Кит

Мэттьюз Леонард Харрисон

Вверху— дельфин Коммерсона, один из самых красивых по окраске видов дельфинов. В центре— белокрылая морская свинья. Внизу— обыкновенный дельфин. У него довольно длинный клюв, вокруг глаз и по краю клюва проходит черная полоса, придавая морде животного добродушное выражение, Этот вид дельфина чаще всего изображался на рисунках и в скульптурах древних.

Разнозубый дельфин. Изучен мало, так как его очень редко удается поймать. В отличие от подавляющего большинства дельфинов, этот вид имеет по одному ряду крупных зубов на обеих челюстях — до двух дюжин на каждой.

Вверху— белорылый дельфин; внизу— белобокий дельфин.

Этот

океанический китовидный дельфин внешне похож на настоящего или черного кита; не имеет спинного плавника.

Нарвал. Бивень нарвала заменяет один или два зуба в левой части верхней челюсти; в редких случаях развивается в бивень и один из правых зубов, и тогда нарвал имеет два бивня.

Горбач.

Вверху— гвианский речной дельфин; чувствует себя одинаково хорошо как в соленой, так и в пресной воде. В центре— бутылконосый дельфин, или афалина. Внизу— дельфин Риссо, или серый дельфин; вид довольно крупный — до 4 метров. Пятна, которыми сплошь покрыта его сероватая шкура, — это следы боев с кальмарами, составляющими его основную пищу. Джек из Пелоруса принадлежал именно к этому виду.

Косатка, или кит-убийца; самый крупный вид из семейства дельфиновых.

Вверху— ложная, или малая, косатка. В центре— иравадийский дельфин; имеет характерный куполообразный череп. Внизу— гринда, или кит-пилот; передняя часть головы у него также куполообразной формы, плавники длинные и заостренные на концах.

Гренландский кит; огромная голова составляет не менее трети всего его тела. Кашалот, крупнейший из видов зубатых китов.

Вверху— клюворыл Кювье; редкий вид. В передней части нижней челюсти выступают наружу два клыка. В центре— высоколобый бутылконос. Внизу— ремнезуб Тру. Этот житель океана редко попадает в поле зрения зоологов.

Ремнезуб Соверби; кожный покров — черного цвета. Имеет по одному клыкообразному зубу по бокам нижней челюсти.

Вверху— китайский пресноводный дельфин; как и гангский дельфин, он почти совсем слеп. В центре — амазонский речной дельфин; никогда не заплывает в море. Внизу— пятнистый, или длиннорылый, дельфин.

Вверху— карликовый гладкий кит, или каперея. В центре— гангский дельфин, или сусу. Его длинный клюв, которым он роется в иле в поисках пищи, снабжен множеством острых мелких зубов. Внизу— лаплатский дельфин, также имеющий длинный клюв с множеством острых мелких зубов; питается рыбой.

Косатки всегда пользовались репутацией свирепых хищников, грозы всего живого в море, включая и больших усатых китов, на которых они якобы бросаются очертя голову. Никому и в голову не приходило, что косатка может жить в неволе, пока однажды нечаянно не поймали одну косатку. Гарпун, брошенный в животное, пробил слой подкожного жира, но не причинил ему серьезного вреда, и косатка, пойманная живьем, прожила некоторое время в бассейне, не проявляя при этом ни малейших признаков свирепости. То, что это не случайно, подтвердилось в 1965 году, когда около Наму (Британская Колумбия) поймали 7-метровую косатку. Ее доставили в плавучем загоне в Сиэтл, чтобы показывать публике. Кит, прозванный Наму, был необыкновенно дружелюбен и ни разу не проявил ни малейшей агрессивности по отношению к дрессировщику, который плавал с ним вместе, забирался к нему на спину и кормил его, находясь с ним рядом в воде. Косатка, имеющая огромные челюсти с двумя рядами острых зубов, могла бы без труда перекусить человека пополам, но вместо этого кит мирно переворачивался брюхом кверху и открывал пасть, чтобы его покормили. Его дневной рацион составлял 160 килограммов рыбы. Другая косатка — самка несколько меньшего размера — демонстрировалась в Сан-Диего. Она тоже выказала мирный и покладистый нрав и быстро выучилась проделывать разные трюки.Доброта и кротость косаток при их скверной репутации вызывают

большое удивление. Видимо, правдивость многих рассказов о том, как косатки старались опрокинуть лодки и перевернуть льдины, чтобы сбросить людей в воду и сожрать, нужно подвергнуть сомнению. Конечно, косатки — хищники и для пропитания охотятся на рыбу, на тюленей, кальмаров и пингвинов, и так как они животные крупные, то, разумеется, и пищи им нужно много. Но известная история о том, что в желудке одной косатки якобы нашли тринадцать дельфинов и четырнадцать тюленей сразу, явно нелепа.Вполне возможно, что это сами люди подозревают косаток в желании опрокинуть их в воду и съесть, в то время как животные, вовсе не имея никаких кровожадных намерений, просто из любопытства высовывают головы из воды, чтобы получше разглядеть странные существа, шевелящиеся в лодках или на льду. Теперь уже хорошо известно, что китам свойственно любопытство, причем это относится не только к косаткам, но и к другим видам зубатых китов, и даже — к усатым, особенно к карликовым китам. Еще Уильям Скорсби-младший писал, что не раз видел, как гренландские киты подплывали под судно или под лодку — а с верхушки мачты иногда бывает хорошо видно, что происходит в глубине, — и как при этом некоторые киты, проплывая под кормой, поворачивались на бок явно для того, чтобы лучше рассмотреть странный предмет, плывущий на поверхности моря.Благодаря тому, что появилась возможность содержать зубатых китов в бассейнах, сейчас о них известно уже очень многое. И если теперь удастся поместить в экспериментальные условия и усатых китов, биологи могут надеяться сделать не менее интересные открытия и о них. Начало этому даже уже положено: в 1962 году японским ученым удалось продержать в аквариуме небольших карликовых китов три месяца, в 1954 — две недели и в 1957 году тридцать семь дней. Правда, прокормить китов, питающихся планктоном, — проблема трудная, но если над ней основательно подумать и поработать, то и она, видимо, все же может быть разрешена. Размеры усатых китов таковы, что, даже поймав кита, невозможно поместить его в какой бы то ни было бассейн, но, скажем, приспособление, подобное плавучему загону, в котором перевозили Наму, уже открывает какие-то реальные перспективы содержания усатых китов в неволе. Кроме экспериментов с карликовыми китами в Японии, был успешно проведен еще один эксперимент в американских водах: экспериментаторам удалось в какой-то мере приручить одного усатого кита, так что в море он спокойно реагировал на приближение к нему людей, но окружить и поймать его живьем, чтобы поместить в закрытый загон, так и не смогли.Вероятно, одной из основных причин того, что китообразные в неволе столь охотно «работают», слушаясь человека и проделывая различные довольно сложные операции, является их вынужденная неподвижность и пассивность: в небольшом бассейне они не могут свободно плавать, им не приходится прилагать никаких усилий, чтобы добывать пищу, поэтому у них остается запас нерастраченной энергии, которая находит некоторый выход в «трюках».Кроме открытой у китообразных способности к эхолокации, изучение жизни дельфинов в неволе дало еще ряд фактов, на основании которых можно утверждать, что между ними существуют определенные общественные контакты1: их поведение свидетельствует о высоко развитой взаимосвязи и взаимопомощи. Обнаружена у них также и большая склонность к игре: очень многие из их движений2 явно не обусловлены никакой необходимостью — ни добыванием пищи, ни инстинктом самосохранения, ни половым инстинктом, а, по-видимому, просто доставляют им удовольствие.

1 Теперь их принято называть коммуникационными. — Прим. ред.2 Или, как сказали бы мы теперь, — двигательных актов. — Прим. ред.

Пожалуй, самым выразительным примером такой игры надо считать шлепанье хвостом у кашалотов. Целое стадо этих животных вдруг становится в воде в вертикальное положение, головами вниз, и, выставив хвосты над водой, начинает дружно бить ими по поверхности. От этого поднимаются сильные волны, а шум и плеск стоит такой, что слышно на милю вокруг. Это занятие не приносит кашалотам никакой пользы, но явно доставляет им большое удовольствие. По-видимому, такая игра не вызвана никакой физической необходимостью, а служит удовлетворению некоей «духовной» потребности.Послушание китообразных в условиях неволи оказалось чрезвычайно полезным свойством и для наблюдающих за ними физиологов, так как облегчает изучение механизма и физиологии ныряния животных.Киты не только позволяют людям прикасаться к себе, но и выполняют то, что люди от них требуют, активно помогая производить с ними самые различные опыты. Об этом рассказывает доктор К. Норрис в своем отчете об экспериментах, которые он производил с китообразными в Калифорнии. Благодаря именно этим опытам К. Норрис открыл наличие у этих животных сонара.Способность китов погружаться на глубины свыше 1000 метров выдвигает множество проблем, о которых шла речь впереди. И среди них не на последнем месте стоит проблема, связанная с самим плаванием на больших глубинах, где стоит вечный мрак. Каким образом кашалот — самый удивительный ныряльщик из всех животных, дышащих воздухом, — находит там пищу? Каким образом он поддерживает там связь с собратьямипо стаду? Прерывистые вспышки биолюминесценции вряд ли могут служить достаточными ориентирами при поисках пищи, так как многие из быстро плавающих животных, которыми питается кашалот, вообще не обладают свойством свечения. Более вероятно, что у кашалота имеется какая-то система звукоулавливания, с помощью которой он «чует» добычу на глубине — нечто вроде гидрофона (шумопеленгатора), или сонара, которым снабжены современные подводные лодки. В глубинах моря, где чаще всего царит мрак, где любые ориентиры находятся вне поля зрения животного — на тысячи метров под ним и где скопления планктона или реки, впадающие в море, делают воду мутной и непроницаемой для зрения уже на расстоянии в несколько сантиметров, звук, несомненно, становится белее надежным средством информации, чем свет.Так что вполне возможно, что все зубатые киты: и небольшие морские свиньи, и гигантские кашалоты — обладают чувствительной системой эхолокации. Известно, что большинство этих животных издает длинные «очереди» коротеньких, но громких щелкающих звуков высокой частоты. Бутылконосые дельфины, например, с помощью подобных звуков сообщают друг другу сведения о размере, форме, скорости движения и прочих свойствах различных предметов, встречающихся им в подводном царстве. Наши познания об этом, правда, приобретены совсем недавно по сравнению с тем, что мы знаем о других явлениях природы и жизни на земле.Впервые ряд глубоких и тщательных наблюдений над бутылконосыми дельфинами, которые были пойманы специально для демонстрации, осуществил в начале 40-х годов нашего века Артур Макбранд, первый директор первого в мире океанариума в Сент-Огастине (штат Флорида). Макбранд отметил, что, когда он, напугав стадо этих больших серых дельфинов, пытался подогнать их к сети, преграждающей выход из пролива в море, дельфины сначала быстро устремлялись к ней, но потом, подплыв к ловушке на расстояние примерно 30 метров, вдруг останавливались, поворачивали и плыли обратно. После этого уже никаким способом невозможно было заставить их повернуть к сети.Тогда Макбранд поступил так, как подсказала ему интуиция: он увеличил ячейки сети, и вскоре ему удалось поймать дельфинов. Современный уровень наших знаний о китообразных позволяет объяснить причину этого. Когда сеть была густая, звуковые волны, которые возникают при пощелкивании дельфинов, отражались и рассеивались пузырьками воздуха, облепляющими мелкие ячейки этой сети. Когда же взяли более редкую сеть, отражение звуковых волн уменьшилось до такой степени, что некоторые дельфины не смогли обнаружить сеть и попались в нее. Макбранд совершенно правильно предположил, что у дельфинов есть нечто вроде такого же эхолокатора, который был обнаружен у летучих мышей. Но это открытие так и оставалось безо всякого применения вплоть до послевоенных лет.Гидролокацией начали заниматься всерьез только во время второй мировой войны, когда подводные лодки должны были проводить опасные и сложные маневры, не поднимаясь на поверхность.Ко всеобщему удивлению, ученые обнаружили, что море отнюдь не является сферой безмолвия, как это представлялось раньше, а напротив, наполнено множеством самых разнообразных звуков. Хор рыб-крокеров*, издающих хриплые звуки, отчетливо слышался в гидрофонах, установленных на береговых постах акустического слежения — это приводило гидроакустиков в полную растерянность, «странное скуление и повизгивание горбачей» смущало акустиков на Гавайских островах. Но очень скоро пощелкивание и свист дельфинов уже повсюду стали воспринимать как нечто обычное.