Кир Булычев. Собрание сочинений в 18 томах. Т.9

Булычев Кир

Затем вышли на улицу.

Наступило то чудесное завершение летнего дня, когда солнце уже скатилось к верхушкам елок, ветер стих, из-за заборов пахнет флоксами и спелой зеленью. Образ подмосковного рая нарушали лишь вороны, которые носились невысоко, деля добычу либо территории и оглушительно крича. Поселок девятиэтажных домов, принадлежавших институту усовершенствования, наступал на дачи. Было ясно, что когда наступление города станет слишком чувствительным, дачники отъедут в

другие края.

– Доскажи, Лидочка, – попросил Женя.

– Ты о Сергее?

– Да. Мне он понравился, по-моему, достойный человек. Значит, Нина Абрамовна узнала о его романе с благородной Елизаветой Корф…

Женя чуть улыбнулся, поправив очки. Он принадлежал девятнадцатому веку и сам ощущал порой свою неприспособленность к веку нынешнему. Все у него было в порядке, но душа к нашему времени не лежала. Лидочке куда легче было представить его в строгом вицмундире с расшитой золотом шляпой в руке, стоящего, чуть выгнув назад спину, в осознании дворянской гордыни.

– Я сама удивилась, что Нина приехала к нему на дачу. Наверное, какое-нибудь важное дело. Насколько я знаю, их отношения давно уже утряслись на нулевой температуре. Тем более что и на Лизе Корф Сергей не женился.

– Почему?

– Потому что к тому времени все уже перегорело. Роману Сергея с Лизой, наверное, уже лет пятнадцать. Надо было принимать решения сразу. Нина хлопнула дверью, когда роман был на излете. Вернее всего, у нее самой в то время возникла надежда на новый союз.

– Они не любили друг друга?

– Не любили.

– А с Лизой Корф? Что было дальше с Лизой Корф?

– Лиза Корф где-то существует. Если хочешь, я спрошу о ней Сережу.

– Нет, не надо.

– У Лизы должна быть совсем взрослая дочка, ей больше двадцати. Даша Корф. К Сергею она отношения не имеет.

– Но почему Корф?

– Ее когда-то звали в институте барышней-крестьянкой. Она Иванова, но недолгое время была замужем за неизвестным нам Корфом и даже успела родить ему наследницу. Корф исчез без следа, никто его не видел.

– Я покорен твоей информированностью, – сказал Женя. – Ты могла бы работать в отделе светской хроники. Познакомь меня с Лизой Корф.

– С мужчиной надо быть настороже, – сказала Лидочка. – Он использует твою откровенность тебе же во вред. Это дискриминация по принципу пола.

– Лидочка, – заметил Женя, – прекрати смотреть американские сериалы. Ты на глазах превращаешься из милой и покорной российской дамы в американское чудовище равноправия.

Их обогнал на гоночном велосипеде маленький сухой старичок в больших очках. Ехал он быстро, был пьян, его ноги неравномерно нажимали на педали, и чуткая машина совершала неверные движения,

катилась по синусоиде.

Неожиданно выдержанный и хладнокровный Глущенко возопил:

– Николай! Стой, я тебе говорю!

И кинулся под велосипед. Велосипед постарался его раздавить, врезался в забор, и Глущенко легко подхватил вылетевшего из седла старичка.

– Николай, – сказал он, успокаиваясь. – Я тебя жду уже четыре дня. Ты взял аванс и дал мне слово – так или нет?

Старичок вяло, как заморенный сом, бился у Жени в руках.

– Это электрик, – сообщил Женя Лидочке, – ты иди, я тебя догоню, только поговорю с ним как мужчина с мужчиной.

– Ты мне щенок, а еще не мужчина, – гордо ответил старичок.

Опасаясь, что беседа может выйти из цивилизованных рамок, Лидочка поспешила по улице. Не успела она пройти и ста шагов, как натолкнулась на стоявшего в неуверенности очень толстого краснощекого мужчину. Мужчина был одет в гигантский обвисший свитер, серые шорты до колен и самодельные сандалии – последнее было понятно, так как ступни мужчины были настолько велики, что трудно было бы подобрать для них обувь в магазине.

Пегие, немытые волосы мужчины были собраны на затылке черной резинкой и падали на спину. Тонкие пряди, выбившиеся из-под резинки, пересекали лоб и щеки. На вид мужчине было лет двадцать пять. Его было трудно назвать юношей или молодым человеком. Для себя Лидочка окрестила его слонопотамом.

Слонопотам спросил высоким, почти женским голосом:

– Где здесь Школьная улица?

– За вашей спиной, до конца дорожки и налево.

Не поблагодарив, толстяк затопал прочь. Лидочка обернулась. Оставив старичка в живых, к ней спешил Женя Глущенко.

– Он обещал, – сказал Женя. – Завтра с утра придет с инструментом.

– И ты ему поверил?

– В качестве альтернативы – придется его убить, – сказал Женя. – Но я к этому не готов.

– Нет, – согласилась Лидочка, – такие, как ты, не убивают. Такие, как ты, подвергают остракизму.

– А такие, как он, плевать хотели на мой остракизм, – признался Женя. – Ты тоже электрика встретила?

– Ты имеешь в виду толстяка?

– Черт его знает, я не разглядел. Только обратил внимание на то, что он одет для исполнения арии обжорства в опере нищих.

– Мальчики склонны к беспорядку в одежде, – заметила отличница Лидочка.

– Между нами существенная разница в возрасте, – ответил Глущенко, – я провел детство в серо-синем тюремном мундирчике советской гимназии. Это меня мобилизовало на достижение высоких результатов в учебе и общественной деятельности.

– Но потом, после школы?