Кистепёрые
Шрифт:
Он отвёл взгляд.
– Да, конечно, так и сделаю… хотя столько на порносайты? Похоже, у нас шеф маньяк какой-то. Оплошность есть оплошность, так называю, хотя есть выражения и покрепче, и они точнее. Моя лошадь погибла по моей дурости и нетерпеливости… И от этого никуда.
– Но респавнится живой и здоровой, – напомнил я. – Даже шрамов не останется!
Он ответил вяло:
– Да, конечно. Остались у меня.
Невдалый тоже посмотрел на меня с укором, словно я по природной чёрствости недопонимаю
Я ощутил себя белой вороной, профдеформация превращает в человека другой расы, веры и новых морально-этических норм. Для меня любой энпээс, как и земля, по которой бежит, лишь набор символов, составленных в программы.
И те величественные здания, которые с такими усилиями возводим месяцами, а то и годами, тоже. Правда, в реале тоже строят так же долго и с такими же усилиями, но то другое. В реале даже президент не может построить шикарный дворец за сутки, а любой админ сделает это за пару минут, был бы эскиз на бумаге или в электронном виде.
Нас всё пугают расслоением то на бедных и богатых, то на смертных и бессмертных, но впереди уже грозно блещет огнём и молниями расслоение на админов и простых пользователей виртуального мира, а это пострашнее.
Невдалый кивнул мне в сторону далёкой реки, там по берегам красивые заросли из плакучих ив, библейски огромных, с горестно свисающими до воды ветвями.
Худерман с неохотой пошёл следом, а я на ходу спросил:
– А у твоего напарника чего сумрачность на челе? Тоже лошадка копытце подвернула?
Он взглянул на меня с укором.
– Шеф… У него напарница погибла. Из энпээсов!.. Час назад наткнулись на стадо кабанов в зарослях. Один так с ходу рванул клыками, что распорол от живота до горла!
– Погибла? – спросил я.
– С такими ранами не лечат, – огрызнулся он. – Не в этой эпохе.
Я сказал с сочувствием:
– Что-то ценное несла?
– Нет, – ответил он почему-то рассерженно, – как раз налегке. Могла бы убежать, но загородила нас. Кабанов пятеро, все на пару левлов выше.
Я отмахнулся.
– Если ничего ценного не тащила, какие проблемы? Сделает новую. Это проще, чем тащиться воскрешать на край карты.
Он дёрнулся.
– Как это? Она из-за нас погибла!.. Он должен её реснуть, иначе через двадцать четыре часа исчезнет безвозвратно!
Невдалый, что шёл молча, наконец сказал на ходу:
– Шеф прав. Проще новую сделать. Или другую взять. В деревнях женщин навалом. Минчин делал. Он тихий-тихий, но насчёт женщин…
Что-то в голосе показалось не совсем, я переспросил:
– Так и сделаешь?
Он вздохнул.
– Да это я так, вам поддакиваю из подхалимажа. Он сам из-за лошади страдает, а здесь всё-таки выше, хотя и лошадь человек. Правда, женщина – это женщина. Пусть и не совсем настоящая, но теперь настоящим далеко до наших
Я отмахнулся.
– Что ты несёшь? Посмотри на Теодора.
Худерман вздохнул, повёл плечами, посмотрел по сторонам.
– Шеф вообще-то прав, – произнёс он нехотя. – Мы слишком всё реалистично сделали. А так, конечно, надо помнить, что это лишь программы.
Невдалый сказал с мягким укором:
– Люди тоже пиксели… если вот так вдуматься. Так что не надо вот это всё… Нехорошо.
Худерман сказал в стиле Понтия Пилата:
– А что хорошо?
Невдалый взглянул с недоумением.
– Папа и мама не объяснили?
Худерман отвёл взгляд, в жесте полной беспомощности развёл руками.
– Всё нам объясняли. Да что с того? Кто-то сразу забыл, кто-то позже. А кто не забыл, тому хуже. Мир меняется, и кто живёт по старым правилам – проигрывает с треском. Потому шеф прав, хотя нам и не нравится такая правота. И «хорошо-плохо» уже другие, а не те, что были у нас.
Невдалый посмотрел с подозрением, всерьёз или прикалывается, да и шефом величает очень уж подобострастно, такое не личит великому математику, лауреату десятка международных премий.
– Что, – спросил он, – меняются даже фундаментальные?.. Не верю, как говорил инженер Алексеев.
Худерман сказал с покровительственной ноткой:
– Инженер так бы не сказал! Это брякнул, когда из инженеров ушёл в артисты, прости за бранное слово, а сделал это в минуту упадка и дезориентации.
– Обязательно упадка? – переспросил Невдалый.
– А разве из инженеров в артисты не вершина падения?
Невдалый обратил взгляд, полный беспомощности, на меня, я ответил с неохотой:
– Неандерталец в нём взял верх, разве мы не люди? Эти существа, вообще-то, хрупкие цветы в плане психики. Что-то сломило с хрустом, пошёл зарабатывать дешёвую славу среди простых и очень простых. А ещё большие деньги, инженерам так не платят.
– Актёрам тогда платили много меньше, – уточнил я, а Худерман вздохнул, как о потерянном золотом веке.
– Скоро их всех заменим сгенерированными персами!
– Пора, – сказал Невдалый кровожадно.
Худерман сказал, опередив меня:
– Зато слава среди грузчиков и полуинтеллигентов уже тогда была ого-го! Повыше, чем у какого-то Менделеева или Павлова. Так что не надо эти неандертальские штучки. На свете нет ничего, кроме математики!
Невдалый хрюкнул недовольно и ускорил шаг, нарочито загребая ступнями, как ходили, по его мнению, неандертальцы. Пусть он тоже математик, но он за справедливость, как и положено марксисту. А марксист потому, что борода как у Карла Маркса.