Кир Булычев. Собрание сочинений в 18 томах. Т.5
Шрифт:
– Что вы говорите? – удивился профессор. – Что вас заставляет так думать?
Солдат потянул инженера за рукав.
– Сейчас, – сказал тот миролюбиво, – только два слова скажу… Раз они поняли, что мы догадались о вирусе и их плане, то им нет смысла отправлять нас туда. Зачем? Чтобы мы предупредили всех об опасности и провалили план? Так что теперь все зависит от того, куда нас поведут. Если отправят подальше от виллы «Радуга», значит, решили пустить в расход. И это логично. Им хватит и тех, кого они уже послали. Те же – невинные агнцы. Они сейчас
– Их всего двое, – сказала Кора, будто это что-то меняло.
– Хватит, – сказал солдат, – пошли. Машина ждет.
– Так что на их месте я бы нас ликвидировал или дал возможность мирно помереть от чумы… – закончил инженер.
И быстро пошел к выходу, не оборачиваясь, словно уже был не знаком с Корой и профессором.
Но Кора не оценила генерала Лея.
Не успела закрыться дверь за инженером, как вошли еще две медсестры.
– Пошли, – сказала первая и показала пальцем на Кору.
Этого надо было ждать, но расставание с профессором, такое окончательное, испугало Кору.
– Не надо, – взмолилась она. – Пожалуйста, можно мы останемся вдвоем?
– Нельзя, – сказала медсестра. – Скорее.
Она потащила Кору за руку. Девушка стала отбиваться – это было нелепо, потому что той на помощь пришла вторая медсестра. Они подхватили Кору вдвоем и вытащили в коридор.
– До свидания, Кора, – сказал Калнин вслед. – Я надеюсь. Всегда остается надежда.
К своему крайнему удивлению, через три минуты Кора оказалась в собственной камере. Дверь захлопнулась.
Все, что угодно, – но этого она не ожидала.
Она уселась на койку. Господи, почему в такой момент можно хотеть есть?
Ведь завтра этому организму не понадобится никакая пища. Как он не понимает? Кора искренне злилась на свой желудок. Потом легла. Время текло медленно и состояло из звуков – они доносились сквозь окошко под потолком, забранное решеткой и находившееся вровень с землей.
Далеко-далеко раздался гудок – наверное, парохода. Какая-то птичка присела на ветку куста возле решетки и спела Коре небольшую песенку. Раздались голоса – в отдалении ссорились солдаты из-за того, что один из них не хотел идти за одеялами… Но никто не подходил к окну, чтобы разъяснить будущую судьбу Коры.
«Наверное, – думала Кора, – я должна сейчас прокручивать в памяти свое детство, вспоминать сладкие картины Детского острова…» Потом пришло страшное понимание: в ней живет и размножается вирус – болезнь… вот сейчас внутри ее рушатся бастионы, прорываются плотины – злобная посторонняя сила врывается в домики и храмы, уничтожая мирных обитателей… «Что за бред у меня в голове? А что должно быть, если мне всего двадцать лет и я еще не начинала жить на свете, а меня хотят убить! Кому-то нужна власть, кто-то боится остаться без добычи – я у кого-то стою на пути. Почему же мы, кролики, всегда стоим на пути у волков? Надо бы взбунтоваться… показать свои длинные передние зубы…» Кора снова задремала и проснулась ночью от головной боли. И головная боль была такой особенной, тягостной и чужой,
Она постаралась подняться – так хотелось пить. Но слабые ноги держали ее с трудом. Она пошла к двери, оперлась о нее, чтобы перевести дух, и потом стала стучать в дверь. Но ее удары глохли – дверь была обита поролоном и обтянута пластиком…
– Пить! – закричала Кора.
Но ей только показалось, что она кричит.
Почему болезнь началась так рано?.. Кора побрела к окну – окно открыто. Кто-то услышит и придет. Кто-то остался на свободе. Он придет…
И пока Кора брела по стенке к окошку, она поняла, что профессор был прав: ее оставили умирать, как оставили умирать Мишу Гофмана. Она оказалась ненужным для опытов кроликом. Что за опыт, если кролик догадался, что его заразили? Пускай лучше подыхает в одиночестве.
– Помогите! – закричала Кора в открытое окно.
Там было тихо. Лагерь спал…
Кора ощупью возвратилась на койку. Она еще не сдалась, но была близка к этому. Надо дождаться… дождаться…
И она снова забылась.
В следующий раз она пришла в себя от резкого света, ударившего в лицо. Свет убежал – это был луч фонарика.
– Проверьте ее, доктор, – послышался глухой голос полковника.
– И проверять не надо, – ответил незнакомый голос. – Вторая стадия.
– Тогда несите ее.
Кору стащили с постели – она понимала, что руки людей, кладущих ее на носилки, затянуты в резиновые перчатки, – они ее боялись! Она была страшно заразной.
– Пожалуйста, – прошептала она, – дайте мне пить… вы понимаете – пить.
– Скоро напьешься, – ответил полковник Рай-Райи. – Приедешь домой к мамочке и первым делом попросишь напиться… А ну, несите ее!
Кора почувствовала, как носилки поднялись и стали покачиваться. Ее несли вверх… потом щекам стало прохладно от ночного воздуха… ее несут… куда несут? Почему так темно?
– Посторонитесь! – кричал кто-то спереди. – Подальше, подальше, особо опасный груз! Кому говорят – в сторону!
Здание административного блока было освещено очень ярко, и этот свет Коре был неприятен – отвратительный белый свет!
– Выключите, – попросила она, но никто не услышал. И воды не давали. А что они обещали? Они обещали, что мамочка напоит ее. А где мамочка?
Коре было дурно, и она мечтала о забытьи, чтобы ничего не слышать и не чувствовать… Но, как назло, забытье не наступало, и она все слышала и видела.
Она даже разглядела тех, кто нес ее, – они были в длинных, до полу, блестящих балахонах, в масках и шлемах – ни одного сантиметра открытого тела.
Полковник, которого можно было угадать лишь по росту и манере запрокидывать назад маленькую головку, был запакован так же, как остальные.
Кору пронесли по коридору первого этажа.
Носилки поставили в большой светлой комнате, у стен которой находились измерительные щиты и щиты управления. Это был зал, подобный залу управления атомной или гидростанции прошлого века.