Кир Булычев. Собрание сочинений в 18 томах. Т.9
Шрифт:
– А он еще ничего, сохранился, – произнесла одна из них.
– Не соблазняй меня. Я его не видела и не увижу. А правда, что он был секретарем ЦК?
– Не исключено.
– Ну, тогда у Аленки не было шансов.
– А что, если он ее убил?
– Ты что, офигела?
– Ты же знаешь Аленкин характер – что схватила, то мое! А тут пролетела. Он понял опасность и убил ее.
– Она таблеток наглоталась. Это медицинский факт.
– Для кого-то факт, а для кого-то и нет.
– Ты что-то знаешь?
– Если бы знала, била бы во все колокола.
– Ты романтик.
Автобус выехал
Тем временем разговор подружек на заднем сиденье перешел, как и следовало ожидать, к темам куда более актуальным, чем смерть Аленки Флотской.
– Мне Татушкина говорила, что на Петрика было покушение.
– И что тебе еще эта раззява говорила?
– А что, неправда?
– Об этом лучше не болтать.
– На него наехали?
– На нем висит полмиллиона баксов.
– И не испугался приехать в крематорий?
– Он любил Аленку.
– Значит, наезжали?
– Кто-то, я тебе не буду говорить кто, нанял бандитов. Была разборка, Петрика хотели пришить, но Лариска, та телка, которая с ним сегодня была, его вытащила из-под огня.
– Как Анка-пулеметчица?
Женщины засмеялись. Лидочку подмывало желание обернуться и посмотреть на существ, которые милыми голосами вели такую неженскую беседу. Чувствовалось, они готовы были сами взять автоматы и тут же открыть стрельбу от живота.
– Он собирается рвать на Запад, у него все туда переведено.
– Так он тебе и сказал.
– Каждому жить хочется.
– Тогда они его достанут.
– А может, и не достанут.
Лидочка еле дождалась того момента, когда автобус остановился возле дома на Васильевской. Она поднялась и смогла рассмотреть тех собеседниц, которые только что обсуждали судьбу Петрика. То есть Алика Петренко.
Обыкновенные женщины тридцати с лишним лет, одна из них заметно растолстела и лет через десять станет грузной матроной, вторая, видно, всегда была худенькой, а теперь усохла. Но обе в шубах, перстни на пальцах, схожие сумочки с позолоченными замками и пряжками. Скучные личности, чьи-то жены. Для них самоубийство Аленки и покушение на Петрика – величайшие события года и в то же время обыденность жизни.
В квартирке было чрезвычайно тесно, составили все столы, соединили их досками, скатерти были разномастные, посуду принесли от соседей. Вилки и ножи собирали по всему подъезду, да и обитатели этого подъезда толклись на кухне, зарабатывая право на участие в поминках хозяйственными заботами. Кое-как
Роза помогала на кухне, потом носила блюда с нарезанной колбасой, сыром, зеленью и холодными цыплятами. Лидочка сидела напротив большой фотографии Алены над диваном. Ветер взъерошил Аленке волосы, и она пыталась удержать их обеими руками. Очень удачная фотография. Какие у нее были хорошие зубы!
Алена все более становилась абстракцией – это могли быть поминки, а мог быть и десятый юбилей смерти Пушкина, собравший лицейских друзей помянуть великого поэта, хотя никто его таковым не считал, потому что он не сделал карьеры и глупо погиб на глупой дуэли, в которой сам был виноват, о чем можно прочесть в истории Кавалергардского полка.
Бывает такое странное совпадение – «История кавалергардов» лежала на стеллаже, Лидочке надо было только обернуться и протянуть руку. А на открывшейся странице шло описание дуэли другого кавалергарда – Мартынова – и поручика Тенгинского полка Михаила Лермонтова. Авторы «Истории кавалергардов» отдавали должное поэту Лермонтову, но все их симпатии были на стороне Мартынова: «Как поэт, Лермонтов возвышался до гениальности, но как человек он был мелочен и несносен. Эти недостатки и признак безрассудного упорства в них были причиной смерти поэта от выстрела, сделанного рукою человека доброго, сердечного, которого Лермонтов довел своими насмешками и даже клеветой почти до сумасшествия». А на самом-то деле была одна достаточно безобидная шутка о длинном кинжале, который нацепил Мартынов. Об этом Лидочка помнила. Лермонтова надо было убить, и потому для этой роли подошел «добрый и сердечный» Мартынов, который, как вычитала Лидочка из той же «Истории», убив Лермонтова, подошел к нему и по-братски его поцеловал. Из кавалергардов выходили замечательные убийцы.
– Что-то вы зачитались? – спросил мужчина с собачьими, приподнятыми у переносицы бровями и большими брылями – он был либо псом, играющим человека, либо человеком, играющим пса. – Вам положить блин?
Человеку было за сорок, седина тронула его виски и окрасила усы. Он был тяжел, басовит, и Лидочка представила, как он лает – глубоко и редко, а ночью выходит из своей дачи, спускается с крыльца в кусты и там редко и солидно лает, а ему отзываются собаки и собачонки дачного поселка.
Человек положил на тарелку Лидочке холодный блин, на него – столовую ложку кутьи. Лидочка, зажатая между его горячим бедром и острым локтем одной из одноклассниц Алены, извернулась и положила книгу о кавалергардах на место. Загадка – как эта книга могла здесь очутиться?
– Чем вы заинтересовались? – спросил мужчина с брылями.
– Там описано, как убивали Лермонтова, – ответила Лидочка.
– Лермонтова убила тяжелая действительность российского самодержавия, – сообщил мужчина с брылями и представился: – Константин. Просто Константин. И это допустимо, потому что я старше вас ровно настолько, насколько мужчина должен быть старше женщины, чтобы стать ее ровесником.