Кир Булычев. Собрание сочинений в 18 томах. Т.7
Шрифт:
Андрей посмотрел вдоль борта. Он увидел, что за эволюциями миноносца наблюдают три сестры милосердия, санитар в белом, измазанном кровью халате и усатый доктор с узкими серебряными погонами. Андрей поглядел на часы – было половина седьмого утра. Лучи солнца вспыхивали на мелкой утренней ряби. Васильев, присев на корточки, передал офицеру, что был в шлюпке, длинный конверт. Откозырял и начал медленное обратное путешествие по крылу в открытую кабину. Перед тем как забраться в нее, он поглядел на «Измаил», увидел зрителей и помахал им рукой. Сестры милосердия стали радостно махать
Вместо того чтобы вернуться к своему кораблю, шлюпка с миноносца направилась к «Измаилу», который тем временем уже совсем остановился. Гидроплан и шлюпка остались так далеко позади, что четырем гребцам в ней пришлось поднапрячься, догоняя «Измаил».
Андрей видел, как матросы побежали к борту, чтобы опустить веревочный трап. Наклонившись, он увидел, как трап, развернувшись, коснулся воды.
Между тем Васильев занимался очень будничным и совсем не пилотским делом – он достал из кабины большой бидон и наливал из него в открытое в носу самолета отверстие сверкающую под солнцем жидкость. Он наполнял бак бензином, потому что иначе не хватило бы горючего на обратный путь. Васильев вылил бензин, положил пустой бидон в кабину, потом уселся и опустил на глаза очки. Гидроплан остался настолько далеко сзади, что приходилось наклоняться над поручнями, чтобы увидеть его… Вот Васильев включил мотор, винт лениво повернулся, еще раз, еще… мотор чихнул и замолк. Андрей так внимательно вслушивался в голос мотора, что пропустил момент, когда лейтенант с миноносца поднялся на палубу транспорта и побежал к мостику, чтобы передать письмо.
Что могло быть в нем? Какая срочность заставила послать самолет вдогонку за «Измаилом»?
– Какая может быть срочность, чтобы послать самолет за нашей калошей? – услышал Андрей голос, вторивший его мыслям.
Это Иван Иванович бесшумно подошел и встал рядом.
– Я проснулся, – сказал крестьянский сын, – потому что не люблю неожиданностей. Почему бы «Измаилу» останавливаться посреди моря?
– Сейчас узнаем, – сказал Андрей.
Иван Иванович пошел вперед по палубе.
– Ты куда? – спросил Андрей.
– Попробую подняться на мостик и подслушать, – сказал Иван Иванович. – Может быть, им сейчас не до меня.
Андрей не стал ничего говорить, только пожалел, что эта мысль пришла не ему – не бежать же теперь следом за Иваном?
Так что Андрею оставалось лишь наблюдать.
Андрей повернулся к морю. Гидроплан начал разгоняться, поднимая своими лаптями белые бурунчики, – он несся по мелкой ряби все быстрее и вот, под возгласы сестер и взмахи их белых платочков, взлетел наверх, сделал круг над «Измаилом» и взял курс на юго-запад. Андрей долго смотрел ему вслед, пока гидроплан не превратился в точку и не исчез в чистом синем небе.
Становилось тепло, хоть шел всего восьмой час.
Медсестры отошли от борта – вернулись к своим обязанностям.
Андрей увидел, как с мостика быстро спускается группа людей, возглавляемая самим капитаном «Измаила» Белозерским. Белая борода капитана развевалась от быстрого движения, за ним спешили два офицера, и замыкал
Тут уж и Андрей решил не тушеваться. Он пошел за капитаном, и когда офицер, шедший рядом, спросил его:
– Вы зачем?
Андрей ответил:
– Надо! – Он был убежден, что надо, что чрезвычайное происшествие каким-то образом связано именно с их экспедицией.
Уверенность не обманула Андрея – процессия вошла в коридор, что вел к каюте профессора Авдеева. Перед его дверью все остановились. Капитан постучал костяшками узловатых пальцев в дверь и, когда никто не откликнулся, постучал куда громче.
– Что? Что? – донесся испуганный голос из-за двери.
– Это я, Иван Петрович, – ответил капитан. – Капитан второго ранга Белозерский. Я прошу вас немедленно отворить дверь.
– Что вы, что вы! – послышался ответ – глухо – через дверь. – Вы забываете, что сейчас всего семь часов утра?
– Меня не волнует, сколько сейчас часов утра, – сказал капитан. – Откройте и попросите вашу супругу быстро одеться.
– Я удивлен, – сказал Авдеев, приоткрывши дверь, чтобы удобнее было переговариваться. Авдеев был в длинной ночной рубашке, на голове красный байковый колпак, и усы уложены в особые футлярчики, чтобы не мялись, – зрелище было более чем комическое, и один из офицеров, помоложе, не удержался, громко фыркнул.
Авдеев смотрел на капитана и офицеров снизу вверх, его черные глаза метали молнии, он сорвал футлярчики с усов, те разлетелись в стороны, как черные тараканы.
– Госпожа Авдеева, – сказал капитан, – мне надо войти! Если вы не оденетесь сами, то я войду, не обращая на вас внимания.
– Евграф Михайлович! – не выдержал тут Авдеев, отказавшись от формальных обращений. – Вы что, рехнулись, что ли?
Тогда капитан Белозерский отстранил маленького плотного Авдеева в сторону, шагнул в каюту, затем обернулся и поднятой ладонью приказал остальным ждать в коридоре. И захлопнул за собой дверь.
Оставшиеся в коридоре молчали. И понятно почему – все надеялись услышать, о чем будут говорить в каюте, ведь никто толком не знал, что привело капитана в каюту в столь неурочный час.
Голоса гулко доносились из-за двери, они были приглушены, перебивали друг друга, потом наступила пауза – Андрей понял, что капитан показывает Авдееву письмо, полученное им с гидроплана. Молчание длилось минуты три – после этого снова возникли голоса.
Затем дверь в каюту открылась – в ней стоял Белозерский.
– Я еще раз говорю, – сказал он, – во избежание опасности, риска я прошу всех посторонних удалиться – и в первую очередь вас, мадам! – Это относилось к профессорше.
– И не подумаю, – ответила та, – это клевета!
– Мы все проверим и выясним, клевета или нет, – произнес капитан, разглаживая белоснежные усы. – Но рисковать вашей особой я не намерен. И вообще попрошу всех посторонних удалиться. Приступайте, прошу вас, лейтенант Прохоров.