Китай, Россия и Всечеловек
Шрифт:
То же выпадение из духовной реальности тревожило Евгения Трубецкого: «Опасность для России и для всего мира – тем больше, что современный хаос осложнен и даже как бы освещен культурой… Здесь биологизм сознательно возводится в принцип… Это неслыханное от начала мира порабощение духа – озверение, возведенное в принцип и в систему, отречение от всего человечного, что доселе было и есть в человеческой культуре. Человек не может оставаться только человеком: он должен или подняться над собой, или упасть в бездну, вырасти или в Бога, или в зверя». [452] (Но «человек массы» предпочел упасть в бездну, судя по человеческим теням в наркотических ночных клубах нашего времени. К этому уже настолько привыкли, что показывают по ТВ как нечто естественное, не отдавая себе отчета в том, что убивающее
В начале XX века было ощущение неправды происходящего, утраты духовности – подмены внутреннего внешним, вечного временным. Нисхождение в материю претило русской душе. Верили, что падшего можно поднять, изменив сознание, которое, разделив сущность и существование, разделилось само в себе. Разуверившись в истории, изгнавшей человека, предрекали ее конец: «Метаистория прорывается в историю, и все значительное в истории связано с этим прорывом». [453]
Наконец, Павел Флоренский возлагал надежды на преодоление тиранической линии, лишающей индивидуальное его врожденной формы: «С началом текущего века научное понимание претерпело сдвиг, равного которому не найти, кажется, на всем протяжении человеческой истории. Эти два признака суть прерывность и форма… Непрерывность изменений имеет предпосылкою отсутствие формы: такое явление не стянуть в одну сущность изнутри. Эволюционизм как учение о непрерывности существенно подразумевает и отрицание формы, а следовательно – индивидуальности». [454] Но те, кто оказался у власти, не могли допустить ни свободы, ни индивидуальности, не имея за душой ни того, ни другого, и расправлялись с теми, кто позволял себе думать иначе и вообще думать. Но всякая неправда конечна, изживает себя и уносит с собой в Преисподнюю отступников.
Царь мира сего не дремал, удерживал линейную связь, когда она изжила себя, чтобы было чем сдерживать порывы души, не допустить свободу, подменив ее вседозволенностью или рабской зависимостью. И свобода уподобилась Великому Потопу. Человек так и не понял замысел Бога, предоставивший ему свободу выбора, соблазнился легкодоступной свободой и захлебнулся в волнах мнимой свободы, не ощущая почвы под ногами.
Есть поистине вечные истины. «Великий ум един», не подвержен переменам. «Великое Дао – в бесконечном движении. Пребывая в бесконечном движении, не достигает предела. Не достигая предела, возвращается к истоку» (Дао дэ цзин, 25). Если движение не поворачивает в соответствии с ритмом Дао («Одно Инь, одно Ян и есть Путь»), то превращается в Хаос. Если движение не меняет своего направления, то перестает быть Путем, ведущим мир к спасению.
К XX веку, выполнив функцию накопления знаний по прямой, линия исчерпала свои возможности. Об этом возвещали поэты – о времени «третьего сознания»: первое сознание – первооткрыватели Америки, супермены, индивидуалисты. Его сменило второе сознание – винтики технократической машины. «Третье – новая волна, молодежь с антилинейным мышлением. Самое преступное для нее – убить в себе себя». [455] Но нужно еще найти себя, прорваться сквозь темную завесу, увидеть, что за ней.
Пока что философы, ученые говорят о кризисе традиционной логики, логики «исключенного третьего»: «или то, или это». Однако, признавая необходимость многомерной логики, проникающей в природу Целого, человек Запада, плененный «двоицей», не смог преодолеть искушения, ибо мыслил по-старому. Не то чтобы не возвращался к прошлому, но возвращался по-своему, бунтуя, совершал поворот на 180 градусов.
При этом само мышление, структура сознания оставалась прежней, как оставалась прежней при «вечном возвращении» Ницше. Ему не помогло знание Востока: он воображал себя то Буддой, то «Распятым». Его «сверхчеловек» не обрел свободы сверхсознания, ибо она не обретается, а рождается из души пробужденного. Но человек остался тем же, лишь удвоилось его эго, эгоизм же как «движущая сила – делает человека глупцом». [456]
Трагические события XX века подтвердили: логика «части» подтачивает основы Жизни. «Исчезает человек как целостное существо,
Но линейное мышление несовместимо со свободой, не дает проявиться индивидуальной душе, что беспокоило русских философов. «Целое становится целым при допущении, что оно не механическая сумма отдельных частей, отдельных жизней, а живой организм, обладающий своим особым центром жизни». [457] Не удивительно, если полагать за основу мира Число или геометрические формы, которые обходятся без индивидуальной души. (Правда, привычка к схемам не помешала Леонардо да Винчи создать уникальные образы; но гений себе не принадлежит, не повинуется правилам.) «Богоравному» человеку нет нужды ломать голову над устройством мира – все и так в его власти.
И родился человек. Из сути божественной создан.
Был он вселенной творцом, зачинателем лучшего мира.
…Так земля, что была недавно безликой и грубой,
Преобразилась, приняла людей небылые обличья.
(Овидий. Метаморфозы)
Самомнением «преждерожденных» возмущался святой Августин: «Душа в своих грехах, в гордой, извращенной и, так сказать, рабской свободе стремится уподобиться Богу. Так и прародителей наших оказалось возможным склонить на грех только словами: „будьте, как боги“» (Св. Августин. О Троице, 11:5,8). Именно «рабская свобода», другой пока не знают, – за исключением святых, подвижников. Но всякая подмена в истории ничем хорошим не кончается, разве что дает насладиться незаслуженной славой, но ненадолго. Приходит расплата за подмену ценностей, целого частью, Истины ложью, Христа – Антихристом. Антропоцентризм оборачивается потерей человека.
В XX веке спохватились: задача философии – понять, что же такое человек. Исчезла «мера вещей»: у техники, у науки развязаны руки. Предвидя опасность движения истории вне человека, мыслители России восстали против отвлеченных начал, бездуховности, выбросившей человека за борт Бытия.
Китайцы пошли другим Путем. Дао-человек действительно все может, может проходить сквозь огонь и воду: «Я слышал от Учителя, что человек, пребывающий в Гармонии, во всем подобен другим вещам. Ничто не может ему повредить, увести с Пути. Он же может все: проходить сквозь металл и камень, ходить по воде и огню» (Лецзы, 2). Дао-человека называют «душой вещей», но он стал таким не в начале времен, а пройдя сполна предназначенный Путь. Проницательный ум Юнга распознал в Дао – Личность.
Если сравним греческую модель с китайской, убедимся в разнице: одни подчинили Мораль мысли, другие – мысль Морали. Морали как Основе сущего, вне которой все обречено на вырождение. Греки были моложе, увереннее в себе. У них преобладает динамичная четверка: четыре первоэлемента, четыре основные науки. Четверка образует квадрат. В квадрате стороны противостоят друг другу, взывая к борьбе; замыкая пространство, располагают к статике. Так разделились покой и движение: движение всё, покой ничто. Мудрейший из греков, которого сравнивают с Лао-цзы, тем не менее, верил: «Огонь живет смертью земли». Лао-цзы же говорил: «Покой есть главное в движении» – об умении побеждать без борьбы.
Путь греков действительно не назовешь моральным, Дао же – моральный закон Вселенной и человека. У греков каждая из сторон квадрата ассоциируется не с моральным качеством – в нем вряд ли нуждался «богоравный», – а с геометрической фигурой. «Пифагор говорит, что есть пять телесных фигур, которые называются также математическими: из куба (учит он) возникает земля, из пирамиды – огонь, из октаэдра – воздух, из икосаэдра – вода, из додекаэдра – сфера Вселенной (то есть эфир)» (А 15). При этом, добавляет автор трактата «О пифагорейской жизни» Ямвлих (IV в.), «ложь и зависть присущи природе беспредельного, бессмысленного и неразумного» (В И).