Кириньяга. Килиманджаро
Шрифт:
– Кембридж и Йель, – ответил я, – много лет назад.
– Зачем образованному человеку сидеть в пыли перед хижиной из травы?
– А зачем бы масаи принимать заказ от кикуйю? – возразил я.
– Я люблю охоту, – сказал он. – И еще мне хотелось посмотреть на построенную вами Утопию.
– Ты ее увидел.
– Я увидел Кириньягу, – ответил он, – а не Утопию.
– Это потому, что ты не знаешь, куда смотреть.
– Ты умный старик, Кориба, и у тебя на любой вопрос найдется куча умных ответов, – сказал Самбеке беззлобно. – Почему ты не стал королем всей
– Мундумугу – хранитель обычаев нашего народа. Большей власти ему не нужно.
– Ты мог бы, по крайней мере, заставить их возвести для тебя дом, а не ютиться в этой халупе. Масаи, например, больше не живут в маньятах [15] .
– А следом за домом я должен был бы обзавестись автомобилем? – уточнил я.
– Ну, как только бы дороги построили, – согласился он.
– А потом нужно было бы построить завод для новых автомобилей, а потом еще один, строить новые дома, а потом внушительное здание парламента и, наверное, железную дорогу? – Я покачал головой. – Ты описываешь Кению, а не Утопию.
15
Отдельные деревни в сельской местности в Кении. – Прим. ред.
– Ты ошибаешься, – сказал Самбеке. – По дороге сюда с посадочной площадки – как там вы ее называете?
– Гавань.
– По пути сюда из Гавани я видел буйволов, куду и импал. Вы могли бы заработать много денег, построив у реки охотничьи домики для туристов с видом на равнины.
– Мы не охотимся на травоядных.
– А вам и не надо, – ответил он задумчиво. – Но ты только подумай, как бы обогатился ваш народ.
– Да охранит нас Нгаи от таких доброхотов, как ты, – благоговейно ответил я.
– Ты упрямый старпер, – сказал он. – Лучше я пойду с Коиннаге поговорю. В каком шамба он живет?
– В самом крупном, – ответил я. – Он наш верховный вождь.
Он кивнул:
– Ну да, разумеется. Еще увидимся, старик.
– Само собой, – кивнул я.
– А после того как я убью ваших гиен, нам бы стоило посидеть за калебасом с помбе и обсудить, как превратить этот мир в Утопию. Пока я очень разочарован увиденным.
С этими словами он развернулся и пошел в деревню по длинной извилистой тропе к бома Коиннаге.
Как я и ожидал, он заморочил Коиннаге голову. Когда я поел и спустился в деревню, то обнаружил, что эти двое сидят у костра перед бома вождя и Самбеке описывает Коиннаге охотничий домик, который надо выстроить у реки.
– Джамбо, Кориба, – сказал Коиннаге, завидев меня.
– Джамбо, Коиннаге, – ответил я, садясь на корточки рядом с ними.
– Ты встречался с Уильямом Самбеке?
– Я встречался с Самбеке, – сказал я. Масаи усмехнулся, услышав, что я продолжаю игнорировать его европейское имя.
– У него множество идей для Кириньяги, – продолжил
– Как интересно, – ответил я. – Тебе нужен был охотник, а вместо него нам прислали проектировщика.
– Некоторые из нас, – вмешался Самбеке ехидно, – наделены несколькими талантами.
– Некоторые из нас, – ответил я, – провели тут полдня и даже не отправлялись на охоту.
– Я убью ваших гиен завтра, – сказал Самбеке, – когда их животы будут полны и они будут слишком довольными, чтобы убегать при моем приближении.
– И как же ты их убьешь? – спросил я.
Масаи осторожно открыл футляр и достал оттуда ружье с телескопическим прицелом. Большинство местных жителей никогда ничего подобного не видели. Они столпились и стали перешептываться.
– Не желаешь его опробовать? – предложил он мне.
Я покачал головой:
– Оружие европейцев не представляет для меня интереса.
– Это ружье изготовлено в Зимбабве людьми из племени шона, – возразил он.
Я пожал плечами:
– В таком случае это оружие черных европейцев.
– Кем бы они ни были, – сказал Самбеке, – они делают превосходное оружие.
– Для тех, кто боится охотиться традиционными способами, – ответил я.
– Не дразни меня, старик, – сказал Самбеке, и внезапно наступило молчание, ибо никто в деревне не смел так разговаривать с мундумугу.
– Я не дразню, масаи, – проговорил я. – Я лишь обращаю внимание на причину, по которой ты принес с собой это оружие. Ничего нет постыдного в том, чтобы опасаться физи.
– Я ничего не боюсь, – азартно огрызнулся он.
– Это не так, – сказал я. – Как и все мы, ты боишься неудачи.
– Неудача мне не грозит, – погладил он ружье. – Вот с этим.
– Кстати, – сказал я, – а разве у масаи не было принято в свое время доказывать мужество, выходя на льва с одним лишь копьем?
– Было, – ответил он. – А еще у масаи и кикуйю умирали при рождении почти все дети, и всякая болезнь, поражавшая деревни, уносила много жертв, и жили мы в шалашах, не спасавших ни от дождя, ни от холода, ни от хищников из вельда. И это масаи, как и кикуйю, научились у европейцев, а потом прогнали белых со своей земли и построили великие города там, где раньше не было ничего, кроме болот и грязи. Или, вернее сказать, – добавил он, – то были масаи и большинство кикуйю.
– Когда я был в Англии, – отозвался я, возвысив голос, чтобы меня слышали все, хотя реплика моя была обращена к Самбеке, – мне довелось сходить в цирк. Там я увидел шимпанзе. Это было очень смышленое животное. Его одевали в человеческую одежду, он ездил на человеческом двухколесном велосипеде, играл человеческую музыку на человеческой флейте – но он не стал от этого человеком. Собственно, он этим и веселил людей, потому что был гротескной пародией на них… точно так же, как масаи и кикуйю, надевая костюмы, управляя машинами и работая в больших зданиях, не становятся европейцами, но лишь пародируют их.