Китаец: Мастер кулачного боя

Серегин Михаил Георгиевич

– Привет, – с порога кинул он, вытирая лоб платком, – Ли Зи, – с озабоченным видом салютовал он Лизе, которая уже восторженно улыбалась. – У меня к тебе дело, – он вскинул глаза на Танина.

– Насколько я понимаю, серьезное... – Танин внимательно посмотрел на друга, – иначе ты бы так не вспотел... Тем более что на улице настоящая осень.

– Да, – слабо улыбнулся Бухман, – ты неплохой детектив, дело не просто серьезное, а еще и сложное.

Китаец показал Лизе глазами, что время их «милой» беседы тет-а-тет истекло. Лиза

нахмурилась, встала и, еще раз ободряюще улыбнувшись Бухману, вышла из кабинета.

– Свари еще чашку, – крикнул ей вдогонку Китаец.

Дверь снова открылась, и Лиза с видом оскорбленного достоинства сказала в проем:

– Мог бы и не говорить.

Китаец саркастично усмехнулся и весь обратился в слух. Бухман устало плюхнулся в кресло, которое показалось Китайцу на удивление хрупким и миниатюрным в сравнении с внушительной комплекцией Игоря.

– Убит мой приятель, менеджер ресторана «Золотой рог». Обвиняют жену. Она наняла меня в качестве адвоката. Но ты знаешь, – удрученно вздохнул Бухман, – если даже я блесну на суде, все равно срока ей не избежать. На пистолете отпечатки ее пальчиков. Вот я и решил обратиться к тебе... – Бухман вставил сигарету в угол рта и задымил.

– А она в курсе?

– Да. Благодаря кое-каким связям мне удалось увидеться с ней и поговорить. Я, конечно, как адвокат сделаю все от меня зависящее, но если еще и ты подключишься...

– Если я тебя правильно понял, жена твоего друга не признает себя виновной, – Танин достал из пачки сигарету и закурил.

– Естественно! – воскликнул Бухман.

– И ты ей веришь, – иронично улыбнулся Китаец.

– Разумеется. – Бухман выпятил губы от досады. – Я Елену знаю два года. Не могу о ней сказать ничего дурного. Да и вообще, зачем ей это понадобилось? – Он приподнял свои густые черные брови. – Олега она любила...

– Я, конечно, не могу судить о личных качествах твоей подзащитной, – Китаец выпустил дым через тонкие ноздри, – но вспомни, сколько было случаев, когда вроде бы совершенно незаинтересованное лицо совершало убийство. Стоило немного покопаться, и мотив находился...

– Нет, мамуся, – пылко возразил Бухман, – это не тот случай. Повторяю, я верю в невиновность Лены, и ничто не заставит меня изменить мое мнение. – Он наморщил лоб, досадуя на недоверие своего слишком дотошного, на его взгляд, друга.

– Никогда не видел тебя таким эмоциональным, – слабо улыбнулся Китаец. – Разумеется, я тоже хочу видеть в каждом человеке этакого ангела, – он выразительно вздохнул, – но практика детектива учит меня обратному. Да и вся китайская философия...

– Э-э, – разочарованно протянул Бухман и махнул рукой, – знаю я, мамуся, ваши восточные премудрости, психологию смирения и созерцания.

– Ну, – не теряя спокойствия, возразил Китаец, – я наполовину западный человек, не забывай. И поэтому порой не понимаю, а то и открыто критикую Конфуция.

– А ведь неглупый был мужик! – воскликнул Бухман.

–

Тебе налить? – Танин показал глазами на коньяк.

Минуту Бухман сомневался, размышлял, потом кивнул.

– И потом, Игорь, ты ведь тоже имеешь кое-какое отношение к Востоку. – Танин наклонился, приоткрыл створку тумбы и достал еще одну рюмку, которую вскоре наполнил на одну треть. – Хотя, знаешь ли, в том, как ваш бог поступал, например, с египтянами, я, воспитанный на идеалах равенства и братства, не могу не обнаружить массу эгоизма и просто наплевательства по отношению к укоренившимся моральным нормам.

– Что ты имеешь в виду? – вспыхнул Игорь.

– Исход из Египта. Рекомендация вашего бога была проста и аморальна до нелепости: наберите у египтян добра и денег взаймы – отдавать-то все равно не придется. – Танин сощурил глаза.

– Не знал, что ты читаешь Ветхий Завет, – усмехнулся Бухман. – Ладно, твой скепсис имеет право на существование, но повторяю: Елена не может быть виновна!

– Как же она объясняет тот факт, что на орудии убийства, ведь, как я понимаю, твой приятель был застрелен именно из этого пистолета, нашли отпечатки ее пальцев?

Бухман сделал неторопливый глоток коньяка и, проведя языком по своим пухлым губам, ответил:

– Она не отрицает, что стреляла в мужа...

– Но виновной себя не признает, – усмехнулся Китаец.

– Нет. Мамуся, она в состоянии прострации, – Бухман вздохнул, – после пережитого. Ничего толком не говорит, замкнулась и повторяет только: «Я невиновна, видит бог!» И я ей, представь себе, верю! – решительно заявил он.

– Она явно не в себе, потому что утверждает противоречащие друг другу вещи, – ты, как здравомыслящий человек, не можешь этого отрицать. Если даже допустить, что убит ее муж был не выстрелом из пистолета, из которого она стреляла...

– А, – перебил Китайца Бухман, – знаешь, какое впечатление у меня сложилось? Что ее заколдовали!

– И это говоришь ты, трезвомыслящий человек! – Китаец не сумел скрыть насмешки.

– Я хочу, чтобы ты сам с ней поговорил, мамуся, – снова воспрял духом Бухман, – может, тебе удастся прояснить ситуацию?

– Если уж тебе, неплохо знавшему ее мужа и находящемуся с ней в доверительных отношениях, она ничего толком не рассказала, то мне, незнакомому человеку... – Китаец одарил приятеля скептическим взглядом.

– Но она же просила меня, чтобы я обратился к какому-нибудь детективу! О чем это говорит?

– О том, что мы имеем дело с не совсем здоровым человеком, – усмехнулся Китаец.

– Да, допускаю, стресс и все такое, – не сдавался Бухман, – но просьбу ее, с учетом того, что она считает себя невиновной, не назовешь абсурдной. Мне кажется, что она чего-то боится... В чем-то признаться...

– И ты полагаешь, что я смогу заставить ее признаться? – с сомнением в голосе спросил Танин. – Мне кажется это безнадежным делом.