Китай – великая держава номер один?
Шрифт:
Тайная поездка Киссинджера в Китай состоялась в июле 1971 года.
Чжоу в разговоре с Киссинджером определил принципы отношений двух стран: взаимное доверие и взаимное уважение.
Многие американские дипломаты опасались, что сближение с Китаем подорвет отношения с Советским Союзом. Киссинджер, напротив, считал, что это заставит Москву искать взаимопонимания с американцами. Реакция Советского Союза оказалась именно такой, какой ее ожидал увидеть Киссинджер. Москва спешила показать, что с ней можно иметь более серьезные дела, чем с китайцами.
Каждый шаг Китая в международных делах оказывался неприятным сюрпризом для Кремля. Несколько
«На Генеральной Ассамблее, — рассказывал Киссинджер, — почти ежегодно проходило голосование по вопросу о том, какое правительство — Китайской Республики на Тайване или Китайской Народной Республики в Пекине — имеет право представлять Китай. Вначале большинство голосовало против допуска КНР. Но с каждым годом росло число стран, выступавших в пользу Пекина.
Соединенные Штаты нашли выход в процедуре. Начиная с 1961 года мы и наши союзники ежегодно вносили резолюцию, в соответствии с которой предложение изменить представительство Китая считалось "важным вопросом", требующим для своего одобрения большинства в две трети голосов на Генеральной Ассамблее… Мы были в состоянии блокировать принятие Пекина, набрав треть голосов плюс один голос… Однако неизбежное в конечном счете поражение становилось все более очевидным».
Американской делегации не удалось набрать необходимую треть голосов, и представителю Тайваня пришлось оставить кресло в Совете безопасности.
Свидетельствует тогдашний представитель США в ООН (и будущий президент страны) Джордж Буш-старший:
«Делегация КНР в своих мешковатых серых френчах прибыла в Нью-Йорк 11 ноября 1971 года… Я по-настоящему удивился тому, что они всего лишь недолюбливают нас, но ненавидят русских. Это стало очевидно, когда посол Китая в ООН Хуан Хуа присутствовал на своей первой неофициальной встрече пяти постоянных членов Совета безопасности.
Эта встреча проходила в резиденции французского представителя Жана Костюшко-Моризе… Поприветствовав Хуан Хуа у дверей своей резиденции, Костюшко-Моризе ввел его в гостиную, где уже находились сэр Колин Кроу, Яков Малик и я. Хуан был представлен сэру Колину и подал ему руку, затем — мне, и я подал руку. Потом протянул свою руку Малик. Я увидел, как Хуан Хуа вытянул было руку, но, услышав слова: "Советский посол!", быстро убрал ее назад, круто повернулся и отошел в сторону.
Оскорбление не могло быть более расчетливым. Хуан заранее знал, что Малик будет присутствовать на встрече… Я понял, что действия Хуана — это преднамеренная и открытая демонстрация другим великим державам того, что китайцы рассматривают советский "гегемонизм" в качестве главной угрозы безопасности, даже большей, чем американский империализм…
Рука Малика повисла в воздухе, а его лицо покрылось ярким пурпуром, словно Хуа дал ему пощечину. В этот момент — он длился несколько секунд, хотя казалось, что времени прошло гораздо больше, — напряжение в комнате было настолько велико, что его трудно даже описать. Не было произнесено ни единого слова, слышалось лишь тяжелое дыхание всех присутствующих. Затем наш французский хозяин в полной панике быстро двинулся в направлении столовой, отчаянно жестикулируя и громко призывая: "Прошу! Прошу! Давайте начнем совещание"».
Яков Александрович Малик был очень опытным дипломатом.
«Одним он казался очень строгим, неорганизованным и не в меру шумливым начальником — каким-то импульсивным, шебутным, требовавшим от своих подчиненных много такого, в чем ни он сам, ни дела, которыми он занимался, совсем не нуждались — так, впрок, лишь бы не сидели без дела…
Но был и другой Малик, вне работы, совсем не похожий на первого: общительный, веселый, остроумный, готовый принимать участие в самых несерьезных мероприятиях — застольях, танцах и различных играх… Женщины буквально восторгались таким Маликом и считали его отличным кавалером и настоящим джентльменом…»
Очаровать китайских партнеров — это была непосильная задача…
2 июня 1971 года Ричард Никсон получил от главы китайского правительства Чжоу Эньлая приглашение посетить Китай. Его передал президент Пакистана Яхья Хан. Никсон очень хотел знать, что его ждет в Пекине. 30 июня 1971 года президент сказал руководителю своего аппарата Роберту Холдеману: «Надо забраться туда, обшарить все, взять документы и доставить их сюда». Речь шла о похищении документов из дипломатического представительства Китая. Тем самым президент приказал совершить преступление — за год до скандала в Уотергейте. Никсон говорил откровенно, забыв, что тайные микрофоны работают. О них не знала даже его личный секретарь.
Микрофоны находились повсюду: пять — в его письменном столе, по одному — с обеих сторон камина в овальном кабинете, два — в личном кабинете президента. К магнитофону подключили его телефонные линии, потом стали записывать и его разговоры в Кемп-Дэвиде. Практически везде они включались, когда он начинал говорить.
Никсон, который рассчитывал, что его президентство войдет в историю, хотел сохранить свои разговоры и для историков, и для собственных мемуаров. Он уже выпускал книги и знал, что они могут быть очень успешными и прибыльными. Кроме того, как опытный политик он не хотел, чтобы помощники его надували, меняя свое мнение и уверяя, что они всегда так думали…
Но сам же первый и забывал, что запись идет! И произносил то, что не говорят в подобной ситуации, порой с применением лексики из гангстерских фильмов.
Подготовка визита Никсона в Китай проходила в полной тайне. Ничто не просочилось в прессу, и влиятельные противники сближения с Пекином были захвачены врасплох. Перед поездкой французский писатель Андре Мальро сказал Никсону о Мао: «Вам предстоит встреча с колоссом, но с колоссом, стоящим одной ногой в могиле. Знаете, о чем подумает Мао, когда увидит вас? Он подумает: "Вот человек намного моложе меня". Вы будете считать, что он говорит с вами, на самом же деле он будет беседовать со смертью… В Мао есть что-то колдовское. Его снедают видения, они поглощают его».
Ричард Никсон прилетел в Пекин 21 февраля 1972 года, это был дождливый день. В аэропорту его ждал Чжоу Эньлай. Когда Никсона везли в город, улицы были пусты. В вечернем выпуске новостей сообщение о визите американского президента было последним.
«На первом официальном обеде в Пекине, — вспоминал Никсон, — Чжоу Эньлай, чтобы продемонстрировать крепость "маотая", китайской водки, налил ее в блюдце и поднес спичку. Водка вспыхнула, как церковная свечка. Представляете, что случится, если этот напиток попадет в желудок».