Кирюшкины миры (сборник)
Шрифт:
— Ну вот, давай, держи на максимуме пар, опаздываем на целых пять минут. Нужно догнать, а то влетит мне за самовольную остановку.
Помощник мотнул головой:
— Догоним, Семен Христофорыч, непременно догоним.
— Давай, Никита, поддай жару в котле.
Никита, молодой здоровый мужик с черным от угля лицом, заулыбался. На чумазом лице белели зубы.
— Не беспокойся, сейчас сделаем, — и он весело стал кидать в топку лопаты с углем. Топку помощник открывал, раздвигая створки. Ярко и горячо показывался огонь в зеве печи. Туда Никита
— Хорош, — скомандовал машинист, — а то котел взорвем.
Кирюшка от страха весь дрожал. Он в первый раз видел такое чудо — живой паровоз — изнутри. Раньше ему казалось, что в паровозе лишь сидели дяденьки и катались по рельсам на этом огромном ярком великане, дымя трубой и свистя в свисток. А оказывается, тут надо работать в поте лица! Вот тебе и красивая картинка с улыбающимися машинистами на станции!
Кирюшка понял, что везде нужно работать, трудиться, чтобы это чудо техники могло ехать. Он с восхищением и страхом смотрел на все происходящее и ликовал в душе: он едет на паровозе. Скажи кому — не поверят.
Поезд набрал нужную скорость, и через полчаса в боковое окно Кирюшка красными от дыма глазами увидел семафор и приближающиеся дома. Это их полустанок! Приехали! От угольной пыли и дыма у Кирюшки запершило в горле, и он закашлялся.
— Что, трудно быть машинистом? — смеясь, спросил самый главный дяденька на паровозе. — Ну, ничего, не так страшен черт, как его малюют. Привыкнешь. Хочешь после школы машинистом работать?
Кирюшка ничего не ответил. Он не знал ещё, кем хочет быть, но машинистом, пожалуй, точно не будет. Но в ответ он лишь вымученно улыбнулся. Он очень устал, да и был потрясен всем увиденным.
На станции машинист снял с паровоза первым Кирюшку, а потом Надюшку.
— Мигом домой, и чур никому не слова, а то нам попадет.
— Не скажем, дяденька, — ответила за них Надюшка.— Спасибо вам, — и она поклонилась, как это делала её бабушка, когда кого-то благодарила.
— Ладно, ладно, бегите. И не плутайте больше!
Машинист улыбнулся. А счастливые ребята пошли домой.
— Кирюшка, зубы на замок, — показала на ротик Надюшка. — Никому. Понял?
— Понял, — ответил радостно Кирюшка, завидев свой дом.
Погост
В Троицын день отец взял Кирюшку на погост — кладбище, где были похоронены дедушка и бабушка. Погост находился в семи километрах от полустанка и назывался Симоновским.
— Пойдем завтра на Симоново, — сказал отец Кирюшке накануне. — Не проспи. Выйдем рано, чтобы до обеда успеть.
Кирюшка никогда не ходил так далеко, разве что на покос. Но это другое дело. Тут тебе не лес и заливные луга, а настоящая дорога, по которой ходят машины.
Утром, собравшись в дорогу и взяв необходимую снедь в корзиночку, отец с сыном вышли за полустанок и по пыльному большаку зашагали в сторону Дровцова, деревни, за которой и находилось это старое кладбище. По дороге они
— Это что, папа? — спросил Кирюшка.
— Это и есть Симоново, — ответил отец.
Они повернули на узкую тропинку, виляющую среди начавшей колоситься ржи, и зашагали к островку в поле. Тропинка была узенькой, и догонявшие их люди, одетые в нарядные белые рубашки и пестрые платья, аккуратно обходили Кирюшку с отцом, чтобы не помять рожь, и здоровались:
— Здорово, Василий, — басил какой-то высокий мужчина, подавая отцу руку. — Это что, уже твой пострел вырос?
— А то не видно, — отвечал отец.
— Видно, видно. Но больше на Марию похож.
— Значит счастливым будет, — говорила женщина, идущая следом за высоким мужчиной. — На-ко вот тебе конфетку, — угостила она, Кирюшку. — Вылитая Мария, — продолжала она улыбаясь отцу и здороваясь с ним.
Потом они сами догнали несколько старушек, медленно бредущих одна за другой, в черных одинаковых платках и таких же черных платьях.
— Ну, бабули, пропустите-ка нас вперед, — весело воскликнул отец, догнав их.
Те вежливо расступились, давая дорогу.
— Это же Васька Чуриков, — вдруг узнала отца какая-то бабуля.
— Привет, привет, бабушки, — обходя, их отвечал отец.— А вы все такие же, не стареете, словно время вас не берет.
Отец с Кирюшкой остановились, чтобы вытереть потное лицо.
— Солнце-то как жжет сегодня, — отец отер платочком лицо сына.
— Не скажи, Васенька, — отвечала все та же бабуля.— Вишь, желанный ты мой, к земле-то матушке совсем Господь пригнул. Если бы не палка, и пойти не смогла бы.— Бабушка показала суховатую толстую палку. — А это твой хлопчик-то? — спросила она с любопытством, рассматривая подслеповатыми глазами Кирюшку.
— Мой, баба Даша, разве не похож?
— Ну как же, Васенька, Мария на лицо-то, Мария и есть. Как она поживает, наша красавица?
— Да ничего, живет, — ответил отец.
— А чего же с собой мамку не взяли? Хоть бы посмотрела на нее, давно не видела. Да как на твоей свадьбе была, больше и не видела.
— Некогда ей, баба Даша. Хозяйство, работа… На кого бросишь? У нас ведь няньки нет. Домна Макарьевна умерла, сама знаешь. Пока она Кирюшку нянчила, Мария могла куда-то и отлучиться, а теперь парня не с кем оставить.
— А бабушка Таня? — полюбопытствовала старушка.
— Так она же отдельно живет, с дедом Сашей, в райцентре. Приезжает иногда, но ведь не каждый день.
— Верно, верно, Василий. Ну, дай Бог тебе здоровья и мальчику твоему. Как зовут-то тебя? — спросила бабушка Кирюшку.
— Кирюша!
— Хорошее имя, в честь прадеда твоего. Вас так все и звали когда-то — кирюшата.
Бабушка Даша достала из завязанного в узелок белого платочка два пирожка и подала Кирюшке:
— Угощайся и мамке привет от бабы Даши передавай.