Китеж уходит под воду (Исповедь мертвецов)
Шрифт:
Но, что ни говори, я великий практик. Мне проще не доклад, самого человека прочесть. Поговорю, найду общий язык, глядишь душу и раскроет. Остается только слушать внимательно, впитывать, запоминать. Тут тебе все разжуют, объяснят. Глядишь идейка какая-никая или мыслишка интересная проскочит серенькой мышкой.
На повороте лестницы висело зеркало. Генсек не удержался, полюбовался отражением.
– Самое главное, что понял за годы партийной борьбы, иметь личное обаяние. Это есть важнейший плитический фактор, постоянный. Цитатки - их всегда тебе найдут, на любой случай жизни. Пишут мои "Золотые перья" заумно. Прочитаю и ... напрочь забыл. Важно что у вражеских аналитиков головки болят, пусть
Припомнил всегдашнее, заученное накрепко. самое главное....
– Главное страна живет уже который год в мире и спокойствии. ...
Тут его кольнуло. Вспомнил, Господи, - Афганистан! Вот она, проблема!
– Ох как подвел меня Юра, как подвел.., - Человек постоял, отдышался.
Раньше и не замечал ступенек, а теперь... Помню в казармах танкового полка, в далекой забайкальской Песчанке. Вот там летал, так летал, гимнастерка словно влитая сидела, без морщинки, бриджи наглаженные, сапоги начищенные, шлем танковый, треугольнички в черных бархатных петлицах рядом с золотыми танками, на рукаве красная звезда. Звание "помощник политрука". Это тебе не шутка... Теперь большие звезды - Маршал, а поменял бы, ей богу поменял, на те зубодробительные морозы, марши под бархатным звездным небом, рассветы с нежными переливами красок. Но,... не дано. Даже мне не дано.
А может и не стоит. Страшно было жить под Хозяином, по лезвию ходил, пока приметил меня, "красивым молдаванином" назвал, ... приблизил. Только не надолго. Помер, кончился, Хозяин, а Хрущ тот раз и обратно, словно куренка какого, с насеста да в грязь... ну не совсем в грязь, но пришлось вновь начинать, карабкаться, показывать на что способен... Не подал виду тогда, что обиделся смертельно. Но запомнил накрепко, а там и случай подвернулся. Тут уж своего не упустил, это да.
Главное, не раскис, не сдался. Ветер перемен уловил.... Вот он я, Микита Сергеевич, весь как есть перед Вами, молодой, красивый, простой и демократичный. ... На Флот изволите направить? Есть! Отчеканил и пошел служить на Флот. Целину поднимать? Есть такое дело! На Целину, так на Целину. В Преизиденты Союза? Да хоть сейчас.
Постепенно пошло дело. Целина помогла. Потом ракетно-космические дела курировал с подачи Никиты, а это не шутки... но вперед не лез, место свое знал, связи налаживал. Людей нужных узнавал, особенно в Армии, Флоте, оборонке. Вскоре пригодилось. Свой для вояк стал, свой. Это ценится.
Перед спальней висело на стене большое, оправленное в тяжелую дубовую раму зеркало с привинченной сбоку маленькой медной инвентарной бирочкой. Сначала в тщательно протертой поверхности отразилась голова с густыми, не тронутыми сединой, не нуждающимися в подкраске волосами, знаменитые брови, оплывающее складками к шее лицо... Посмотрел на себя вновь, отвернулся недовольно. Смотрела на него Старость...
Неуклюже опираясь рукой, покрытой старческими пигментными пятнами, на массивные поручни лестницы, человек поднимался по лестнице. Возростал в зеркале, запололнял собой пространство, словно раму очередного парадного портрета писанного неумолимым реалистом.
Поверенув мягко подавшуюся ручку старинной бронзы, старик открыл дверь. Ночник тепло светил приглушенным светом на прикроватной тумбочке. Согретое одеяло уютно отвернуто углом, теплые, обшитые мехом тапочки ждали на ковре. Горничная все приготовила и мгновенно исчезла бестелесной тенью, не мешая хозяину дачи, не нарушая его государственный покой.
Рядом со стаканом минеральной воды, между очечником и лампой, лежали привычные желтые таблетки, без которых уснуть становилось вовсе невозможно. Периодически врачи пытались ограничить пристрастие старика к снотворному, но всегда находились доброхоты
– Хорошо, наверное Костя таблетками поделился.
– Еще раз умилися старик.
– Да и совет запиваить зубровочкой оказался весьма кстати.. Сам Чазов подтвердил, - Можно. Даже полезно, но, конечно, не злоупотреблять. А я просто употребляю...
Проглотил, запил водой, лег. Прикосновение шелковистой простыни неожиданно ассоциировалось с нежной кожей, розовой округлостью бедра, слегка оттопыренной попкой, белыми холмиками грудей, сахарными, всегда чуть влажными зубками его последней, самой острой и желанной привязанности. Медсестрички, безжалостно оторванной, вычеркнутой из жизни людьми всесильного Юры. О как умелы были полные припухшие губки, как невыносимо сладок остренький язычок, мягонькие пальчики... Много ли старику надо для счастья? Так нет, последнего лишили.
– В молодости любил это дело, многих, очень многих успел за долгую жизнь полюбить. Хорош я тогда был, силен и девахи ко мне по охотке липли, ох помню полетал-поездил с разными секретарочками, стюардесочками, поварихами, официанточками. Никого не принуждал. Зачем? Сам нравился, а раз понравился - то и дело сладится! Чего не ладится? Тут мудрствовать особо не надо.
Расставался, впрочем, как и сходился, - легко... но не забывал совсем, чего нет - того нет. Так просто не выпихивал, благодарил, одних теплым местечком, других работенкой непыльной, третьих - квартиркой. Довольны оставались. Женщины любили старика искренне и он всех любил. Правда по очереди... Бывало оторвется от сопровождающих охранников, поднимет воротничек пальто, шляпу поглубже надвинет и к милашке вечерком, пешком, по улице, "как весь наш советьский народ" ... а люди думают он жизнь не знал... То что нужно очень даже знал.
Генеральный Секретарь прислушался к неведомым ощущениям, родившимся в глубине тела... Вроде ничего не болело, не кололо, не тянуло, но нечто странное, непривычное происходило внутри. Кружилась голова. Вспыхивали красочно в угасающем сознании картины прошедшей жизни.
Прошлое перемешивалось, перепутывалось с настоящим. Вновь плыл молодой полковник под беспощадным огнем немцев, сквозь водяные столбы снарядных и минометных разрывов на катере к Малой Земле. Виделась она тогда самой в мире большой и желанной, но невероятно далекой. Бога молил о спасении, страшно было до жути, до коликов, но сдерживал страх внутри, не давал выйти наружу. Радовался, когда удавалось, это придало силы и рождало уверенность в благополучном завершении переправы.. Именно там хлебнул военного горя вместе с горькой черноморской водицей, чуть не утонул выброшенный за борт взрывом. Хорошо морячек, так и оставшийся безвестным, подоспел, вытащил на борт, водки влил в сведенный судорогой рот...
Не раз пересекались дороги Гнесека с Флотом. Одно время флотским политотделом в Наркомате командовал. Вспомнил то времечко...
– Красивая форма флотская. Шла мне очень, ну просто отлично в ней смотрелся. И кителек построил у сведущего человека, мастера своего дела, еврея старенького, теперь таких уже и не найдешь. Как строчку гнал! Как проймы вшивал! А, рукав!... Мечта! Другой еврей-портной флотскую фыражку с крабом сотворил. Знатная оказалась фуражка. А как браво сидела, ... Да, теперь приятно вспомнить, а тогда волновался, переживал, как же - из Секретарей сталинского ЦК, да в заместители Главпура... подсадил меня Никита Сергеевич. Ну да на всякую хитрую задницу у нас тогда в штанах свое добро имелось.. Взял я верх, но не уморил старика, отправил благородно на пенсию...