Кир Булычев. Собрание сочинений в 18 томах. Т.5
Шрифт:
– Он сам упал с крыши храма, – сказал Дедал, как бы подводя итог дискуссии.
– Можно ли поговорить с тобой, – спросил тогда Фол, – о другой женщине?
– О ком?
– О Пасифае?
– Нет! – отрезал Дедал. – Нет, нет и еще раз нет! Я покидаю ваш дом.
– Неужели ты так испугался?
– Срок давности миновал!
– У нас другие сроки, Дедал.
– Передо мной была поставлена инженерная задача, – сказал Дедал. – Мне был брошен вызов. И я принял его.
– Так это был инженерный вызов?
– Да! Именно так.
– А Лабиринт? Тоже инженерное задание?
–
– То есть, по-твоему, эти твои конструкции сопоставимы?! – спросил Хирон.
– Да! – Дедал поднял сжатый кулачок. Тут кентавры начали хохотать и ржать, как жеребцы, так что сбежались домочадцы Фола и пришлось гнать их, потому что объяснить причину смеха кентавры не могли ни женщинам, ни детям. И лишь Коре удалось уговорить Хирона рассказать, над чем они смеялись, и тот, несколько смущаясь, поведал ей о критском подвиге Дедала, причем последний вовсе не был смущен, а даже подавал реплики и был собой доволен, ибо: «Для гения нет задач мелких и неблагодарных. Для него любая задача – одинаковый вызов!»
– На острове Крит был белый бык, – сказал кентавр, – говорят, с точки зрения бычьей красоты он был совершенен.
Фол фыркнул.
– Ну как, например, можно считать Фола образцом конской красоты? – заметил Хирон, и его друг густо покраснел. Неловко, когда тебя сравнивают с конем в присутствии красивой дамы. – Это был бык Посейдона – я уж, честно говоря, не помню, почему он там оказался… – Оба его друга кинулись было объяснять происхождение белого быка, но Хирон поднял руку, останавливая их. – Важно лишь то, – продолжал он, – что супруга царя Миноса, которую зовут Пасифаей, женщина невероятной прелести, и притом любвеобильна так, что… – Пока Хирон искал сравнение, сам Дедал докончил его мысль:
– Что готова переспать с пнем!
– Ну вот как грубо! – сказал Хирон, но в принципе он был согласен с Дедалом. – Дама она уже солидная, в летах…
– Чепуха! – закричал Дедал. – Это было десять лет назад! Какие могут быть лета?
– Ну, дама она все равно солидная, с пышными формами, родившая Андрогея, из-за которого Крит поссорился с Афинами, а также девочек Ариадну и Федру. И вот эта мать семейства воспылала страстью к белому быку! – Хирон замолчал, как бы подыскивая наиболее приличные слова для последующего рассказа, а Дедал вмешался в паузу, заявив:
– Да ты говори как есть, не стесняйся. Наша подруга знает, какая птица приносит детей.
Дедал Коре совсем не нравился. Она привыкла к тому, что в учебниках, книгах и фильмах все великие ученые, изобретатели и поэты – обязательно милейшие, мудрейшие и бескорыстные люди. И если поэт Пушкин влюбляется в какую-нибудь Керн или Воронцову, то делает это только для того, чтобы подарить ей букет цветов, воспылать вдохновением и заодно порадовать мужа своей музы… Конечно, это он придумал! Конечно, он: «Гений и злодейство несовместимы!» Правда, имел он в виду не Дедала, а Моцарта.
– Хорошо, – согласился кентавр. – Я буду придерживаться безжалостных фактов.
– Почему безжалостных? – удивился Дедал. – Любовь зла – полюбишь и кентавра! Разве вы не слышали такой поговорки?
– Полюбишь и козла, – поправила
– Пасифая начала выходить в поле, – продолжал Хирон, – когда там пасся белый бык, и ласкала его, гладила, приносила ему всевозможные вкусные вещи и всеми знаками, принятыми у людей, показывала, что хотела бы добиться с ним близости. Бык был обыкновенным – бык как бык. Он не возражал против близости, но не с Пасифаей, так как у быков нет рук, чтобы прижимать крошек к груди.
Когда кентавры отсмеялись, заговорил Дедал:
– Давай я сам доскажу. Вызывает меня Пасифая, а я тогда только-только на Крите укоренился, мне нужны были покровители, да и сама женщина мне нравилась…
– Неужели и ты тоже воспользовался ее ласками? – спросил Фол.
– А чем я хуже белого быка? – удивился Дедал. – Я мужик хоть куда! Это входило в мой гонорар.
– Ты еще и деньги с нее взял?
– Изобретатель живет на свои гонорары. Я не беру подачек. Но если сдаю работу, то попрошу: деньги на стол!
– И что же вы придумали? – спросила Кора, чтобы возвратить Дедала на истинный путь рассказа.
– Я посмотрел на то, как мучается несчастная женщина на лугу, стараясь соответствовать белому быку, как она, бедная, подлезает под него, да и он страдает… Я понял, что должен был решить проблему ко всеобщему удовольствию. И вот что я сделал: я изготовил деревянную корову, крепкую, гладкую, изящную с точки зрения коровьей эстетики, затем я обшил ее коровьей шкурой… Вам понятно?
– Пока да.
– Внутри ее я сделал ложе, на которое могла устроиться царица Пасифая. Затем проделал в дереве дырку там, где у коровы соответствующее отверстие, и подогнал ложе Пасифаи таким образом, чтобы ее соответствующее отверстие совпало с соответствующим отверстием в деревянной корове.
– Ну хватит, все ясно, – сказал Хирон.
– Сейчас кончаю, немного осталось, – ответил изобретатель. – Я дал совет Пасифае: держитесь крепче и если что не так – терпите. Потом закрыл царицу в корове, отошел и позвал быка. Вскоре белый бык появился. Он увидел мою деревянную корову – должен вам сказать, шедевр коровьей красоты – и буквально кинулся к ней, раздеваясь на ходу.
– Быки ничего на себе не носят, – заметил Фол.
Дедал долго смотрел на него, склонив голову набок. Фол вопросительно обернулся к Хирону.
– Дедал пошутил, – пояснил Хирон.
– Да, я пошутил, – сказал Дедал. – И мне грустно сознавать, что с такими тупыми лошадками я дружу и даже позволяю им меня судить.
– Заканчивай свою историю, надоело, – буркнул Фол.
– А больше нечего рассказывать. Бык взгромоздился на деревянную корову, и изнутри вскоре донесся отчаянный женский вопль. Однако я был бессилен помочь несчастной, потому что бык вряд ли позволил бы мне вытащить ее из деревянной коровы. Когда бык утолил свою страсть и удалился пастись, я подошел к корове и, с некоторым ужасом, открыл окошко внутрь. Я боялся увидеть холодеющий труп Пасифаи, но вместо этого увидел разъяренную львицу, которая потребовала, чтобы я заставил быка возвратиться и продолжить любовное насилие!