Кир Булычев. Собрание сочинений в 18 томах. Т.5
Шрифт:
– Мне нужен царь!
– Вы можете сказать мне, – ответила Кора. – Я имею полномочия от комиссара ИнтерГпола. – Она могла позволить себе такую невинную шутку, потому что Милодар ее сейчас не слышал, а его имя в Древней Греции неизвестно.
– Приплыл Дедал за данью, – грустно произнес гонец. – В этом году несчастье обрушилось на нас еще раньше, чем обычно. Наверное, это наказание за то, что мы веселились вчера вечером в честь возвращения наследника.
Гонец был пожилым человеком, сандалии его были снабжены небольшими крыльями, которые, хоть и шевелились, трепеща, вряд ли помогали ему бегать.
–
Тогда Кора решила, что ей не мешает самой посмотреть, что же происходит. Она побежала вверх по узким улочкам на холм Акрополя, где и стояла дозорная вышка и куда спешили тысячи жителей Афин, прослышав о приближении корабля Дедала.
Так как Кора нагнала полную немолодую женщину, которая взбиралась наверх довольно медленно, ей удалось вытянуть из нее кое-какую информацию.
Надвигалась еще одна древнегреческая трагедия, и здесь шансы Тесея выжить падали до нуля.
Ненавидя Афины за убийство сына, Минос готов был стереть их с лица земли. Но, как положено древнегреческому извращенцу, он отказывался брать дань лошадьми, золотом или осетриной.
Дань Минос брал семью самыми прекрасными девицами и семью самыми отважными и сильными юношами Афин, которых отвозили на остров Крит, где был Лабиринт… Вспомнили? Кора тоже вспомнила. В Лабиринте жило страшное чудовище по имени Минотавр, то есть человек с головой быка. Этот подлец не желал питаться ничем иным, как молодыми девушками и юношами из Афин. Вот так проявлял свой мерзкий характер и своеволие царь Крита.
Такова была жизнь в эту эпоху, таковы были нравы. А так как в основе действий Миноса была родительская месть, то его изощренный садизм становится более-менее понятным…
Корабль, изобретенный и ведомый главным советчиком и доверенным лицом царя Миноса Дедалом, приближался к Афинам, чтобы взять очередную партию жертв. Афины приобрели наследника, но должны были потерять четырнадцать юных душ.
Корабль, который Кора увидела, когда поднялась к подножию деревянной дозорной башни, был для греческих времен удивителен и неповторим. На нем сидели в два ряда гребцы, формой корпуса он также не отличался от античных кораблей, но посреди него возвышалась высокая черная труба, которая венчала собой кирпичную печку. В печку кидали дрова, перед печкой стояла первобытная, но действующая паровая машина, из трубы шел дым, и было совершенно очевидно, что Кора наблюдает первый в истории человечества пароход. Дедал, а это было доступно орлиному взору Коры, в белом гиматии возлежал на корме, поглядывал на работу своих чудесных механизмов и попивал вино из турьего рога.
В отличие от афинян, которые осыпали Дедала и Миноса проклятиями, оставаясь на почтительном от дедаловского монстра расстоянии, Кора, влекомая любопытством, дошла пешком до гавани и успела туда как раз в тот момент, когда Дедал, оказавшийся худым лысым малоростком, почти карликом, с крючковатым носом и слишком светлыми для такого смуглого и чернобрового человека, желтыми глазами, выбрался на берег. Кроме Коры, его никто не встречал, что Дедала совершенно не расстроило.
– Удивительно, – произнес он, глядя на Кору, – судя по всему, знатная дама, а не испугалась
– Я здесь чужестранка, – сказала Кора. – Меня более интересуете вы, мастер Дедал. Я наслышана о ваших изобретениях и злодействах, и потому мне хотелось с вами познакомиться.
– Тогда погодите немного, – сказал Дедал. – Я должен отдать приказания моим людям, а затем я свободен. Если вы захотите говорить со мной, то удобнее всего это будет сделать в доме моего здешнего друга кентавра Фола, может быть, вам приходилось о нем слышать?
– Нет, из кентавров я знаю только Хирона и полагаю честью для себя считать его в числе своих знакомых.
– И даже друзей! – послышался сверху глубокий голос.
Кора обернулась. На склоне, возле складов, где таились, выглядывая, редкие афиняне, стоял могучий Хирон, расчесывая свою раздвоенную бороду, а рядом с ним возвышался кентавр поменьше ростом, более изящный, склонный к щегольству, что выдавала заплетенная в толстую косу длинная грива.
– Фол, друг мой! – воскликнул Дедал и побежал к кентавру.
Возмущенные возгласы донеслись из-за складов. Там афинские граждане высказывали свое негодование по поводу отсутствия патриотизма у кентавров, и неудивительно, что ругательства, которыми их награждали, относились к разряду зоологических терминов.
Кора также была рада увидеть вновь Хирона, а тот представил ее Фолу.
Фол сказал:
– Именно такой я вас и представлял, богиня.
Значит, Хирон говорил о ней как о богине? Ну что же, это его право.
– Эй! – крикнул Дедал гребцам и солдатам, что оставались на судне. – Выставьте стражу. Никого близко не подпускать. Пароль и отзыв вы помните?
– Помню, – отозвался один из гребцов, который отличался от остальных желтой повязкой, стягивающей волосы. Во всем остальном и гребцы, и воины были совершенно одинаковы.
– Это твои искусственные люди? – спросил Хирон.
– Да, с ними удобнее, – ответил Дедал. – Они всегда послушны и готовы умереть.
– К тому же их нельзя подкупить, – сказал кентавр Фол.
И все с ним согласились.
– Но люди, которые управляют паровой машиной, стоящей на корабле, не могут быть деревянными, – сказал Дедал. – Им надо думать.
Он помахал на прощание оставшемуся возле машины механику.
Кора спросила:
– Я не вижу колес. Или колеса сзади? Зачем вам тогда паровая машина?
– Мой друг Архимед, не знаю, слышала ли ты о таком, богиня, ты ведь чаще встречаешься с воинами, чем с мыслителями, придумал приспособление, которое именуется винт. Пар вертит этот винт, помещенный под водой сзади моего корабля, и толкает корабль вперед. Понятны ли тебе мои слова?
– Спасибо, Дедал, – сказала Кора.
Никакой официальной встречи не предусматривалось. Царь Эгей не желал в глазах своего народа показывать свою зависимость от ненавистного критского царя. Но когда Дедал с Корой и кентаврами поднимались от причала, подошел глашатай и сказал, что царь Эгей примет посланца царя Миноса по интересующему их обоих вопросу сегодня же в два часа пополудни в храме Аполлона в присутствии знатных граждан города.