у Дугласа и китайца бумаги Смита. Неужели все, кроме нее, об этом забыли? Вот сидят в избушке – Дуглас за столом, стучит ложкой о белую тарелку, Пегги возится у печки, кашляет, отмахивается от дыма. Китаец зашивает рубаху – то ли свою, то ли господскую. Вероника налила тунгусского целебного чая в фарфоровую чашку с видом моста через Темзу и дует на него, чтобы остыл. Может, и не исчезали бумаги, а зловещий образ китайца, словно сошедший со страниц романа Жаколио, – лишь плод Ниночкиного
Смит не мог пить из чашки, и потому Пегги с Вероникой поили его с ложечки. Нина почувствовала, что страшно голодна. От маленького котелка, который Лю поставил специально для Дугласа, вкусно пахло.
И тут Ниночка поняла, что о ней сейчас никто не вспомнит: Вероника и не думает о еде, Пегги перекусит что-нибудь, а ждать милости от Дугласа – нет, никогда!
Ниночка тихонько поднялась и вышла на берег.
Там уже горел костер. Вокруг сидели гребцы. Дождь перестал, от реки поднимался туман. Когда Ниночка подошла к костру и остановилась, протянув к нему замерзшие руки, тунгус сказал:
– Ты садись, кушай будем.
– Спасибо. – Ниночка уселась на обкатанное водой белое бревно.
Здесь было лучше, спокойнее, среди своих.
– Так что же, барышня, – сказал казак, – англичане между собой помирились или что?
– Не знаю, – проговорила Ниночка равнодушно. – Пускай сами разбираются.
– И то правильно, – сказал казак. – Наше дело маленькое. Ниночке положили в миску каши. Каша была недосолена, пахла дымом. Было очень вкусно.
Тунгус стал петь – словно подвывал, никто не мешал ему.
Ниночка выпила крепкого чая и задремала, привалившись к плечу казака. Потому она и пропустила те важные события, которые произошли в избушке.
А там вскоре после того, как Ниночка удалилась, пришел в себя капитан Смит. Впервые за два дня. То ли подействовал тунгусский чай, то ли отогрелся в избушке.
Он долго смотрел на дочь, что поила его с ложки, потом губы его шевельнулись, и он спросил:
– Вероника? Ты почему здесь? Мы на «Венчур»?
– Ты не на «Венчур», отец, – ответила Вероника, не в силах сдержать радости. – Вспомни, ты же ушел с корабля, ты дошел до земли. Ты в безопасности, среди друзей.
– Ты здесь, моя дочь, – прошептал отец. – Мне трудно поверить. Конечно же, я не на корабле, здесь тепло… Как трудно, когда всегда холодно! Ты знаешь, дочь моя, как там холодно? Мы согревались коптилками с моржовым жиром. Всегда темно, всегда холодно… Где я? Скажи, мне это снится?
– Отец!… – Слеза Вероники упала на грудь капитана Смита. – Я нашла тебя! Мы в России, в Сибири, на берегу Лены, через два дня мы будем в городе, там есть врач, он тебе поможет.
– Это очень важно! – Капитан Смит заговорил быстро, словно боялся, что не успеет все сказать. – Мы открыли большую землю, это громадная земля, я назвал ее землей покойного короля Эдуарда. Тут, в сумке, все мои записи, все расчеты… Я сделал все как положено – мы шли вдоль нее к северу от Таймыра. Там есть небольшой остров – это твой остров, девочка, остров Вероники… в сумке. И очень важно…
Вероника и Пегги смотрели на капитана. Никто из них не заметил, как китаец открыл висевший на груди медальон в форме дракона, высыпал в чашку с тунгусским чаем щепотку белого порошка.