Китайская петля
Шрифт:
— Кидай денежку-то, сюды кидай, што гляделки выпучил! — строго внушала она зрителям, дергая их за полы. Позвякивая тяжело и солидно, шляпа уже оттягивала тонкие девчоночьи руки.
— А сейчас — «железная рубаха»! — объявил Чен следующий номер.
В кольцо зрителей вошел здоровенный мужик, волоча за собой длинную, груботесаную оглоблю.
— Зашибу-кось… — с сомнением протянул он, оглядывая Чена.
— Давай, давай!
Чен слегка наклонил голову, мужик размахнулся и, крякнув, что есть силы опустил лесину на бритый китайский лоб. Хрясь! —
— Мне Крыса говорила… — попытался вспомнить Андрей, коснувшись пальцами виска, — «Миру нужны люди с чугунными лбами». По ее словам, так сказал Альберт Швейцер.
— По-моему, он имел в виду нечто иное, — ответил господин Ли Ван Вэй, глядя на лоб Чена, на котором оглобля не оставила никаких следов.
— Эй, Чен! — Мастер коротко и резко щелкнул пальцами. — Концерт окончен!
Поклонившись зрителям, Чен вышел из круга, при этом легким, почти неуловимым движением смахнул с пояса чей-то кожаный полукруглый кошелек, украшенный выдавленными полосками.
Выйдя с торжища, все четверо (девчонка уцепилась за руку Мастера, к которому она еще вчера почувствовала расположение) направились уже проторенной дорогой — в кабак.
Глава тридцать седьмая
Русские денежки семнадцатого века — легкие и тонкие, как овальные лепесточки, — были высыпаны на стойку и справедливо поделены между целовальником и компанией.
— Это называется: «Из ничего сотворить нечто», — с довольным видом произнес господин Ли Ван Вэй, ссыпая деньги в изящный кошелек арабской работы.
На стол выставили бутыль и сибирскую снедь — пельмени, мясо жареное, рыбу соленую, пироги, шаньги. Все выпивали — вслух за общее и молча — каждый за свое; после трудного дня ели много и с аппетитом.
Целовальник ушел на стройку своего «анбара». За стойку встала целовальникова жена — в ярмарочный день в кружале полно народу, торговля шла бойко. Убрав со стола и получив от хозяйки по кружке чаю, Мастер с Ченом перешли на китайский.
— Ну, что у тебя? — спросил Мастер.
— Этот раненый русский вор может продать двадцать ружей. Зачем они нам?
— Для кыргызов. Хан просил достать.
— Понятно. Но за ружья им нужно отдать Андрея. Я согласился, не знаю, правильно, нет?
— А без этого нельзя?
— Нет.
Мастер замолчал, глядя в мутное оконце.
— Так что? — переспросил Чен.
— Отдадим.
— Он что, нам больше не нужен?
— Нужен. Ничего, что-нибудь придумаем. Да пищали тут не главное — это вообще неизвестно, получат ли их кыргызы.
Чен налил себе еще чаю.
— Извините, Ши-фу, а мы вообще-то за кого? Кому мы помогаем — русским, кыргызам, джунгарам?
— Ни тем, ни другим, ни третьим.
Прищурившись, Мастер посмотрел на пыльное окно, сквозь которое пробивается красноватый закатный
— Кистима помнишь?
— Конечно, — ответил Чен.
— Так вот — я обещал хану вывести казаков под кыргызские сабли.
— Зачем? Чтобы кыргызы взяли город?
— Ни в коем случае! Нужно, чтобы победа не досталась ни той, ни другой стороне. Но свести все к ничейной перестрелке не годится — если кыргызы просто поскачут вокруг острога, а казаки просто постреляют в них со стен, это ничего не даст. Задача в том, чтобы обе стороны значительно ослабили друг друга. Значительно! А для этого нужно вывести казаков за стены. А вывести можно, только если напустить их на Кистимовых родичей, уходящих или якобы уходящих в степь.
— Так в чем проблема?
— Кистим здесь. Хочет говорить с воеводой. С помощью нашего Андрея.
— О чем они собираются говорить?
— Кистим будет просить разрешения своему роду перейти на Красный Яр, под защиту русских. То ли правда уходить не хотят, то ли воеводу отвлекают, чтобы уйти без шума. Но и то и другое нам не подходит. Найди Кистима, говори ему, что хочешь, но он должен уйти из города! А если и род его двинется, совсем хорошо будет. Ты понял?
— Да, Ши-фу. А если его… — Чен провел рукой по горлу.
— Не показывай на себе.
— А все-таки?
— Не сейчас. И не ты.
— Ладно, — вздохнул Чен, — подумаем.
Заскрипела входная дверь, и в кружало сунулся Гришкин дружок, недавно побывавший в Кистимовом аркане. Оглядев заполненный кабак, он подошел к их столу и что-то прошептал Чену на ухо.
— Договорились. — Чен отсыпал ему горсть серебряных монет. — Задаток. Остальное против товара.
— А курвенка тово?
— Его мы с собой приведем.
Получив монеты, Гришкин кореш сразу ушел.
— Договорились? — спросил Мастер.
— Да, Ши-фу.
— Тогда идем.
Они поднялись, вышли из кабака и разошлись в разные стороны. Чен направился на рынок, в конский ряд.
Солнце уже склонилось к закату. Узкая долбленка, которой правил чернявый парень с перевязанной головой, скользила по играющей бликами воде. Долбленка ткнулась в берег рядом с покосившейся баней, парень свистнул. Из бани показался мужик постарше. Вдвоем они выгрузили из лодки длинные тяжелые свертки и занесли их внутрь. Когда закончили, чернявый прыгнул в лодку и двинул вниз по течению, а дружок его снова скрылся в бане.
Торг кончился, рынок опустел. Кистим уж собрался уводить непроданных лошадок, когда путь ему неожиданно преградил Чен.
— Помнишь меня? — спросил китаец.
— Помню, — бесстрастно ответил Кистим, — много говоришь.
— Сейчас мало скажу. Мало и быстро.
— Говори.
Кистим взял своего коня за повод, кивнул напарнику, чтоб тот забирал коней, а сам неторопливо двинулся к выходу из города. Чен — за ним.
— Я только приехал, — начал Чен, — на лодке плыл, заезжал на Бирюсу, к русским, которые по-старому молятся.