Киров
Шрифт:
Укрепилось и армейское руководство. По просьбе Кирова членом Реввоенсовета вместо уехавшего Куйбышева вновь прислали Механошина. Прислали талантливого командарма, бывшего полковника Матвея Ивановича Василенко. Дали нового начальника штаба, бывшего генерала Александра Кондратьевича Ремезова, пожилого, уважаемого специалиста. После гражданской войны, когда он вышел в отставку, его достойно вознаградили за верную службу. Ремезов поселился на юге, у моря, жил на государственный счет в особняке с личным поваром, имел автомобиль с личным шофером, что по тем трудным временам почиталось жизнью княжеской.
XI
Ранней весной, когда армия уже достигла Терека, пора было Кирову и командарму Василенко перебраться туда. Калмыцкую степь развезло, терять недели на поездку они не могли. Оставалось лететь. Лететь, хотя подобных рейсов в истории авиации никто и не помнил. Четыреста километров без трассы, без предварительной разведки, без аэродромов, без городов. А самолеты — «Фарсаль» и «Ваузен», старые галоши, летающие гробы.
Вылетели утром 17 марта. Сергею Мироновичу предоставили «Фарсаль XXX», который вел герой гражданской войны Сократ Александрович Монастырев. Спустя несколько лет он издал об этом перелете книгу, в которой Сергей Миронович упоминается как член РВС К-в.
В книге рассказывается, что рельеф местности не совпадал с изображениями карты. А вскрывшаяся Волга разлилась и затопила высотки, по которым намечалось ориентироваться. Там, где должно было находиться селение Яндыки, лежало несколько деревень, окруженных водой. Отыскать с воздуха Яндыки помог Киров. Сели благополучно, хотя площадка была настолько скверна, что резервный самолет, везший механика и запасные части, разбился, приземляясь. Пилот и механик только чудом уцелели среди груды обломков.
Поднялись вновь. Ветер трепал изношенный «Фарсаль», мотал во все стороны. На высоте в две с половиной тысячи метров «Фарсаль» пошел ровнее. Но вновь неладно. «Ваузен», на котором летел Василенко, взял неправильный курс и, не замечая сигналов Монастырева, мчался в глубь степи. А заранее условились лететь на виду друг у друга. Пришлось лететь по заведомо ложному пути. Внизу простиралась совершенно голая земля, сплошь покрытая песками — ни растительности, ни рек, ни дорог, ни селений. Никаких признаков жизни. «Ваузен» пошел на посадку. Сел. Рядом сел и «Фарсаль». В моторе «Ваузена» что-то испортилось, и пилоты принялись чинить его.
Темнело. Кругом ни души. Но Василенко успел высмотреть калмыцкую юрту. Направились к ней. За изгородью, возле коров, баранов, верблюдов, в углу двора тесно жались плечом к плечу мужчины, женщины, дети. Сергей Миронович приблизился, поздоровался. Один из калмыков кое-как говорил по-русски. Он признался: увидев машины, все решили, что с неба спускаются злые духи, шайтаны.
— Поздравляю, — рассмеялся Сергей Миронович. — За чертей приняли.
Окончательно убедившись, что перед ними не злые духи, хозяева очень обрадовались. Зарезали барашка, изжарили его на костре. Все уселись вокруг огня. Гостей наперебой угощали и мясом, и топленым молоком, и лепешками, и солоноватым чаем. Монастырев писал, что сроду такого вкусного молока не пил. Василенко рассказывал, что чай, хотя и странный на вкус, понравился ему и Сергею Мироновичу.
Летчики ночевали неподалеку, возле машин. Кирову и Василенко
Следующий этап был для «Фарсаля» попроще, но при посадке в Святом Кресте ветер снес машину немного вбок. Она угодила колесом в канавку. Колесо смялось. Машина передним концом гондолы уперлась в землю. Ни Киров, ни Монастырев не пострадали. «Ваузен» закапризничал и, приземляясь, разбился, не причинив, впрочем, вреда ни командарму, ни пилоту.
Сергей Миронович снова был с войсками.
29 марта он послал в Астрахань прощальную телеграмму:
«Красные бойцы XI армии шлют свой боевой привет астраханскому пролетариату.
Шествуя победоносно по Северному Кавказу, XI армия твердо помнит 18-й год, когда она, усталая, больная, раздетая и голодная, вынуждена была отступить под натиском противника по безмерным астраханским степям в красную Астрахань, где нашла братский приют астраханского пролетариата. Защищая в течение долгих месяцев Астраханский край от контрреволюционных набегов бандитов, она вынуждена была черпать источники питания и обмундирования за счет астраханского пролетариата.
Ныне мощная XI армия отвоевала лучшие источники хлеба и топлива, астраханский пролетариат скоро увидит в своих краях ставропольский хлеб и грозненскую нефть.
Захваченный у противника бронепоезд «Терек», державший в когтях белых грозненскую нефть, назван нами «Красной Астраханью»…
Да здравствует пролетариат красной Астрахани!»
К концу марта деникинцев разгромили на Северном Кавказе. В те дни Киров вновь увиделся с Орджоникидзе — Серго был членом Реввоенсовета Кавказского фронта. Серго был председателем Северокавказского Ревкома, а Киров — заместителем председателя. Их пути сплелись. Киров и Серго были почти неразлучны, работали сообща. Завязалась и крепла их дружба.
В Азербайджане тогда готовилось пролетарское восстание против мусаватистов — местных буржуазно-националистических контрреволюционеров. Бакинские пролетарии по радио обратились к Ленину с просьбой о военной помощи. Оказать эту помощь было поручено XI армии.
28 апреля, незадолго до рассвета, мусаватистское правительство было свергнуто. Тогда же в Баку вступили бронепоезда, а вслед за ними возглавляемые Микояном кавалерия и пехота XI армии.
30 апреля в освобожденный Баку прибыли Орджоникидзе и Киров.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Кирова вызвали в Москву. Ему дали неожиданное назначение. Поглощенный новыми для него заботами, он между делом заглядывал к портным. Его обшивали-одевали по последней моде. Собственно, Сергей Миронович и в осажденной Астрахани хорошо одевался, был всегда в свежей сорочке, при галстуке, чем немало дивил приезжих, как и тем, что не носил военной формы; красная звездочка на фуражке, и только. Теперь — прощайте и фуражка, и кожаная куртка, и сапоги. Заменили их синий костюм, макинтош, мягкая шляпа, перчатки.