Кир Булычев. Собрание сочинений в 18 томах. Т.9
Шрифт:
– Помолчи, Лидия Кирилловна. Я питаю к тебе уважение, но не до такой же степени!
– Нет! – крикнул Слава из коридора. – Лучше сейчас меня убейте, сволочи!
– Я ухожу, – сказал Геннадий. Говорил он негромко, как человек, уверенный в том, что его услышат. – Через полчасика позвоню, а тогда вы мне скажете, когда мы завтра едем в банк.
– Куда-куда? – спросила Валентина, раз уж никто другой не спросил.
– Надо же вписать любимую жену в документы.
Уходя, Геннадий заглянул в столовую. Алла увидела его и сказала, преувеличенно артикулируя:
– Все нормально. Все
– Пойдешь спать – запрись, – сказал Гена. – А то они тут такие нервные – как бы тебя подушкой не задушили. Как царя Павла.
Лидочка чуть было не поправила – не Павла, а Петра. Но удержалась.
Дверь за Геннадием закрылась.
Стало очень тихо. Было слышно, как тяжело сопит Алла.
– Ой беда! – сказала Валентина и потянула Василия к себе в комнату. – Ой, плохо это кончится!
Василий еле волочил ноги, словно страшно утомился. У него даже сил не осталось закрыть за собой дверь.
Это сделала Валентина. И сразу начала что-то бормотать за стенкой, тихо и настойчиво. Лидочка не слышала, о чем речь, но у нее в мозгу трепетало понимание смысла: бежать, бежать, бежать…
В тишине громко раздавался храп Аллы. Лидочка заглянула в столовую. Алла заснула, уронив голову на скрещенные руки. Рюмка опрокинулась, и скатерть намокла.
Вдруг Слава, который, оказывается, так никуда и не ушел, громко спросил:
– А где Иришка? Где Иришка? Она не приходила?
– Наверное, она у Ричардсонов, – сказала Лидочка.
Слава кинулся к телефону и принялся листать российского вида растрепанную тетрадку с телефонными номерами, лежавшую на столике. Он никак не мог найти страничку с телефоном Ричардсонов, и Лидочка, глядя на него, поняла, что его опасения могут оправдаться. Почему-то Геннадий был уверен в том, что Слава его послушает.
Как она была права с самого начала, когда поняла, что шантажист не остановится, пока не сожрет жертву! Видно, на свете очень мало шантажистов с чувством меры. Все они, несмотря на то, что с каждым требованием риск увеличивается, получив кусок, тут же начинают мучиться от того, что слишком мало взяли, что были чересчур добры. Возможно, в самом начале похитители действительно высчитали, что полутора миллионов им хватит. Надо оставить Славе какие-то деньги, чтобы он не рехнулся, но тут им захотелось взять еще – а почему нет? Ведь у них в заложниках не только Алла, ее можно и списать, – у них в заложниках Иришка, а это куда более весомый козырь. А впрочем, что мы знаем об изгибах ума преступников? Может быть, чтобы подстраховаться, они хапнули небольшой куш, а затем взялись за следующий этап грабежа. Но не поспешили ли они? Пока что у них ничего нет…
– Вот! – воскликнул Слава. – Вот Ричардсоны!
Он стал нажимать кнопки на аппарате, но до конца набрать номер не успел, потому что позвонили в дверь.
Лидочка пошла открывать, но Слава прыгнул, обгоняя ее, и рванул дверь на себя.
За дверью стояла Иришка. Растрепанная, бледная, но улыбающаяся.
– Иришка, где ты была? – потребовал ответа Слава.
– А ты посмотри, фазер, – ответила Иришка. – Теперь ты отдашь ему мою руку и сердце?
Она сделала шаг в сторону и толкнула вперед Роберта. Под глазом у того был синяк, щека
– Это мой спаситель, – объявила Иришка.
– Заходите, заходите, – трагическим шепотом сказал Слава. – Скорее, они могут наблюдать.
– Они смылись, – сказала Иришка.
Но все же втащила внутрь смущенно улыбающегося Роберта и закрыла за собой дверь.
– Идите, идите. – Слава потащил подростков к себе в кабинет. Лидочка неуверенно остановилась, но Иришка сказала:
– Вы чего, тетя Лида? Идите к нам.
– Одну минутку. – Лидочка пошла на кухню искать аптечку.
Когда она пришла в кабинет с борной кислотой и пластырем, Иришка с Робертом сидели рядком на диване, а Слава возвышался над ними.
– Значит, так, – сказала Иришка, глядя, как Лидочка управляется с ранами Роберта. – Меня пытались похитить.
– Вот именно, – сказал Слава.
Оказывается, Иришка была у Ричардсонов и, попрощавшись, отправилась домой. Роберт проводил ее до дверей, но от дальнейших проводов Иришка отказалась. Чего тут провожать – три дома.
Но Роберт домой не пошел, а сделал несколько шагов вперед и оказался за кустами, боясь выйти на тротуар. Он знал, что если Иришка его заметит, то разозлится не на шутку.
И тут Иришку догнала машина.
Роберт увидел, как на ходу открывается дверца, и сообразил, что Иришку собираются похитить.
Лидочка не знала, насколько Роберт информирован о ситуации в семье Кошко, но допускала, что он знает больше, чем ему положено. Сведения о трагедии распространялись как круги по воде – остановить этот процесс было уже нельзя. Как нельзя убить всех свидетелей. И Лидочка понимала, что бандиты сейчас находятся в критическом положении: еще чуть-чуть, и они будут раскрыты, им останется лишь убивать. И потому они становятся втройне опасны, как загнанные в угол шакалы.
Роберт совершенно не испугался бандитов – в его возрасте еще не выработались защитные механизмы.
Он почувствовал себя рыцарем на боевом коне и в пять прыжков достиг машины, которая не могла уехать, потому что Иришка отчаянно, хотя и молча, сопротивлялась. Похититель тянул ее внутрь, а Иришка молотила его свободной рукой по голове.
Нападения со стороны Роберта бандиты не ожидали, и потому, когда Роберт дернул Иришку на себя, похититель ее отпустил. Тут бы Роберту и бежать со спасенной Иришкой, но он решил, что одолеет любого бандита, и потребовал, чтобы Геннадий (скорее всего похитителем был именно Геннадий) вышел на честный бой. Геннадий на честный бой вышел и, может, потерпел бы в нем поражение, но Иришка повисла на руке Роберта и отчаянно тянула его подальше от машины. Ему пришлось сражаться одной рукой.
Роберт потерпел тактическое поражение, получил синяк, но в стратегическом плане битва честного английского юноши с русской мафией имела положительный результат – бандиты впервые получили отпор и были вынуждены отступить.
Роберта хотели поить чаем, но он сказал, что пойдет домой, а Иришка будет ночевать у Ричардсонов. А с утра он отправится в полицию.
Увидев ужас в глазах отца, Иришка увела Роберта к себе в комнату, и через полчаса он оттуда вышел, вежливо и грустно попрощался и произнес, строго глядя на Славу: