Кир Булычев. Собрание сочинений в 18 томах. Т.5
Шрифт:
– И тогда познакомились с моей тетей?
– И вашей будущей супругой, – позволила себе улыбнуться Кора. Ей было любопытно, как воспримет ее слова Густав. Что он успел узнать после возвращения? Что он помнит? Что он понимает?
– Я ознакомился с вашим отчетом, – сказал Густав. – И внутренне сравнил его с собственными воспоминаниями.
– И не совпало?
– Отчет – это как медицинское пособие. Скелет.
– А факты – кости?
– Факты совпадают, – улыбнулся Густав и поправил указательным пальцем дужку очков. Совсем как царь
– Не всех. Для меня загадочен четвертый член бригады.
– Не узнали? – спросил Густав. – Может быть, вы его не видели в Рагозе?
– У него тоже династические соображения?
– Мне давно следовало бы догадаться, – сказал Густав. – Я никуда не годный глава государства. Я не разбираюсь в людях!
– Неправда! – возмутилась Кора. – Я наблюдала за вами много лет! Вы отлично разбираетесь в людях!
Густав замер с ложкой в руке. Он смотрел на Кору так, как царям не положено смотреть за обедом на своих охранников.
– Я в тебе никогда не разбирался, – произнес он после того, как Кора увидела и впитала этот взгляд, ощутив щекотание под ребрами. – Но во мне всегда сидело опасение, что ты намерена кинуть меня через бедро.
– Ну вот и все испортил, – расстроилась Кора. – Мы чуть было не перешли на лирическую ноту.
– Тебе это было неприятно?
– Нет, царь Тесей.
– Не надо. Мне грустно сознавать, насколько я жалок после обратного превращения.
– Глупости! – заявила Кора. – Пустые выдумки. Я видела, как ты работал в тренировочном зале. У тебя нормальное мужское тело. Даже смотреть приятно.
– Если бы ты не была древней гречанкой, – сказал Густав, – я бы наверняка растерялся от такого замечания.
– Я не только древняя эллинка, – сказала Кора. – Но есть подозрение, что я – воплощение Персефоны, хранительницы царства мертвых.
– Чепуха! – рассмеялся Густав. – Это тебя пугали глупцы, а ты, наверное, как и положено полевому агенту, не любишь читать. Кора-Персефона – покровительница цветения, расцвета жизни. Именно поэтому каждую осень мрачный Аид затягивает ее обратно в царство мертвых. До весны.
Они перешли в маленькую кают-компанию. Кора споткнулась о футляр с контрафаготом. Густав открыл горячий бар и извлек из него две чашечки кофе, Кора – хороший коньяк из другого бара.
– Твой Милодар – сибарит, – сказал Густав.
Они сидели на небольшом диване, невероятно мягком и расслабляющем. И Кора никак не могла понять, почему она оказалась на этом диване, когда ей можно было бы сесть в кресло по другую сторону низкого столика.
– Тебя не стесняет наша одежда? – спросил Тесей.
– Еще как стесняет! – призналась Кора. – А кто тот человек, Бронзовая Маска?
– Мы его увидим… Я тебе его покажу. Нет смысла называть его имя сейчас, если оно ничего не говорит.
– Жаль. Это как в плохом детективе – главный убийца появляется в последний момент со стороны, потому что автор не придумал,
– Обычно это бывал дворецкий, – напомнил Густав.
Он чуть-чуть подвинулся к Коре. И замер, как бы проверяя реакцию птицы глазами кота.
– Тебе было лучше, – сказал он. – Подумай, ведь ты все видела и всех узнавала. Для меня же вокруг существовали лишь мои современники, мои древние современники. Я видел тебя, я видел тупицу Кларенса и охотницу за троном Клариссу. Но иными, чем мы. Я же не подозревал, что где-то существует страна Рагоза и в ней трон, который мне, вернее всего, не суждено занять. И все мои надежды на то, чтобы омолодить мою страну, рухнут… Понимаешь ли ты, что прожила несколько субъективных лет рядом с самым настоящим Тесеем? Я помню, как я боялся ворожбы Медеи, как внутри весь дрожал.
– Внешне это не было заметно.
Рука афинского героя потянулась за чашечкой кофе, но на полдороге зависла над коленом Коры, словно вертолет, заблудившийся в плохую погоду.
Кора не обратила на вертолет никакого внимания, а спросила:
– И совсем ничего не отзванивало в твоем сознании или, скажем, подсознании? Ведь твоему мозгу объективно эти люди были более чем знакомы!
– Больше того… ты будешь смеяться. – Густав отвел вертолет к летному полю – к плоскости стола, откуда он забрал пассажиров, то есть чашечку с кофе. – Ты будешь смеяться, но до того, как я выслушал твой рапорт, я не до конца осознавал всю серьезность положения. Я видел, как ты сидишь в какой-то комнате и с равнодушным лицом рассказываешь, что в такой-то ситуации такая-то герцогиня Рагоза приняла ВР-облик Ариадны и передала объекту охраны клубок ниток… Я слушал тебя, и в мозгу что-то щелкало. И я вспомнил ситуацию: и ревущую толпу перед входом в Лабиринт, и глаза Ариадны, а потом – как я рубил этого несчастного урода.
– Минотавра?
– Конечно. Но тогда он не показался мне несчастным уродом. Он был зловещим чудовищем, символом угнетения моих родных Афин, пожирателем девушек! Я сражался с ним… потом слушал тебя и понимал: о боги! Ариадна же и на самом деле моя помолодевшая тетка Рагоза, которая сочла за самое разумное в интересах сохранения кланов присоединиться к моим врагам. Хотя я думаю, ей пригрозили…
– Кто?
– А потом я слушал твои слова о Пирифое и думал: идиот, как же ты мог не узнать братца Кларенса?
– Братца?
– Это было его прозвище в школе для особо одаренных детей, в которой мы учились. В Рагозе все князья и принцы по рождению получают звание «особо одаренных детей» и отправляются в особую школу. Это демократично и в то же время дает возможность не толкаться в обществе плебеев. На самом деле это ужасное лицемерие!
– Разумеется, – сказала Кора, с надеждой глядя на то, как рука Густава вновь поставила чашку на столик и на этот раз по-братски опустилась ей на дальнее плечо, так что Коре пришлось чуть податься к принцу. Что она и сделала весьма покорно.