Шрифт:
Сборник под ред. д-ра Леонарда Харрисона Мэттьюза
Кит
ГИДРОМЕТЕОИЗДАТ ЛЕНИНГРАД. 1974
THE WHALE
LONDON, 1968
EDITED BU DOCTOR L. H. MATTHEWS
Перевод с английского И. Я. ШАФАРЕНКО
Под редакцией д-ра биол. наук К. К. ЧАПСКОГО
К 45
Коллектив авторов.
Кит. Л., Гидрометеоиздат, 1973.240 с. с ил.
«Все о ките» — так с полным правом можно было бы назвать эту книгу, которая содержит описание всех видов китообразных, сведения об их образе жизни, повадках, местах обитания, историю их изучения с XVI века до наших дней, историю охоты на них и описание связанных с ней морских экспедиций, обзор новейших научных данных о поведении китов, а также сведения о современном китобойном промысле и его промышленном значенииВ составлении книги принимали участие крупнейшие специалисты разных стран: зоологи, океанологи, географы, историки, моряки.Многогранность привлеченного материала, яркость изложения и большое количество иллюстраций делают книгу интересной для широкого круга читателей.
К
0281-218
6-73
069(02)-73
Консультант по морской терминологии д-р воен.-мор. наук К. В. ПЕНЗИН
ПРЕДИСЛОВИЕ
Предпосылая этой переводной книге о китах вступительный текст, хочется начать его не с информации об ее авторах, не с содержания самой книги, не с разбора ее достоинств и недостатков и даже не с тревожных нот по поводу судьбы самых крупных животных нашей планеты — усатых китов и кашалота, а с того чуть ли не всеобщего внимания, которым недавно завладели дельфины — меньшие «братья» этих морских великанов.Их громкая, интригующая и несколько загадочная популярность, прокатившаяся мощной волной почти по всему миру, в 60-х годах достигла и пределов нашей страны, вызвав у советских читателей едва ли не большую сенсацию. Статьи в журналах, заметки в газетах, вмиг расхватываемые зарубежные и отечественные научно-популярные книги, наконец, устные сообщения — весь этот нараставший, как снежный ком, поток информации (подчас несколько сгущавшей краски, а то и отдававшей слегка антропоморфизмом) сделал этих теплокровных обитателей морских просторов предметом обостренного жгучего интереса.Вспоминаю светлый ленинградский вечер пятилетней давности... Уже за квартал до Центрального лектория, в котором мне предстояло прочитать лекцию о дельфинах, чувствовалось необычайное оживление: потоки людей текли к одному и тому же зданию. В этой толпе выделялись отдельные фигуры, мечущиеся из стороны в сторону. Некоторые из них, когда я равнялся с ними, обращались и ко мне с робкой надеждой на «лишний билет», точь-в-точь как это бывает у театров и концертных залов... Что-то не припомню другого случая, когда бы публика так рвалась не на спектакль, не на концерт или на стадион, а... в лекторий!Такой необыкновенный интерес к дельфинам, к живому слову о них носил почти эпидемический характер. Сенсационные, удивительные до неправдоподобия сообщения о случаях спасения дельфинами тонущих людей, о дружбе дельфинов с людьми, об их неожиданной для диких животных деликатности, вообще о сложных формах их поведения, о необычайной податливости к дрессировке, о множестве извилин в коре головного мозга и его величине и другие любопытные факты, почерпнутые из прочитанного или из публичных лекций, рассказов, будоражили любознательных, стремившихся проверить, убедиться, так ли все это в действительности.В чем же секрет такой неожиданной популярности? Очевидно, в том, что люди до недавнего времени просто не представляли себе, на что способны дельфины.Большинство людей вообще знало их только понаслышке или по немногим книгам. Тем же, кому удавалось их увидеть своими глазами, кому, например, во время морской прогулки у берегов Крыма или Кавказа эти игривые существа доставляли неожиданное развлечение своими грациозными воздушными пируэтами, тоже приходилось довольствоваться немногим. Как «мимолетное виденье», внезапно взлетят в воздух стройные, блестящие, словно покрытые лаком тела, опишут в воздухе красивую дугу и через мгновение вновь, рассекая волну заостренным рострумом-носом, скроются в воде. Тут и разглядеть-то их как следует не успеешь, тем более на таком почтительном расстоянии!Так что контакты человека с дельфинами были далеко не тесными, если не учитывать не так уж многочисленных охотников на них (дельфиний промысел не был широко распространен, да и ограничивался большей частью теплыми морями).Были совсем еще недавно такие охотники и на Черном море. Кое-где они есть еще и сейчас. Они занимались ловлей дельфинов, чаще всего обметывая стада огромными сетями — «аломанами». Эти люди знали о дельфинах несколько больше, чем все остальные, но интересовались они главным образом лишь тем, где, когда и как добыть этих животных, по возможности в большем количестве. Поэтому ничего существенного в познание мира дельфинов их ловцы практически не внесли.Это не значит, однако, что изучением дельфинов не занимались вовсе. Исследования велись и у нас на Черном и Азовском морях, но они имели преимущественно одностороннюю промысловую направленность, хотя наряду с этим уделялось внимание и вопросам систематики, образа жизни, анатомии животных.Однако дальше этого знакомство человека с дельфинами обычно не шло. Мысль о том, что между человеком и дельфинами могут когда-нибудь возникнуть иные отношения, кроме индифферентных или тех, какие складываются между ловцом и его жертвой, до недавнего времени, кажется, никому и в голову не приходила. Действительно, трудно было предположить, чтобы эти существа, во всем безгранично далекие от человека (и по внешнему — рыбьему — облику, и по среде обитания, и, как казалось, по отсутствию каких бы то ни было средств для выражения своих эмоций, ощущений — с застывшим, как маска, «добродушным» выражением на клювастой морде), могут оказаться в принципиально иных контактах с человеком, сблизиться с ним.И вот эта преграда, представлявшаяся такой непреодолимой, буквально на наших глазах рухнула! По окончании войны, как-то вдруг, словно по какой-то цепной реакции, чуть ли не одновременно в разных местах планеты, сперва за пределами нашей страны, а позднее и у нас, неожиданно разгорелся обостренный интерес к этим животным. На первый взгляд кажется странным, что эта громкая и быстро распространившаяся повсюду известность дельфинов вспыхнула столь внезапно и притом вскоре по окончании второй мировой войны, войны тяжелой, разрушительной и жестокой. Еще не были ликвидированы ее самые вопиющие последствия, как уже начали мелькать в печати первые сообщения о выступлениях дельфинов-артистов в американских океанариумах, хотя, безусловно, людям пока с избытком хватало и других забот, кроме приручения дельфинов!В действительности
К. К. Чапский, д-р биол. наук
I КИТЫВ МИФОЛОГИИИ ФОЛЬКЛОРЕ
Огромные размеры китов всегда казались людям каким-то чудом, а их жизнь, скрытая от глаз человека в глубинах необозримых океанов, постоянно порождала мифы и легенды. Как крупные, так и мелкие киты по своему внешнему виду похожи на рыб и, подобно рыбам, постоянно живут в воде. Естественно, что люди с давних времен до наших дней принимали их за рыб, и даже китоловы, знающие их лучше, чем кто бы то ни было, обычно тоже называют их рыбами.Тем не менее киты совсем не рыбы. Они — млекопитающие, теплокровные животные, дышат воздухом, рождают детенышей вполне сформировавшимися и вскармливают их материнским молоком.Греческий философ Аристотель (384 — 322 гг. до нашей эры) хотя и не был первым в истории ученым, признавшим китов млекопитающими, но первый дал обоснование этому утверждению. В своей «Истории животных» он пишет: «Все животные, имеющие дыхало, дышат, вдыхая в себя воздух, ибо у них есть легкие. Что же касается дельфинов, то люди видели, как дельфин спал, держа рыло над водой и похрапывая». В том же произведении Аристотель говорит, что «...одни животные кладут яйца, а другие — рождают живых детенышей, как, например, человек и все животные, которые имеют волосяной покров, а из морских животных — китообразные, например дельфины». И дальше: «Дельфин, кит и все другие китообразные, имеющие не жабры, а дыхало, живородящи, подобно людям и сухопутным четвероногим». Он же пишет в другом месте: «Если животное имеет молоко, то оно содержится в его млечных железах. Все животные, имеющие млечные железы — все равно, находятся они снаружи или внутри, — живородящие; таковы, например, все животные, покрытые волосяным покровом, скажем, человек или лошадь; таковы же и китообразные — дельфин, морская свинья и кит; поскольку все эти животные имеют млечные железы, они кормят детенышей молоком».Хотя Аристотель уже знал, что китообразные — не рыбы, а млекопитающие, его знания не имели или, во всяком случае, имели весьма малое влияние на его современников, а за последующие века сведения о китообразных все более и более искажались как в книгах ученых и философов-книжников, так и в рассказах, передававшихся из уст в уста. Так продолжалось вплоть до XVI — XVII веков, пока наука не стала вновь возрождаться. Зоологи начали изучать истинную природу китов, пытаясь получить о них правильное представление.Всем известна библейская история Ионы — рассказ о том, как он был сброшен моряками с судна в воду, чтобы успокоить неистовствовавшую бурю, как он был проглочен китом и через три дня изрыгнут на сушу. Тем не менее о китах библия знает только то, что «Бог создал большую рыбу, чтобы она проглотила Иону». Этот эпизод, представляющий собой аллегорию, стал одним из любимейших сюжетов для художников на протяжении многих столетий. И что могло быть естественнее в те времена, когда китов считали рыбами, чем изображать кита похожим на огромную рыбу.Другое библейское чудовище, за которым, очевидно, тоже кроется кит, — это левиафан, гигантское животное, «по внешнему виду нечто вроде морского или водяного бегемота, царя зверей на земле».В книге Иова левиафан по описанию напоминает крокодила: «Круг зубов его — ужас. Крепкие чешуи его — великолепие. Они скреплены как бы твердою печатью, одна к другой прилегают так плотно, что и воздух не проходит между ними». Но в этой же книге он походит и на кита: «Он вспенивает пучину, как кипящий котел, и море претворяет в кипящую мазь». В книге Исайи говорится: «В тот день поразит Господь мечем своим тяжелым и большим и крепким левиафана, змея прямобегущего, и левиафана, змея изгибающегося, и убьет чудовище морское». А в Псалмах говорится: «И там большое и широкое море, где неисчислимое множество ползающих существ, больших и малых тварей. Там ходят суда. Там есть и тот левиафан, которого ты создал, чтобы он играл там».Так как левиафан был громаден, это слово стало поэтическим синонимом и больших китов, и вообще всего, что имеет огромные размеры.Кай Плиний Старший много путешествовал по Европе и по долгу службы посетил даже Северную Африку. Но каждую минуту своего досуга он посвящал занятиям наукой и прочел всех древних авторов, практически доступных ему в I веке нашей эры. Племянник Плиния Старшего, Плиний Младший, рассказывает, что его дядя начинал работать еще до восхода солнца, прекращая чтение лишь на то время, которое проводил в своей купальне. Он делал выписки из всех книг, которые читал, и часы, не посвященные науке, считал потерянными. Он был также искусен в писании и сочинил множество книг на самые разные темы. Одна из наиболее известных его книг — «Естественная история», единственное его сочинение, уцелевшее и дошедшее до нас. Плодовитость его была поистине поразительна. Плиний погиб в возрасте 56 лет при извержении Везувия, разрушившем города Геркуланум и Помпеи в 79 году нашей эры.Нет ничего удивительного в том, что книги Плиния Старшего лишь в редких случаях основывались на его собственных наблюдениях, в отличие от книг Аристотеля. Плиний составлял свои сочинения почти целиком из рассказов других авторов, оригиналы которых в подавляющем большинстве были утрачены уже в очень давние времена. «Естественная история» чрезвычайно ценилась в средние века, и множество ее рукописных списков существует и по сей день. Она многократно издавалась как на латыни, так и в переводах на многие живые языки.Плиний считает, что киты и гигантские рыбы водятся в море потому, что оно большое и открытое и способно поэтому принять падающие с небес «детородные семена», так что «нет никакого чуда в том, что в море находятся те странные и чудовищные существа, которых там встречают». Он отмечает также, что многие из этих морских животных имеют своих сухопутных «двойников». «Самые большие животные Индийского океана — это акула ( Pristis) и кит ( Balaena), а у побережья Галлии встречается огромная рыба — кашалот ( Physeter), который, поднимаясь над водой, словно огромная колонна, делается выше корабельных мачт и изрыгает громадные потоки воды, такие мощные, что они могут потопить и разрушить судно». «Говорят, — продолжает Плиний, — что в море близ Кадикса они появляются не раньше, чем наступают самые короткие зимние дни. Там на известный срок они укрываются в каком-нибудь спокойном и обширном заливе, где имеют обыкновение производить на свет свое потомство. Об этом, по-видимому, знают косатки ( Orcae), которые на них нападают. Сами косатки на вид таковы, что их не назовешь иначе как громадной, зубастой глыбой. И вот они врываются в эти тихие заводи и начинают рвать и кусать детенышей и самок, только что родивших или еще беременных. Косатки яростно вонзаются в своих жертв огромными и острыми зубами и гоняются за ними, словно галеры или военные суда с острыми таранами на носу».Хотя Плиний и пишет, что «дыхало у китов помещается на лбу, и поэтому они плавают близко от поверхности, выпуская в воздух целые смерчи воды, падающие затем вниз, как потоки дождя», он не берется категорически утверждать, что они дышат воздухом. И это странно, ибо тут же он приводит слова Аристотеля о том, что, «кроме них, по мнению многих писателей, дышат лишь немногие морские животные — те, которые имеют внутреннее легкое, поскольку предполагается, что без него дыхание невозможно».Плиний думает, что китообразные пользуются легкими не для дыхания (вдоха), а для выдувания (выдоха) воды, но это его соображение опровергается его же последующим высказыванием: «Ни у китов, ни у дельфинов нет жабр. И те и другие животные дышат через канал, ведущий к легкому, причем у китов этот канал помещается спереди, а у дельфинов — сзади». «Когда их побуждает к тому голод, они преследуют уходящую от них рыбу на большой глубине, задерживая при этом дыхание. Потом, чтобы вдохнуть воздух, они выпрыгивают наверх, как стрела, выпущенная из лука, и делают это с такой силой, что нередко поднимаются в воздух выше парусов и корабельных мачт».Плиний рассказывает о дельфинах множество историй, но все сведения биологического характера он заимствует у Аристотеля. Так, например, он сообщает: «Любопытно, что обычно они держатся парами — самец с самкой. Детеныш у них рождается на десятом месяце, как правило, летом; иногда рождаются два детеныша сразу. Как и киты, дельфины вскармливают своих детенышей молоком и, пока те еще совсем малы и слабы, все время поддерживают их в воде. Даже когда детеныши подрастают, взрослые еще довольно долго сопровождают их — так велика в них любовь к своему потомству».«Дельфин — существо, расположенное не только к человеку. Он обнаруживает еще и любовь к музыке; звуки музыки, особенно звуки духовых инструментов, явно доставляют ему удовольствие. Он не смотрит на человека как на существо чуждое и враждебное, которого следует бояться. Он выплывает навстречу кораблям, прыгает и резвится поблизости от них, плавает с ними наперегонки и всегда их обгоняет, даже если судам благоприятствует попутный ветер».«Во время принципата божественного Августа один дельфин, заплывший в воды Лукрина, чрезвычайно полюбил некоего мальчика, сына простого бедняка, жившего в Байях. Мальчик ходил в школу в Путеолы; по пути он останавливался, окликал дельфина: «Симо, симо!» (что значит «курноска») — и бросал ему в воду крошки хлеба, который бывал у него при себе. Так он привадил и приручил дельфина. Я не стал бы рассказывать эту историю, если бы она не попала в сочинения Мецената Фабиана, Флавия Альфа и многих других авторов. Итак, в какое бы время дня мальчик ни позвал его, дельфин, даже если его и не было видно поблизости до этой минуты, быстро появлялся из морских глубин и, поев с руки мальчика, подставлял ему свою спину, предварительно спрятав, как клинок в ножны, свой острый плавник. Мальчик садился верхом на дельфина, и тот отвозил его в Путеолы в школу, пересекая большое водное пространство, а потом таким же образом отвозил его обратно. Так было несколько лет, до тех пор пока мальчик не заболел и не умер. После этого дельфин часто появлялся у привычного места опечаленный и скорбящий. Наконец, он умер и сам — от тоски, в этом никто не сомневался». «А еще прежде, говорят, была подобная же история с мальчиком из города Иассе, — продолжает свои рассказы Плиний. — Любовь и привязанность дельфина к мальчику были там всем известны. И вот однажды, когда мальчик вышел на берег, дельфина, который не в силах был с ним расстаться, выбросило на песок и он задохнулся. Александр Македонский сделал этого мальчика жрецом Посейдона, считая, что такая любовь является благим предзнаменованием»,Плиний рассказывает и другую историю: «Несколько лет тому назад другой дельфин у африканского побережья близ Гиппона, или Диаррита, таким же образом кормился с рук, подпуская к себе людей, играл с купающимися и возил тех, кого сажали ему на спину. Однажды проконсул Флавиан умастил его какой-то мазью. Дельфин впал в бесчувствие, по-видимому, под влиянием совсем нового для него запаха, так что волны носили его как мертвого. После этого он долго избегал людей, словно оскорбленный человеческой несправедливостью. Потом он вернулся и стал по-старому являть все то же диво. Приезжавшие взглянуть на него влиятельные особы стали причинять жителям Гиппона большие неприятности, так что им пришлось убить бедного дельфина».Гегесидем пишет, что в этом же городе Иассе был другой мальчик, Гермий, который тоже разъезжал по морю на дельфине. Как-то раз в море внезапно поднялась буря и страшное волнение. Дельфин привез мальчика на берег уже мертвым. Считая себя виновным в его смерти, дельфин не вернулся больше в море и умер, задохнувшись на суше.То же самое приключилось, как пишет Феофраст, и в Навпакте. Да всех случаев и не перечислить. Амфилохийцы и жители Тарента также рассказывают похожие истории о дельфинах и мальчиках. Зная все это, легче поверить и в рассказ о кифареде Арионе: когда моряки, желая захватить деньги, заработанные Арионом благодаря его искусству, собрались уже бросить его в море, он попросил, чтобы ему дали сначала сыграть на кифаре. На звуки его песни вокруг корабля собрались дельфины. Тогда он прыгнул в море, и один дельфин доставил его на своей спине целым и невредимым до берега, к городу Тенару.У самих дельфинов есть между собой некое общественное содружество. Когда царь Карий поймал однажды дельфина и держал его в порту на привязи в воде, туда приплыло огромное множество дельфинов. Они выражали своим видом такую скорбь и мольбу о пощаде, что царь в конце концов приказал отпустить дельфина на свободу. Кроме того, маленьких дельфинов всегда сопровождают и защищают более крупные. Люди видели также, как дельфины охраняют своих умерших сородичей, дабы они не стали добычей хищных морских тварей.Плиний рассказывает еще одну длинную историю о том, как дельфины помогали рыбакам ловить кефаль в лагунах у берегов южной Галлии. Кефаль обычно живет в лагунах, но во время самых больших приливов отмели заливало волной и образовывался пролив, через который кефаль уходила в море. Прилив часто бывал настолько силен, что рыбаки не могли протянуть своп сети поперек этого пролива: их все время сносило водой. Тогда рыбаки начинали кричать: «Симо, симо!» — и очень скоро на их зов появлялась большая стая дельфинов. Дельфины выстраивались в ряд у входа в пролив со стороны моря, а рыбаки забрасывали сеть в мелких местах, закрепляя ее шестами; потом дельфины же загоняли рыбу в сети. После окончания ловли дельфины набрасывались на рыбу, не попавшую в сети, и поедали ее. Они не уходили сразу обратно в море, откуда их вызвали рыбаки, а держались поблизости от берега до следующего дня, не удовлетворенные наградой, полученной в первый день. В следующие дни лова дельфины снова получали рыбу, а кроме нее — еще и крошки хлеба, смоченного в вине, которые были им очень по вкусу».Существует еще легенда об Имрагене, рыбаке с мавританского побережья, который имел обыкновение свистеть, выходя в море на лов. На его свист появлялись дельфины и загоняли к нему в сети рыбу, особенно крупную кефаль.Наиболее обширные сведения о китах в средневековой литературе содержатся в скандинавских и исландских источниках, особенно в норвежском «Королевском зерцале» ( «Speculum Regale»), созданном примерно в середине XIII века. В «Зерцале» описываются различные виды китов, которые обитают в морях, омывающих Исландию. Если верить «Зерцалу», киты едва ли не главный предмет разговоров и сказаний народа этой страны. В книге говорится, что у косаток, или китов-убийц, как их еще называют, «зубы, как у собак», и что они так же нападают на других китов, как нападают собаки на других животных. Косатки собираются стадом и бросаются на больших китов. Если стадо косаток встречает одного большого кита, хищники окружают его и начинают кусать и рвать на части, пока он не умрет, хотя в битве кит может убить многих из своих преследователей сильными ударами могучего хвоста.Голова гренландского кита, говорится в «Зерцале», чрезвычайно велика: она составляет треть всего его тела. Дальше идет замечательное описание привычек этого животного. «Рыба эта живет «чисто», ибо, как говорят, она не ест никакой пищи, кроме темноты и дождя, падающих в море. И когда кита ловят и вскрывают его внутренности, то в желудке у него не находят ничего нечистого, как это бывает, если разрезать другую рыбу, которая ест обычную пищу. У кита желудок чистый и пустой. Он не может широко открыть рот, так как когда рот открыт, ус, который у него там растет, поднимается, и это часто становится причиной смерти кита, ибо закрыть рот он уже не может. Кит не причиняет вреда судам — у него нет зубов. Он — рыба жирная и очень вкусная». Нет ничего удивительного в том, что людям казалось, будто кит питается «пустотой» — настолько ничтожно малы те крохотные животные, которых он поедает. А в целом описание кита дано очень точно.«Королевское зерцало» приводит описание страшных и чудовищных китов, которые губят суда и людей, но здесь же говорится и о добрых китах, приходящих на помощь людям, когда они терпят бедствие. Такое представление о китах было типичным для скандинавского фольклора на протяжении многих веков. Злые киты у исландцев носят довольно странные названия: кит-лошадь, кит-свинья, красный кит, но при этом часто упоминаются и хорошо известные виды, например кашалот и нарвал. «Общее между всеми этими видами — то, что все они жадны и свирепы. В них никогда не угасает жажда убийства, и они бороздят океаны в поисках судов. Чтобы легче и быстрее двигаться, они выпрыгивают в воздух, падают на суда сверху и разбивают их в щепы. Эти рыбы несъедобны. Они предназначены для того, чтобы быть врагами человека».В давние времена исландские моряки смертельно боялись злых китов. Особенно опасным считалось упоминать о них вслух, находясь в море. Даже сами названия их были объявлены табу, и каждого, виновного в том, что он произнес их, лишали пищи. Моряки верили, что достаточно только упомянуть китов, которых называли большими рыбами, — и они тут же появятся вблизи корабля и нападут на него. А вот финвалы и вообще киты-полосатики считались добрыми китами, помогающими людям, и существует множество легенд о том, как добрые киты защищали моряков от злых.Вот одна из таких легенд. Однажды добрый кит целый день боролся со злыми китами, защищая судно, и был совсем измучен битвой. Вечером, когда спасенный им корабль подошел к берегу, один из матросов бросил в доброго кита камень и попал ему прямо в дыхало, от чего кит лопнул.За это матроса судили, и он на двадцать лет был лишен права выходить в море. На девятнадцатом году он не смог больше противиться желанию выйти в море и отправился на китобойный промысел. Тогда приплыл кит и убил его.Исландцы были убеждены, что некоторые из видов китов страшно любят человеческое мясо и могут целый год оставаться на том месте, где им однажды попалась такая добыча, ожидая, не перепадет ли она им снова. Поэтому исландские моряки тщательно избегали тех мест, о которых ходили слухи, что там киты потопили или разбили суда.Добрые киты, приносящие большую пользу людям, упоминаются и в «Королевском зерцале». Там, например, рассказывается о виде китов, называемом «погонщиками рыбы». Киты этого вида считаются особенно полезными: охотясь, они гонят к берегу из открытого моря косяки сельди и другой рыбы. Таким образом, они не только охраняют рыболовные суда, но и помогают рыбакам, словно бог предназначил их именно для этого. Но так они делают только до тех пор, пока рыбаки работают дружно и мирно. Если же на судне возникает ссора или драка и рыбаки ранят друг друга до крови, киты тут же замечают это и, преграждая морякам путь к берегу, отгоняют их судно далеко в море.Эти поверья были еще очень распространены как в Исландии, так и в Норвегии даже во второй половине XIX века, когда Свен Фойн начал применять новый способ ловли полосатиков у берегов этих стран. Особенно часто роль «погонщиков рыбы» приписывалась финвалам. Поэтому рыбаки были чрезвычайно недовольны, когда китобойный промысел начал быстро развиваться, считая, что это угрожает уловам, а следовательно, и их благосостоянию.На норвежцев XIII века, побывавших в Исландии, самое сильное впечатление производило обилие китов. Поэтому неудивительно, что и в исландских средневековых книгах весьма много упоминаний о китах, как пойманных китобоями, так и прибитых к берегу приливом.В «Саге о жителях Лаксдаля» тоже говорится, что многих пришельцев привлекла в Исландию и побудила поселиться там именно возможность ловли китов, а в «Саге об Эгиле Скадлагримссоне» сообщается, что отец этого прославленного поэта, поселившийся в Исландии, по слухам, время от времени охотился на китов.И в других исландских сагах встречается немало рассказов о выброшенных на берег китах и о распрях из-за них. Бывало так, что загарпуненный кем-либо кит уходил от охотников, а затем погибал и его прибивало к берегу. Тогда разгорался спор о том, кто имеет на него больше прав: тот, кто ранил кита, или тот, кто живет там, где его прибило к берегу.Уже в давние времена исландцы устанавливали законы, касающиеся китов. Самый ранний из этих законов датируется 1281 годом. Он настолько справедлив, что остается в силе до настоящего времени. В этом законе говорится о приспособлениях для ловли китов (тогда они были еще настолько примитивны, что киты часто уходили от охотников) и о затруднениях, возникавших в тех случаях, когда китобои находили в море мертвого кита. Закон этот гласит: «В том случае, когда кит, тело которого гонит ветром или течением с большой скоростью, натыкается на судно, а не судно на него, не считается, что моряки этого судна нашли кита».В неравной борьбе между китом и человеком последнему не раз приходилось просить помощи у высших сил и взывать к святым. Так, один исландец, попросив помощи у блаженного Торлака, взял веревку и протянул ее вдоль берега.
1 Универсальный доктор (лат.) — Прим. перев.
2 Обезьяна Аристотеля (англ.) — Прим. перев.
Позднее еще один ученый, Конрад Геснер, немец по происхождению и швейцарский врач, живший в Цюрихе между 1551 и 1558 годами, опубликовал «Историю животных» — труд, положивший начало современной зоологии. Это огромный фолиант, иллюстрированный множеством прекрасно выполненных гравюр, но текст его является компиляцией из трудов других авторов и не содержит никаких самостоятельных наблюдений или оригинальных мыслей. Главная же заслуга Геснера в том, что он перерыл всю мировую литературу в поисках различных подробных рассказов о жизни животных и использовал в своей компилятивной книге сотни трудов, как классических, так и современных. Недаром Кювье называл его «немецким Плинием».Многие из геснеровских иллюстраций показались бы нам сейчас до смешного неправдоподобными. Дело в том, что художники тех времен пытались изобразить животных, которых они никогда не видели, по описаниям, которые они еще к тому же и плохо понимали. А сам Геснер не только заимствовал описания у других авторов, но и копировал изображения различных животных из других книг. В его труде есть иллюстрации, взятые у Олауса Магнуса, Альдровандуса, Ронделе, Белона и других средневековых авторов. Тем не менее некоторые рисунки, изображающие китов, у Геснера достаточно хороши и по ним можно узнать даже, какой вид кита на них изображен, но многие другие представляют собой комбинацию характерных черт разных видов, очевидно, для того, чтобы придать киту возможно более хищный и устрашающий вид. Так, дыхала па голове кита приобретают вид труб, похожих на печные, нижние зубы кашалотов заменяются моржовыми бивнями, а волокнистый китовый ус становится похожим на гриву вокруг шеи, на бороду или на кустистые брови.Все эти признаки и особенности, объединенные в облике одного животного, показывают, что художник спутал, например, синего кита с гренландским. Существа эти изображены гигантами, нападающими на суда, полные людей, в то время как обычно нападали на китов люди. Убеждение в том, что киты могут обрушиваться сверху на суда, дожило чуть ли не до самых наших дней. Кроме того, широкое хождение имело мнение, что брошенный за борт бочонок непременно отвлекает внимание нападающего на корабль кита, а звуки музыки умеряют его ярость. Утверждение Плиния, что в море живут существа как бы «зеркально» противоположные существам, обитающим на суше, задело и китов, особенно нарвалов. Единственный «рог» — бивень нарвала перекочевывал на рисунках изо рта животного на его макушку, что делало нарвала похожим на легендарного единорога. Если верить Олаусу и считать, что все пропорции на гравюре соблюдены точно, то либо такой кит питается чудовищно огромными крабами или морскими раками, либо сам кит-носорог сравнительно невелик по размерам.Во многих народных преданиях рассказывается о моряках, по ошибке принимавших спящего кита за остров. Причалив к киту, моряки высаживались на него, чтобы приготовить пищу, а кит от этого просыпался и погружался в воду, увлекая за собой и людей, и их корабли на дно.Этот же сюжет лежит в основе легенды о святом Брандане, ирландском монахе-бенедиктинце, отправившемся в 565 году на корабле в Атлантический океан в поисках Земли Обетованной. Во время путешествия Брандан и его спутники высадились на спину огромного кита, приняв его за остров. Святой отец воздвиг на спине кита алтарь и стал возносить хвалу господу. В отличие от всех совершавших подобную ошибку, он не пострадал, и с тех пор Земля Обетованная в его честь стала называться Островом святого Брандана. По словам людей, вполне заслуживающих доверия, такой остров не раз видели на горизонте западнее Канарских островов многие мореплаватели, пока наконец не стало ясно, что это просто мираж.Приводимые Плинием рассказы древних авторов о дружбе дельфинов с людьми, а особенно с детьми, долгое время расценивались лишь как увлекательные мифы. Но чем больше люди узнают о китах и дельфинах, тем очевиднее становится, что подобные рассказы могут быть основаны на вполне вероятных фактах. Так, во всем мире был известен живший у берегов Новой Зеландии дельфин по прозвищу Джек из Пелоруса, весьма дружественно настроенный к людям. Это был дельфин Риссо ( Grampus griseus). Он жил у входа в проток Пелорус, на северной оконечности Южного острова (Новая Зеландия). Почти двадцать лет подряд в любое время суток он встречал каждое судно, которое входило в пролив, и сопровождал его от порта Нельсон до порта Веллингтон. Дельфин приобрел такую известность, что был объявлен национальным достоянием, и в 1904 году был издан специальный закон, запрещающий причинять ему какой бы то ни было вред. Джек был первым в истории дельфином, удостоенным издания закона, касающегося его лично. В 1912 году Джек исчез. Ходили слухи, что он был убит группой норвежских китобоев, которых видели около протока Пелорус в апреле того же года.Джек из Пелоруса — не единственный новозеландский дельфин, который приобрел мировую известность. Летом 1955 года среди купающихся в Опонони-Бич на морском берегу Северного острова появился дельфин, который стал играть и резвиться на мелководье вместе с людьми. Он позволял трепать и хлопать себя по спине, ловил носом мячи и пивные бутылки, разрешал детям взбираться к нему на спину и ездить на нем верхом. Новозеландское правительство уже готовило закон, берущий Опо — так звали дельфина — под защиту государства, когда, ко всеобщему огорчению, он был найден мертвым у близлежащих скал, куда его прибило волной.Был в наши дни известен еще один полуручной дельфин, часто появлявшийся в порту Балтимора (южная оконечность Ирландии). Его постоянно видели там в течение многих лет, он плавал между ботиками и яхтами, подпуская к себе людей очень близко. Но все же настолько ручным, чтобы позволять трогать себя, он не был.Только в самые последние годы стали делаться попытки завязать дружественные отношения между людьми и большими усатыми китами. Несколько лет тому назад в Антарктике стадо остромордых китов ( Balaenoptera acutorostrata) оказалось отрезанным от моря; льды перекрыли выход из пролива, где они находились. Вода замерзала все больше, и, когда ледяная перемычка стала шире, чем то расстояние, которое киты могут проплыть, не поднимаясь на поверхность, животные оказались запертыми в маленькой бухте. Осталась только небольшая полынья, в которую они могли высунуть голову, чтобы набрать воздуха. Там их и обнаружили ученые из антарктической экспедиции. День ото дня полынья становилась все меньше, так что вскоре люди уже могли дотронуться до морды китов, когда те высовывались из воды. Но, несмотря на дружелюбие, всячески выказываемое людьми, несчастные киты ко всем попыткам установить контакт относились с полным безразличием. История эта закончилась трагически, так как полынья в конце концов замерзла и киты погибли. Войти в столь тесное соприкосновение с большими китами никому другому из людей пока не удалось — кроме тех, разумеется, кто охотится на них.Дельфины и их разновидность — морские свиньи — в неволе быстро становятся совсем ручными и выучиваются проделывать множество забавных трюков. Их содержат в больших бассейнах, которые теперь строятся в некоторых странах специально для этой цели.Подобное послушание иногда можно наблюдать и у совсем диких зверей, которых никто не принуждает вступать в дружбу с людьми — они делают это по собственному почину. Ряд фактов служит доказательством того, что идущие еще из глубокой древности рассказы об укрощении хищных зверей основаны на действительных случаях, а не являются плодом поэтического воображения. Аллегорический образ русалки на спине дельфина в пьесе Шекспира «Сон в летнюю ночь», несомненно, почерпнут автором из народных легенд. То же самое, видимо, можно сказать и по поводу рассказов о рыбаках давних времен, которые криком «Симо, симо!» вызывали дельфинов. Похоже, что в наши дни это искусство утрачено, хотя, возможно, у некоторых народов, находящихся еще и сейчас на довольно низком уровне развития, оно и сохранилось. Так, некий сэр Артур Гримбл, живший на островах Гилберта, сообщает об удивительных фактах. Жители этих островов, употребляющие дельфинье мясо в пищу, пригоняют этих животных к берегу, где и убивают их. И вот, когда появляется нужда в новом запасе мяса, вождь племени, который утверждает, что знает способ заставить дельфинов подплыть к берегу, называет сроки, когда они должны появиться. Неизвестно, по его ли требованию или нет, но дельфины и в самом деле появляются у берегов большими стадами и именно в то время, какое, по словам вождя, он им назначил.Красота дельфинов, плавающих с удивительной быстротой и ловкостью и весело резвящихся на волнах, издавна привлекала внимание художников: в живописи, в скульптуре и в других видах изобразительного искусства дельфины встречаются часто.Наиболее раннее из таких изображений — фриз с дельфинами в покоях королевы Мегарон в Кносском дворце. Он датируется примерно 2000 годом до нашей эры. На фризе великолепно изображены обычные дельфины. Нет сомнения, что он выполнен художником, который тщательно наблюдал за этими животными и нарисовал их с полным знанием дела, а не понаслышке. Подобные же изображения, более или менее условные, часто встречаются как украшения на античной керамике — кувшинах и вазах, на шлемах и монетах. Такова, например, сиракузская монета. Легенда об Арионе, спасенном дельфином и играющем на кифаре, сидя на дельфине верхом, — излюбленный сюжет самых разнообразных изображений. Изображения дельфинов находят и на мозаичных полах в жилищах древних римлян.Самые ранние художники, по-видимому, делали свои картины и рисунки прямо с натуры. Но со временем достоверность изображений была утрачена. Более поздние художники уже предпочитали копировать произведения своих предшественников. Если вспомнить, что дельфинов веками считали разновидностью рыб и что о разнице между рыбами и китами ничего толком не знали, то нет ничего удивительного в том, что условный дельфин, каким его выполняли в живописи, скульптуре и геральдике, постепенно превратился в мифическое чудище. Хотя такой условный дельфин и сохраняет нечто от формы, свойственной китообразным, — в частности характерные выдающиеся края челюстей, — он все же изображается скорее как некий гибрид кита и рыбы, при этом больше похожий на рыбу. Плавники у него рыбьи, с иглами, между которыми натянута перепонка, рыбий хвост и свойственная рыбам жаберная крышка, тело покрыто чешуей; тем не менее, на рисунках у него обычно есть дыхало, через которое он выпускает струи воды, — помещается оно сверху на голове.Достоверность рассказа Плиния о мальчике-ученике и дельфине нарушается тем, что он придал животному колючий плавник, который дельфин складывал, чтобы не повредить мальчику. Впрочем, не исключено, что это место вставлено впоследствии переписчиком, считавшим, что такая деталь усилит убедительность рассказа.Условные дельфины уже очень давно стали служить в изобразительном искусстве символом моря. Так, дельфин, поддерживающий статую Венеры Медицейской, символизирует морское происхождение этой богини. Дельфины были также излюбленным декоративным элементом скульптур, украшающих фонтаны. Обычно они изображаются сопровождающими Нептуна и его свиту из морских и речных дев и тритонов или же везущими колесницу Амфитриты. Изображения дельфинов, поддерживающих морского бога, часто встречаются на переплетах старинных географических и морских карт; иногда на переплетах — по-видимому, для того, чтобы вызвать интерес к океанским просторам, — рисовали китов, выпускающих вверх струю воды, или суда под развернутыми парусами. Естественно, что те, кто никогда не вступал в непосредственный контакт с дельфинами, не отличают их от рыб, тем более что существует еще и рыба, носящая то же название — рыба-дельфин, — и сама по себе ставшая легендарной. Рыба-дельфин ( Coryphaena hippurus) обитает в тропическом и субтропическом поясе всех океанов в приповерхностных слоях воды и питается главным образом летучей рыбой, которую преследует с необычайной ловкостью и быстротой. Рыба-дельфин довольно крупная: вес ее составляет 25 — 30 килограммов, длина — около 2 метров. Выглядит эта рыба необычно: высокий покатый лоб, длинный спинной плавник, тянущийся от головы до самого хвоста, с глубоким разрезом на конце, и другой длинный плавник — на брюхе. Ее закругленный лоб, пожалуй, действительно несколько напоминает лобовую часть головы китообразных, но этим сходство и ограничивается, так как у рыбы-дельфина челюсти не переходят в характерный для настоящих дельфинов клюв. Больше всего поражает в этой рыбе ее яркая окраска, которую Норман (1948) описывает так: «Сверху она ярко-голубого или зеленого цвета, переходящего книзу в серебристо-белый с пурпурно-золотистым оттенком, а на голове и по спине разбросано множество светло-синих крапинок. Спинной плавник у нее фиолетово-синего цвета с более бледными косыми полосами, брюшной плавник также ярко-синий, а хвостовой — желтый. Однако эта рыба, попав на сушу, быстро теряет свою яркую окраску». Говорят, что рыба-дельфин, умирая, меняет окраску несколько раз, приобретая поочередно все цвета радуги, и это необыкновенное зрелище приводило и приводит в изумление моряков как в древние времена, так и в наши дни. Поэтому нет ничего удивительного, что обычный дельфин в традиционном изображении художников мог приобрести черты, перешедшие к нему от его «тезки». Но в романских языках рыба-дельфин называется иначе — «дорада» или «дорадо», так что здесь в названии путаницы возникнуть не может.То, что дельфины, морские свиньи и киты принимались за рыб, шло только на пользу средневековым гурманам. Мясо этих животных не только съедобно, но даже и вкусно, особенно, когда оно хорошо приготовлено с разными приправами. А поскольку их считали рыбами, то это мясо разрешалось есть и в дни поста. Ценилось такое мясо очень высоко и нередко занимало почетное место на королевских празднествах и на других пышных пиршествах.Число проверенных случаев, когда дельфины испытывали бы чувство братской привязанности к людям, невелико. Тем не менее среди рыбаков и мореходов всего мира распространены самые разнообразные поверья по поводу доброго отношения дельфинов к людям. И хотя уже в самые давние времена моряки без сожаления гарпунили дельфинов, если в своих дальних плаваниях испытывали нужду в свежем мясе, но и они были полны множества предрассудков и поверий, связанных с дельфинами. Многие верят, что дельфины приходят на помощь морякам, оказавшимся за бортом, поддерживая их в воде до тех пор, пока люди не подберут пострадавшего. Как большинство легенд о дельфинах, эта тоже, по-видимому, имеет под собой некоторую реальную основу. Известно, например, что дельфины оказывают помощь своим собратьям, если те почему-либо теряют силы, поддерживая их на поверхности воды, как мать-дельфиниха поддерживает новорожденного детеныша. Такое представление подтверждается и совсем свежими сообщениями прессы. Так, в июле 1966 года человек, тонувший в Суэцком канале, был спасен стадом дельфинов, которые несли его на своих спинах, охраняя от акул.В одном из океанариумов Австралии постоянно изображается живая сцена спасения якобы тонущего человека специально обученным дельфином.Рыбаки Иберийского полуострова, рыбаки с побережья Южной Америки, да и вообще рыбаки всего мира относятся к дельфинам весьма дружелюбно, так как твердо верят в то, что дельфины — враги акул и что при появлении дельфинов акулы уходят.Вьетнамские рыбаки, например, верят, что «Бог вод» посылает в море китов специально для того, чтобы они охраняли потерпевших кораблекрушение моряков и их суда, поддерживая пострадавших на своих спинах и доставляя их в безопасное место. Они верят также в то, что каждого кита сопровождают — в виде эскорта по обеим сторонам — две каракатицы, которые защищают его от врагов, окрашивая воду в черный цвет и бросаясь на любое животное, если оно пытается напасть на кита. Когда вьетнамские рыбаки находят мертвого кита или дельфина в море, они выволакивают его на берег и капитан судна или же тот, кто нашел дельфина на берегу (если дельфин был выброшен — а такие случаи бывают часто), считается старшим сыном этого животного. Он носит траурную повязку на голове три месяца и шесть дней, затем повязка сжигается, а кости животного закапываются в землю в специальном святилище, носящем такое же название, как могилы королей или других высокопоставленных лиц. В этой же стране существует поверье, что каждый раз, когда умирает дельфин или кит, три дня безостановочно льет дождь и бушует ветер. Поэтому когда ветер и дождь продолжаются несколько дней, считается, что где-то умерло одно или несколько этих животных. Значит, их надо искать, а найдя, предать торжественному погребению — тогда плохая погода сразу же прекратится. Если в селении есть китовое кладбище, жители его приносят там жертвы, чтобы в рыболовный сезон был богатый улов.Речные дельфины, которые водятся в Амазонке — их называют «бото» или «буфео», — веками вызывали мистический ужас у полных всяческих предрассудков индейцев Бразилии и Перу. Эскелунд (1960) рассказывает, что в этом районе ни одного из местных жителей нельзя было уговорить ни убить дельфина, ни даже прикоснуться к нему: дельфины здесь считаются такими же священными животными, как коровы у жителей Индии. «О самцах этих животных, — пишет он, — говорят, что они питают большую склонность к молодым девушкам. Многие верят, что дельфины меняют обличье и принимают участие в танцах во время карнавальных празднеств. И если незамужняя девушка беременеет, это не считается грехом, так как окружающие верят, что возможный виновник этого — бото». Уокер (1964) тоже сообщает, что «местные жители считают дельфинов Sotaliaсвященными животными, друзьями и покровителями людей; если, например, человек тонет, то они выталкивают его тело на берег. Добыть экземпляр такого животного, — добавляет он, — из-за всех этих предрассудков чрезвычайно трудно».В Японском море, неподалеку от западного побережья Японии, есть маленький остров Сэйкай-то. Там, в городке Каёйура, стоит буддийский храм Когандзи, в котором с 1679 года в первые пять дней апреля ежегодно служат заупокойный молебен по душам китов, погибших в сетях китоловов. В подземелье под храмом сооружена усыпальница Сейгэцу-ан, а рядом с ней находится могила и гранитный монумент высотой в два метра. В эту усыпальницу и сносили зародышей китов, извлеченных из брюха беременных самок при свежевании туш, и здесь хоронили, обернув в соломенные циновки.Кладбище это было сооружено по просьбе рыбаков и китобоев, которых трогали преданность и материнская забота, проявляемые самками китов по отношению к своим детенышам. По сложившейся традиции, при погребении детенышей китов китобои приносили богатые жертвы, а монахи пели свои гимны так серьезно и с таким чувством, как если бы хоронили людей. Служители храма вели список, в который заносили каждого погребенного китеныша, давая ему буддийское имя и регистрируя точную дату, когда он был пойман. Такие записи сохранились с 1854 года, предыдущие же утеряны, так как многие подземелья храма обвалились.Время от времени туши больших китов прибивало к берегу. Такое происшествие всегда вызывало огромный интерес у жителей близлежащих поселений. В древние времена подобное событие казалось первобытным людям даром небес, так как они получали жир, мясо и множество других полезных продуктов. В наши же дни подобные происшествия приносят выгоду лишь содержателям дешевых аттракционов, показывающим морское диво за деньги, да продавцам прохладительных напитков, выручка которых тем больше, чем больше собирается народу. Местным же властям неожиданное появление на берегу гигантской туши причиняет одни неприятности и хлопоты, так как необходимо срочно принимать меры, чтобы убрать ее, пока она не начала разлагаться.В прошлом, когда появление на берегу китов, прибитых волнами, сулило большие выгоды, размеры кита в рассказах обычно сильно преувеличивались, тем более, что их определяли на глазок. И художники, запечатлевавшие такие сцены на своих рисунках, часто изображали людей рядом с тушей кита совершенными карликами, отчего туша казалась еще громаднее, чем была в действительности.Это очень хорошо видно на лучших старинных гравюрах, особенно на той, где нарисован кашалот, прибитый к берегу у Швеннингена (Нидерланды) в 1598 году.Впрочем, встречаются и более точные описания китов. Так, Джон Ивлин (1620 — 1706), английский мемуарист, рассказывает о событии, происшедшем 3 июня 1658 года: «Между моей землей, около Темзы, и Гринвичем был пойман большой кит, и смотреть на него кинулось множество людей — кто пешком, кто верхом, кто по воде — из Лондона и со всех сторон. Сначала он появился ниже Гринвича при отливе (появись кит во время прилива, он бы разрушил все суда вокруг), и когда он оказался на мелководье, его окружили на лодках и после многих попыток убили ударами медного гарпуна в голову, так что из нее двумя огромными струями хлынули вода и кровь. Тяжко застонав, он выбросился на берег и погиб. Длина его тела достигала 18 метров, а наибольшая толщина — 5 метров. Кожа у него была черная и напоминала кожу, которой обивают кареты. Он имел очень маленькие глаза, могучий хвост и всего два небольших плавника. Острая морда и пасть были такие огромные, что любой человек мог поместиться в пасти стоя. Зубов у кита не было — он всасывает только слизь через загородку из огромных костей, которые называют китовым усом. А глотка у него настолько узкая, что в нее не пролезет и самая ничтожная рыбешка. Концы усов свисали вниз из верхней челюсти, с ее внутренней стороны, и были покрыты волосами, растущими по направлению к нижней челюсти, — и все огромное. Но самое удивительное то, что такое колоссальное животное может питаться только слизью, процеживаемой через усы».Ивлин дает великолепное описание гренландского кита. И тем не менее он впадает в общую ошибку, считая, что глотка у кита узкая. Конечно, она сужается, когда животное умирает, но пока оно живет — она вовсе не так уж мала сравнительно с его общими размерами. Ивлин правильно понял, что кит питается, отделяя свою пищу от воды, которую он процеживает сквозь пластины китового уса. Но, разумеется, в те времена еще ничего не знали о планктоне и предполагали, что пищей кита является «слизь» или ил.Древние поверья о китах и связанная с ними лексика оказались на удивление живучими и до сих пор бытуют среди людей, связанных с китобойным промыслом. Теперь уже решительно всем известно, что киты дышат воздухом и что, когда они делают выдох, видимое на поверхности облако состоит частично из конденсированной в легких кита воды, а частично из маслянистой пены и из воздуха. Но еще и сейчас о ките, который выдыхает воздух, говорят, что он «пускает фонтан». Совсем до недавнего, времени в китобойном промысле пластины китового уса шли под своим старым названием «плавники», хотя все китобои отлично знали, что название это укоренилось по ошибке. В такой же мере неточны повсеместно принятые названия «китовый ус», «спермацет» и «серая амбра», дающие совершенно неверное представление о вещах, которые они обозначают.
II
БИОЛОГИЯ КИТОВ
Киты прекрасно приспособлены к существованию в воде, и строение каждой части тела соответствует их образу жизни. Форма тела кита сигаро- или торпедообразна, так что когда кит движется, он испытывает минимальное сопротивление воды. Киты утратили волосяной покров, который имели их наземные предки, и их гладкая кожа скользит в воде, вызывая чрезвычайно малое трение. Правда, немного волос у китов все же сохранилось в виде мелких осязательных усиков — вибрисс, в общем сходных с вибриссами у наземных млекопитающих. Такие усики, растущие у рта, имеет большинство видов китообразных в период их эмбрионального развития, но небольшое количество волосков сохраняется и у взрослых китов — вокруг губ и на нижней части головы.1 Функцию же полностью утраченного волосяного покрова — сохранение тепла в организме, постоянно находящемся в холодной среде, теперь осуществляет у китообразных толстый слой подкожного жира.
1 Возможно, с их помощью киты могут обнаруживать корм. — Прим. ред.
Плывущий кит посылает свое тело вперед мощными ударами хвоста, который на конце разделяется на две большие горизонтальные лопасти. Эти лопасти и спинной плавник — он имеется не у всех китов — состоят главным образом из кожи и плотной фиброзной ткани; внутри них нет костной основы, какая есть у рыб, плавники и хвост которых опираются на твердые плавниковые лучи. Передние конечности китов, превратившиеся в плавники, используются главным образом для поддержания равновесия и для изменения направления движения; задние же конечности полностью атрофированы, по крайней мере, снаружи их не видно.Еда — первая и постоянная потребность всех животных. Крупные киты поглощают огромное количество пищи, поставляемой им морем, и делают это в основном двумя способами. Одни виды питаются главным образом кальмарами или рыбой, ловя свою добычу поодиночке, как это делают хищные животные на суше. Киты, питающиеся таким способом, обычно имеют зубы и вследствие этого известны как зубатые киты ( Odontoceti). Другие виды — усатые киты ( Mystacoceti) заглатывают пищу «оптом», как травоядные животные на суше, которые собирают траву не по одному стебельку, а сразу целыми пачками. Хотя при случае усатые киты заглатывают и мелкую рыбешку, например сельдь, как правило, они питаются животными гораздо меньших размеров, кишащими в поверхностных водах, которые представляют собой своеобразные «луга» и «пастбища», где «пасутся» киты.Усатые киты не имеют зубов, но снабжены совершенно особым механизмом, позволяющим им захватывать свою добычу огромными порциями. Это — цедильный аппарат из пластин китового уса. На верхней челюсти, там, где у других млекопитающих находятся зубы, у усатых китов имеется две, а то и три сотни плоских пластин, поставленных наискосок по краям нёба и свисающих с него. Пластины эти твердые, но гибкие, волокнистые по структуре, внутренний их край расщеплен в виде длинной грубоволокнистой бахромы. Бахромчатые края соседних пластин находят один на другой и частью переплетаются, так что если заглянуть в пасть кита изнутри, то ее внутренние боковые стенки выглядят как огромные мохнатые занавески. Эти «занавески» служат фильтром для отцеживания пищи от воды. Когда усатый кит находит большое скопление рачков, или «криля», он, раскрыв пасть, врезается в их массу, и рачки попадают в его воронкообразную пасть в огромном количестве. Потом он закрывает пасть и, подняв язык, выталкивает из нее воду сквозь фильтр, образованный китовым усом. Бахромчатая завеса задерживает планктон, а вода вытекает из пасти через щели между пластинами. Проглотив отцеженную таким образом массу пищи, кит снова наполняет пасть.У быстрых и подвижных усатых китов-полосатиков поверхность горла, груди и живота прорезана снаружи большим числом продольных борозд; длина их — от одной до двух третей общей длины туловища кита. Борозды эти, глубиной около 6 сантиметров, очень похожи на трамвайные рельсы; они как бы разрезают кожу на ровные полосы. Обычно считают, что, когда кит питается, борозды растягиваются, и таким образом емкость его пасти сильно увеличивается, но никто никогда еще не видел, как это происходит. Может быть, какой-нибудь подводный пловец с ластами и сможет подтвердить или опровергнуть это предположение, если окажется настолько храбрым, что рискнет повторить приключение Ионы. Во всяком случае, ясно, что благодаря бороздам пасть кита может растягиваться. Доказательством этого служит следующий факт. После смерти кита газы, образующиеся при разложении, заполняют именно эту часть тела, раздувая ее, как воздушный шар. Поэтому в тех случаях, когда китобои вылавливают столько китов, что их туши невозможно быстро обработать, на береговых китобойных базах эти «шары» протыкают, чтобы они не взорвались, так как такой взрыв представляет опасность для рабочих.У более объемистых, но менее длинных настоящих, или гладких, китов борозд на горле нет, но емкость их ковшеобразной пасти увеличивается иначе. Линия нижней челюсти у них сильно выгнута кверху, а нёбо — узкое; китовый ус, свисающий с него, очень длинен: у гренландского кита, например, он достигает трех и более метров, в то время как даже у самых крупных полосатиков длина его не превышает 1 метра. Нижняя челюсть гладких китов отстоит далеко от верхней даже тогда, когда пасть их закрыта. Промежуток нёба между верхней и нижней челюстями закрывается двумя половинами огромной нижней губы, которые поднимаются справа и слева, как борта угольного бункера. Серый кит, живущий в северной части Тихого океана, представляет собой в этом отношении промежуточную форму между полосатиками и настоящими китами: его верхняя челюсть не имеет столь отчетливо выраженного сводчатого строения.Усатые киты потребляют пищу разного рода, хотя в каждом районе земного шара в основном довольствуются каким-либо одним ее видом. Но где бы они ни находились, в их рацион всегда входит зоопланктон. Планктон — это совокупность мелких животных и растений, которые обитают в море, но настолько малы, что не могут передвигаться самостоятельно на большие расстояния, как это делают рыбы, дельфины или киты, — их переносят с места на место океанские течения. Хотя многие представители зоопланктона и обладают способностью двигаться, но перемещаются они не столько по горизонтали, сколько по вертикали. Некоторые из них днем погружаются в глубину, а ночью всплывают на поверхность, другие — наоборот.Основа пищи всех животных, обитающих в море, — растительные микроорганизмы, которые, используя солнечную энергию с помощью имеющегося в них хлорофилла, преобразуют растворенные в воде неорганические вещества в органические. Растения эти чрезвычайно малы, каждое из них, как правило, состоит всего из одной клетки, но число их столь велико, что, в конечном счете, именно они составляют пищевую основу, обеспечивающую существование всей морской рыбы, китов — как больших, так и малых — и миллионов других живых существ. Эти одноклеточные растения — диатомовые водоросли и динофлагелляты — съедаются мельчайшими животными, а этих животных в свою очередь поедают животные больших размеров, и, таким образом, пищевая цепочка в конце концов протягивается от крошечной диатомеи до гигантского кашалота. Цепь, идущая к усатому киту, — короче, так как он питается непосредственно планктоном. Точно так же, как на суше всякое мясо в конечном счете — трава, в море всякая рыба, китовое мясо и все остальное — диатомовые.Кроме диатомовых, в море есть бесчисленное множество других мельчайших организмов — и растительных, и животных, вплоть до бактерий, составляющих различные звенья пищевой цепи. Некоторые из таких мельчайших организмов имеют известковую или кремниевую оболочку, которая после их смерти погружается на дно, и с течением времени на дне океана накапливаются отложения толщиной до 100 метров и более.Ракообразные — одно из важнейших звеньев пищевой цепочки — отличаются от прочего планктона тем, что сами питаются диатомовыми. И среди них особое место занимают маленькие существа — ветвистоногие (шизоподы) и веслоногие рачки копеподы ( Copepoda). Эти крохотные животные, всего несколько миллиметров длиной, по обеим сторонам головы имеют длинные, похожие на весла усики, с помощью которых они и плавают. Они способны погружаться глубоко в воду, но, гребя своими усиками и другими крошечными конечностями, могут держаться на одном уровне или даже подниматься вверх. Характерный признак их — наличие только одного глаза. За это один из видов пресноводных веслоногих получил название «циклоп».Разные виды копепод составляют в определенное время года главную пищу для сельди и макрели, а также и для многих других морских животных. Но удивительно, что эти же копеподы — в огромных скоплениях — составляют столь же существенную часть питания сейвала — одного из видов больших усатых китов, который распространен почти по всему Мировому океану. В Антарктике сейвал питается крилем, как и прочие усатые киты; в северном же полушарии он, как установлено, питается — по крайней мере, какое-то время года — копеподами, которыми кишат поверхностные воды океана весной и в начале лета. Сейвал может питаться этими крошечными ракообразными по той причине, что его ус тоньше, чем ус синих китов и финвалов, а волосовидные волокна, из которых состоит цедильный аппарат, у него мягкие, шелковистые и извитые, так что они составляют очень плотную завесу, в которой задерживаются даже самые крошечные животные.По-видимому, наиболее распространенные планктонные ракообразные — шримсовидные, и самые крупные из них — эвфаузииды (длина их около 6 сантиметров) обитают в водах Антарктики. Летом они держатся в южных морях огромными скоплениями. От момента их вылупления из яйца до достижения полной зрелости проходит несколько лет, и все это время, переносимые течениями на сотни миль, они путешествуют в океане по разным направлениям и на разных глубинах. Достигнув полной зрелости, они собираются вместе в несметных количествах, обеспечивая богатую пищу китам, которые плавают в холодных водах, накапливая за счет этих рачков подкожный жир.«Криль» — это условное название, которым китобои пользуются для обозначения кишащих скоплений мелкой морской живности; на самом же деле особого вида животных под таким названием не существует.Но богатый «урожай» рачков собирают не одни киты — ими питаются еще многие морские животные: антарктические пингвины и другие птицы, тюлени-крабоеды (почему они так и называются)1, кальмары и огромные косяки различных рыб. Вот почему усатые киты, гоняясь за рачками, иногда вместе с ними заглатывают и других животных: в их желудках не раз обнаруживали то рыбу, то кальмара, а иногда даже пингвина или баклана, по-видимому, съеденных случайно, когда они сами преследовали тех же рачков.
1 Название не очень точное: следовало бы называть этого тюленя рачкоедом, креветкоедом или крилеедом. — Прим. ред.
Эвфаузииды ( Euphausia superba) обычно локализуются в южных океанах, но другие виды криля, которыми питаются усатые киты, водятся и в северных водах. Скопления подобных же креветкообразных рачков, но только меньшего размера, иногда попадаются в поверхностных водах Северной Атлантики и Тихого океана. Это тоже эвфаузииды ( Boreophausia, Meganietiphanesи Thysanoessa). Однако в Арктике планктон, находящийся в приповерхностных водах, часто представлен и множеством других животных. Это крылоногие моллюски, или «морские бабочки», и родственные им двустворчатые моллюски — устрицы, сердцевидки. Все они — крохотные создания: самые крупные из них редко достигают 2 сантиметров в длину. Часть их тела выступает наружу в виде «крылышек», с помощью которых эти животные плавают и добывают себе пищу, состоящую из еще более мелкого планктона. Эти крылышки по сути дела — плавники, но они движутся хлопающими движениями, что и придает моллюскам известное сходство с бабочками. Некоторые из них имеют раковинку, похожую на маленькую раковину улитки, другие совсем лишены твердой оболочки. Например, лимацина ( Limacina helicina) имеет витую раковинку диаметром около полусантиметра, а клион ( Clione borealis), крошечное слизнеобразное существо, обходится безо всякой оболочки. Все эти морские бабочки иногда скапливаются в таком изобилии, что море на целые мили меняет свой цвет. В высоких широтах, по окраинам Арктики огромные стаи клиона долго служили основной пищей для прославленного гиганта — гренландского кита, который с давних времен был главной добычей северных китобоев.Киты, снабженные цедильным аппаратом, не могут выбирать те или иные виды пищи по своему желанию. И если они питаются каким-то одним видом зоопланктона, то лишь потому, что эти животные держатся такими большими и плотными стаями, что другие виды зоопланктона почти не имеют возможности смешаться с ними. Случается, что усатые киты, особенно полосатики, съедают вместе с планктоном и мелких планктоноядных рыб, например сельдей, но обычно это самые мелкие сельди, которые плавают плотными косяками.Питание зубатых китов — совсем иное. Их пища состоит из более крупных животных, которых они заглатывают преимущественно поодиночке. Все зубатые киты, независимо от их размеров, — от огромного кашалота до обычной морской свиньи — питаются кальмарами и рыбой, но основная их пища — кальмары. Кальмары, как и крохотные крылоногие, относятся к моллюскам, но только они наиболее высокоорганизованные представители этого класса. В отличие от своих родственников — осьминогов и каракатиц — они живут не на дне морском, а свободно плавают в океане на самых различных глубинах. Благодаря торпедообразной форме тела и двум плавникам, расположенным на его заостренном заднем конце, они весьма подвижны. На голове у них находятся большие глаза и венец щупалец, из которых два очень длинные, а остальные значительно короче. Щупальца располагаются вокруг рта, снабженного роговыми челюстями, напоминающими по форме клюв попугая. Когда кальмар плывет медленно, он пользуется только плавниками, но когда ему нужно двигаться быстро, он набирает воду в полость, имеющуюся в его теле, и с силой проталкивает ее, как через трубку, наружу, благодаря чему с огромной скоростью, подобно реактивному двигателю, резкими рывками продвигается вперед. Внутренняя поверхность его щупалец покрыта многочисленными присосками, с помощью которых он цепко держит захваченную им жертву. Длинные щупальца, имеющие присоски только на концах, обладают способностью втягиваться внутрь, а затем мгновенно выбрасываться вперед. Они хватают добычу и передают более коротким щупальцам, которые уже препровождают ее в пасть. Поверхность присосок представляет собой роговые кружки, края которых зазубрены, что помогает еще крепче держать добычу.
Старинная гравюра. Два разъяренных кита, нападающих на судно. Чтобы отвлечь их внимание, моряки бросают в море бочки. Матрос, стоящий на высокой корме корабля, играет на трубе, пытаясь успокоить страшных животных звуками музыки.
Гравюра XVI века. Моряки, по ошибке приняв спящего на поверхности моря кита за остров, воткнули в гигантское животное якорь, сошли на его спину и, разведя огонь, стали готовить пищу. Кит проснулся, пришел в ярость; На рисунке показано, как он старается перевернуть корабль. Плавник кита изображен как лапа сухопутного животного. Судя по изображению, это Трольвал (кит-дьявол).
Этот прекрасный фриз из Кносского дворца на острове Крит (создан около 2000 года до нашей эры) — самое раннее из известных изображений дельфинов, если не считать наскальных рисунков эпохи неолита, найденных в пещерах. Характерные черты дельфинов переданы здесь очень точно.
Изображения китов — один из распространенных мотивов скандинавских наскальных рисунков. Этот рисунок, по-видимому, относится к каменному веку. Выполнен он схематично, что характерно для наскальных рисунков южной Норвегии.