Китай: укрощение драконов. Духовные поиски и сакральный экстаз
Шрифт:
В китайской магической культуре ребенок, появившись на свет, еще не считается окончательно родившимся. Дело в том, что мир мертвых и мир еще не рожденных представляются единым пространством, а потому душа младенца после рождения остается связанной с потусторонним миром и может в любой момент туда вернуться. Ему даже пока не дают «взрослого» имени, называя его «детским именем» (сяо мин) как еще «не до конца человека».
Духи считают ребенка своим и стремятся вернуть его в мир мертвых. Поэтому с самого момента рождения ребенка его семья предпринимает усилия для удержания его души в мире живых. В ход пускаются священные талисманы и обереги, которые привязывают его к жизни. Например, на шею ребенку вешается амулет в виде металлического или нефритового замочка (гуа суо),
Илл. 139. Даос у алтаря после церемонии изгнания вредоносных духов
Подобную же роль выполняют большие металлические кольца, надеваемые на шею ребенка на манер ошейника (гуа цзюанъ). Особенно опасны первые сто Илл. 139 дней жизни ребенка, когда дух Юйшэнгуй забирает к себе детей. И здесь также используются методы «удержания» души ребенка, например вокруг его кровати вешают рыбацкую сеть, которую иногда пропитывают кровью собаки, чтобы придать ей еще большее сопротивление воздействию духов. Духов отгоняют и традиционным способом — едким дымом, поэтому особенно эффективным считается следующий способ: вся старая обувь, которую только можно найти, собирается в кучу и сжигается.
Считается также хорошим знаком, когда даосский монах, имеющий власть над миром мертвых и выполняющий обязанности шамана, приобнимает ребенка за плечи или кладет ему руку на голову, также «задерживая» его в этой жизни.
Еще в эпоху Чжоу во время самого первого серьезного ритуала инициации на голову юноше водружали специальную шапочку и давали ему взрослое имя. Так он переходил в разряд членов общества, на которых распространялись все права и обязанности взрослого населения. Детство прекращалось, а вместе с ним уходила и забота общества о ребенке. Он не просто взрослел — он совершал мистическую трансформацию, абсолютным образом меняясь, и именно об этом чудесном превращении (гиэнъ хуа) в некоего «другого» и говорила смена его имени. До сих пор в Китае существуют отголоски этих чжоуских обрядов.
Сам того не зная, ребенок проходит через несколько десятков «преград» или посвятительных ступеней (гогуань), пока не обретет статус взрослого человека и окончательно не расстанется с миром теней. По сути, он продвигается из мира теней в сторону мира живых. По одной из версий, на пути ребенка встречается до 30 этапов или застав, которые он должен преодолеть. Каждая из «преград» представляет собой переход на новый уровень мира живых, например дух Юйшэньгуй, забирающий детей в первые сто дней, уже не имеет власти после девятой преграды.
Существуют также преграды «пяти духов», «золотого замка», «железной змеи» и многие другие, связанные с символикой отделения от мира духов. Наконец, после преграды «воды и огня» наступал этап «невозвращения», и ребенок считался неуязвимым для духов.
Для облегчения этого пути поэтапной инициации и для того, чтобы возвращение в мир духов раньше срока оказалось невозможным, родители наносят на ребенка ряд «опознавательных знаков», дабы духи поняли, что речь идет именно о ребенке, а не о пожилом человеке, готовом вступить в лоно смерти. Еще в начале XX в., а в некоторых деревнях и сейчас ребенку выстригают макушку, оставляя волосы лишь по бокам на манер монашеской тонзуры, — это должно свидетельствовать именно о «детском» статусе человека. Детей нередко также обряжают в одежду буддийского монаха, обычно серого или темно-синего цвета, поскольку монах властвует и над миром живых, и над миром мертвых, одновременно уменьшая «проявления жизни», например ограничивает себя в питании и удовольствиях, соблюдает обет целибата и т. д. В провинции Хэнань по сей день девочкам наносят татуировку на запястья и предплечья в виде нескольких точек, расположенных по кругу или в виде пятиконечника. Сами китайцы не любят разъяснять суть подобных татуировок, поскольку это затрагивает очень интимную сферу взаимоотношений духов и людей, в которую не должны быть посвящены случайные люди.
Обратим внимание
…???…
Илл. 140. Дух-правитель созвездия Большой Медведицы в даосском храме, один из защитников детей. Перед ним — небольшие статуэтки Гуанъ-ди, военачальника, возведенного в ранг духа
В ряде деревень провинций Хэнань и Сычуань сегодня специально приглашают даосских или буддийских монахов, которы и обучают детей. Разумеется, по сравнению с обычными начальными школами такое обучение может показаться крайне примитивным и неэффективным; тем не менее, такие школы иногда считаются значительно более «нужными» для ребенка, чем официальные учебные заведения. Дело в том, что такой наставник может уберечь ребенка от влияния вредоносных духов и от возвращения его в хаотичную массу мира мертвых. Впрочем, сегодня это не мешает ребенку параллельно посещать начальную школу.
Одновременно ребенка рассматривают и как посланца этого мира. Гадатели нередко использовали промежуточное, пограничное состояние ребенка, делая его посредником между миром духов и миром людей или медиумом для гадания: через ребенка задают «вопросы духам», а они отвечают его устами. Для таких бесед с духами маги нередко использовали молодых мальчиков и юношей от 12 до 25 лет, которые именовались «детьми для гаданий», или «детьми для вопросов к духам» (цзи дун), или просто «детьми» (дунцзы), например в провинции Аньхой. Порою они состояли при храмах или семейных алтарях, в этом случае их называли «священными детьми» (шэнь дун), предназначенными для связи с духами семьи. По особой методике, производя пасы над головой и читая молитвы, их вводили в глубокий гипноз. Нередко, отбирая «ритуальных детей», маги специально искали юношей, склонных к истерии и, следовательно, особо гипнотабельных.
После введения юноши в состояние измененного сознания ему задавали вопросы, а душа умершего человека, пользуясь его физической оболочкой, давала ответы. Так, в частности, китайцы узнавали массу вполне обиходных вещей или, например, чего душе не хватает в загробном мире и какие жертвы еще стоит принести.
Важным объектом поклонения в Китае, как уже упоминалось, были и в ряде мест остаются массовые захоронения — порою безымянные, порою лишь предполагаемые. Иногда в них покоятся безвестные странники и бродяги, беглые солдаты, бандиты, жертвы народных восстаний, случайных разбойных нападений или стычек местных бандитов между собой. Несмотря на их асоциальный характер таким захоронениям не только поклоняются, но жители ближайших деревень нередко совершают там поминальные обряды едва ли не более пышные, чем по своим реальным родственникам.
По сути, здесь случайные жертвы оказываются представлены как объекты ритуального заклания.
Обыденная насильственная смерть (объект виктимизации) обращается в священное жертвоприношение (объект сакрификации). Чтобы уловить суть представлений о таком типе духов, оставшихся после, например, бандитов и падших женщин, важно понять, что свойства живущего человека никогда полностью не переходят на духа. Скорее, наоборот, происходит мистическая трансформация как образа, так и его свойств. Дух воплощал лишь какую-нибудь одну характерную черту некогда жившего человека. Например, женские черты умерших никогда прямолинейно не переходили на женские божества, а сами божества оказывались амбивалентны, обладали и женскими, и мужскими свойствами, а иногда дух умершей женщины в своем «тонком» обличье выступает как мужчина.