Китай: укрощение драконов. Духовные поиски и сакральный экстаз
Шрифт:
Чаще всего наиболее сильные ритуалы успокоения духов и принятия их в местную деревенскую общину или семью выполняются именно над массовыми захоронениями, так как считается, что жертвы массовых репрессий и казней могут объединяться, чтобы вредить людям. И они же в случае проведения правильных обрядов чаще всего рассматриваются как наиболее мощные защитники деревни.
Традиция мифологизации и демонизации героев, а также поклонения им как своим защитникам ярко проявилась по отношению ко многим деятелям китайской революции. Революционный культ героев, который приобрел в Китае чрезвычайный размах, также оказался во многом связан с особым восприятием культуры мертвых и предков. Так, с политической арены в мир сакрального сошли Сунь Ятсен, Чан Кайши, Мао Цзэдун, Чжоу Эньлай, Дэн Сяопин. Здесь, говоря о китайской революции, мы имеем в виду не акт, но длительный процесс, распадающийся на разные фазы, нередко символизирующиеся разными лидерами. Революции, подобно китайской или российской, безусловно, происходят
Нам не сложно найти здесь множество параллелей с революционной Россией, с новой символикой советской России, ее новыми героями. Оговоримся лишь, что общность развития России и Китая в глобальном плане заключена в общности поиска «героя и правителя», поклонении асоциальным элементам и группам в общности, символизации и «лозунгизации» действительности. Характерно, что революционная мифологизация присутствует в африканских культурах (например, в Ливии, Алжире). Это не прямое копирования русской революции, хотя, безусловно, не исключен перенос некоторых методов и лозунгов — мифологизированное сознание невозможно сымитировать или скопировать. Его взрыв можно лишь стимулировать, после чего оно проявляется во всем своем архаическом неистовстве. Массовое сознание — чаще всего мифологическое сознание, живущие в рамках дихотомии инь-ян, воспринимающее мир как абсолютную бинарную оппозицию, например «мы — враги», «наши — не наши», «плохие — хорошие». В рамках такого размежевания происходит оценка происходящего, при которой враг обязательно должен быть уничтожен, а герой — награжден. Китай подходит к периоду новейшего времени с практически нерастраченным, хотя и несколько трансформировавшимся запасом мифо-магического восприятия мира, помноженного на могучий импульс коллективного сознания.
…???…
Илл. 143. Даосский алтарь для изгнания вредоносных духов. На алтаре — фигурки Гуан-ди, Лао-цзы и Гуаньинъ. Справа лежат благовония и стоит урна для пожертвований
Любая идея, нашедшая отклик хотя бы у группы людей, в дальнейшем многократно усиливается, стремительно обретает популярность у других групп и, вследствие этого, черты догмы. Говоря обобщенно, успех всякой подобной революции обусловлен, в конечном счете, именно тем, присутствует ли в сознании основной массы народа эта тенденция к абсолютной мифологизации происходящего и дихотомии восприятия. Герои китайской революции в прямом смысле слова оказались «демонизированы».
Например, в южной провинции Фуцзянь перед портретом Мао Цзэдуна, прикрепленным на стене алтаря предков, совершаются сегодня те же поклонения, что и перед табличками самих предков. При этом в разговорах местные старики признаются, что это («неправильно», «несправедливо»), поскольку Мао стал гуй, фактически — демоном, которому вряд ли стоит поклоняться. Подобную же реакцию на поклонение Мао Цзэдуну можно встретить и в провинции Хэнань, а вот в Хунани, родной провинции лидера китайской революции, Мао стал шэнъ, и вознесение ему посмертных почестей как духу-защитнику ни у кого не вызывает негативной реакции. Перед его портретом или табличкой совершается стандартный ритуал «девяти поклонов и трех коленопреклонений», возжигаются благовонные свечи, а, например, в одном из даосских монастырей Хунани он считается одним из бессмертных-сяней. Обратим внимание на интересную подробность: необходимость самих поклонений обуславливается не его моральными качествами или заслугами (никто не принимает в расчет, например, весьма фривольное поведение Мао или то, что его политика унесла десятки миллионов жизней), но исключительно традиционным превращением человека, обладающего большим Ээ, либо в гуя, либо в духа-защитника.
Строительство богатых усыпальниц героям революции также продолжает традицию священных захоронений героев-мучеников. В мавзолеях покоится прах Сунь Ятсена, его преемника лидера Гоминьдана и Китая 30-40-х гг. Чан Кайши, коммунистических лидеров Мао Цзэдуна, Лю Шаоци, Чжу Дэ. Хотя прах Сунь Ятсена захоронен в мавзолее в Нанкине, в столице Тайваня Тайбэе возведен роскошный алтарь Сунь Ятсена, который по своей архитектуре напоминает храмы Конфуция, также играющие роль алтарей. Внутри даже располагается ритуальная табличка — важнейший атрибут всех алтарей предков, на которой написано, чьи духи прибывают внутри этой постройки: «Наалтарная табличка героев крестьянской революционной войны». Вдоль стены перечислены имена героев революции, часть из которых причислена к мученикам, часть просто к героям, причем сакральный статус первых значительно выше. Кто мог получить статус такого «мученика»?
…???…
Илл. 144. Могила одного из высших чиновников, которая, как и многие другие места подобного рода, превращена в место поклонения духам. Надпись гласит: «Будто бы по-прежнему пребывает среди нас». На переднем плане — котел, когда-то служивший насельникам храма для приготовления пищи
Дело в том,
Однако понятие «мученичества» в Китае оказалось связано с кровавой жертвой, нередко носящей массовый характер, — здесь достаточно вновь вспомнить поклонение жертвам массовых захоронений и асоциальным элементам. Например, один из гоминьдановских генералов, будучи окруженным коммунистическими войсками, не только сам отказался сдаваться в плен и решил покончить жизнь самоубийством, но и потребовал, чтобы прежде почти пять сотен его подчиненных сделали то же самое.
В центре площади Тяньаньмэнь в Пекине возвышается колонна «Героям китайской революции», причем в официальном переводе на английский язык она именуется «Монументом мученикам (martyr) революции». Она не представляет собой непосредственно захоронения и не поставлена кому-то конкретно, это типично алтарный символ поклонения духам героев, типологически сходный с массовыми захоронениями. После смерти премьера КНР Чжоу Эньлая, пользовавшегося огромной популярностью в народе и считавшегося защитником простых людей, в сентябре 1976 г. тысячи людей пришли именно к этому монументу, рассматривая его как символическую могилу Чжоу. По сути, это была демонстрация против самого Мао Цзэдуна, одним из ее лозунгов было «Нам не надо нового Цинь Шихуана». Это был явный намек на Мао Цзэдуна, который ассоциировал себя с первым императором Китая Цинь Шихуаном (II в. до н. э.), прославившимся своей жестокостью и подозрительностью, но объединившего и заметно усилившего Китай. Демонстрация была жестоко разогнана, хотя через несколько лет этот факт был осужден новыми лидерами Китая. Однако характерно, что центральной точкой схождения самых разных сил стала символическая могила именно «мучеников» и «безвестных» героев, по своей символике целиком повторяющая поклонение захоронениям жертвам массовой резни, восстаний, бандитам, дабы те не превратились в «покинутых духов» гуй и не стали вредить живым людям. Наоборот, как в древности, так и в наши дни эти символические захоронения в результате массового ритуала ставятся на службу вполне конкретным нуждам, выполняя защитные функции.
Глава 6. Жизнь в мире духов
Было бы бессмысленным пытаться даже приблизительно определить количество духов китайского пантеона или хотя бы духов конкретной местности. На первый взгляд, может показаться, что их — многие сотни, но в действительности, их не так уже и много. Более того, в мистическом пространстве на самом деле, существует лишь вечное развоплощение некого центрального божества в массу локальных, бесконечные аватары, перерождения, перевоплощения. Указание на число («Девять богинь», «восемь архатов», «семь звезд») является не уточнением количества, а указанием на развоплощение единого и порою анонимного божества. Если в даосизме оно (т. е. путь-Дао или Единое) представляется абсолютно анонимным и дается лишь через свои мирские репрезентанты, то в народных представлениях фигурируют абсолютизированные по своему содержанию духи и божества, например Лао-цзюнь, Юй Ван (Нефритовый правитель), Тянь My (Небесная матушка) и т. д. Таким образом, указывается не на количество и массовость пантеона божеств, а, наоборот, на существование абсолютного Единого, стоящего за этой множественностью.
Например, божество «Северного ковша», то есть Большой Медведицы, культ которого можно было встретить даже в императорском дворце и в пекинском Храме неба, могло представляться и как один человек — обычно могучий старец, и как восемь (по китайским представлениям, в этом созвездии восемь звезд) «звездных» духов. В небольшой даосской обители Тяньдаомяо (Монастырь Небесного Дао) в Сычуани есть по этому поводу примечательная надпись: «Разделяясь, образуют восемь; собираясь, являются одним».
Точно такая же неразделенность множества и единичного присутствует и в концепции Небесной Матушки (Тянь My), которая была канонизирована в династию Сун. Культ Тянь My активно поддерживался двором для того, чтобы уменьшить влияние культа буддийской богини милосердия Гуаньинь во время гонений на буддизм. На юге Китая, например в провинциях Фуцзянь и Гуандун, а также на Тайване Небесная Матушка представлена в виде девяти «сокровенных дев» (цзю сюань ню), причем подразумевается, что это одна богиня, представленная в нескольких ипостасях. По сути, это разделение функций единой богини, например женский дух Яньгуань няннян (Взгляд) врачует заболевания глаз, Саоцин няннян (Разгоняющая и очищающая) разгоняет облака во время ненастий, Цзысунь няннян (Детей и внуков) дарует хорошее потомство и приносит много сыновей, которые в Китае ценились в семье выше, чем дочери. В сущности, культ Тянь My к династии Сун оказался слит с культами подобных ей женских божеств Гуаньинь, Юй-му (Нефритовой матушки) и многих других, образы которых тяготели к архаической богине Ушэн лаому (Нерожденной праматери).
Более того, нередко бывает, что истинный дух как бы скрыт за обликом другого, «видимого» духа.
Вообще, сокрытие духов под маской других представителей тонкого мира соотносится с ритуалом «запрятывания» самого ценного или самого могучего.
Это можно наблюдать в мистических ритуалах спасения душ. Их современное название пришло из средневекового буддизма, поэтому они именуются гун пуду — «совместное всеобщее переправление [через море грехов и страданий]» или «совместное спасение». Такие ритуалы проводятся сегодня в полном виде на юге Китая, например в провинциях Фуцзянь и Гуандун, а также на Тайване, можно их встретить и в такой «буддийской» провинции, как Хэ-нань. Однако следует учитывать, что несмотря на буддийское название ритуал пуду несет в себе не окультуренно-буддийский, но оккультно-мистический и шаманский характер.