Клад
Шрифт:
На одном из них спал кот.
— Слыхала, Маша? — проговорила опять Софья Степановна. — Пошаливать в нашем уезде начали!
— Полно!… Не пустое ли болтают?
— Нет, это не пустая болтовня! — внушительно ответила Софья Степановна, — у нее, впрочем, не только манера говорить, но и каждый взгляд, каждый жест были внушительны. — В Чаликовом селе у мужиков двух лошадей увели, в Ивановском трех; а на тракте проезжего остановили даже! Кабы не начал стрелять да не добрые кони — и живым бы не ушел, может быть! — И Софья Степановна стала передавать сестре подробности
— На днях их опять в березняке под Луговым видели: развели себе костер и уснули. Пока собрали мужиков, да нагрянули туда, их и след простыл. До чего осмелели: двое среди бела дня в самое Луговое явились, будто за хлебом, чтоб высмотреть все. Бросились их было ловить, они за околицу, и вдруг со всех сторон из конопли свистки, свистки!.. Мужики и сробели!
— И не поймали никого?
— Никого. Уряднику дали знать, да что толку! Обыскал он наутро с понятыми березняк, нашли костер да перья от украденной в Луговом утки, да яичную скорлупу, — вот и все. Сам становой, говорят, взялся за поиски!
— Тебе чего? — Последние слова относились к появившейся в дверях босой, смышленой на вид девке в красном сарафане.
— Двое какие-то пришли во двор, — вас, Марья Степановна, спрашивают, — бойко отрапортовала девка. Марья Степановна всполохнулась.
— Кто такие? Как — пришли? Приехали, то есть?
— Где приехать! Пришли. И замаранные такие: мокрые, на сапогах-то по пуду глины на кажном! А кто, не знаю, — не сказались!
— Не сказались? Да не из тех ли это, что в Луговом видели! — встревоженно проговорила Софья Степановна, подымаясь с места. — Где они? по двору ходят? высматривают что-нибудь?
— Нет, на крыльце стоят.
— Схватить их сейчас! Зови мужиков!
Марья Степановна испуганно замахала руками.
— Что ты, что ты, Сонюшка, Господь с тобой!… Ведь это, может, и не они совсем!… Да кто они, господа или мужики?
Горничная затруднилась ответом.
— Позвать надо их, узнать, что им нужно!
— Позвать? — густым голосом перебила сестру Софья Степановна. — А если они с ножами пришли да прирежут нас с тобой? Малашка, беги, позови сюда человек трех, поздоровее кого-нибудь; вели в девичьей стоять и ждать. Вот тогда и впустим, поглядим, кто такие!
Малашка вылетела как пуля. Взволнованные сестры остались одни и, перекидываясь отрывистыми фразами, прислушивались, не ломятся ли в дверь неизвестные посетители.
Наконец явилась Малашка и доложила, что все исполнено. Ей велели ввести прибывших гостей. Малашка медленно пошла в зал и оттуда ко входным дверям; лицо ее было серо от страха.
Марья Степановна стала у порога в зал, немного позади нее поместилась Софья Степановна, придерживая половинки дверей и готовясь вмиг захлопнуть и навалиться на них всем телом в случае опасности. В передней послышались шаги, и в зале появился хорошо сложенный молодой человек в серой суконной, подпоясанной ремнем блузе и таких же шароварах; в руках он держал парусинную фуражку. И блуза и шаровары — все на нем отсырело и точно было натерто землей
То был Роман. Войдя, он поклонился сестрам и, переведя серые, смелые глаза с одной на другую, отрывисто спросил:
— Имею честь видеть помещицу Затуровскую?
— Это мы… — проговорила Марья Степановна, с недоумением оглядывая гостя. — Чему обязаны?…
— Велите горничной уйти! — сказал молодой человек.
— Это еще почему? — грозно спросила Софья Степановна. — Малашка, стой, стой тут!
— Я пришел по вашему же делу, — возразил Роман, — и сообщить его могу только вам лично; а если вам не угодно узнать его, я уйду!
— Сонечка, погоди! — торопливо проговорила Марья Степановна, видя, что сестра хочет ответить что-то. — Ничего, я ушлю ее… Малаша, уйди!..
Горничная, острые глаза которой разгорелись уже любопытством, неохотно повиновалась.
— Я Роман Луневский, — сказал, проводив ее взглядом, Роман. — Пришел предупредить, что нынче ночью хотят обокрасть вас!
Софья Степановна выпустила дверь и всплеснула руками.
— Батюшки мои! — густым басом проговорила она. — Кто? как так?.. Машенька, да не врет ли он? — тихо, но совершенно явственно проговорила она сестре. Роман слышал, но не шелохнулся.
— Нет! — убежденно прошептала Марья Степановна. — У него лицо честное!
— Нынче у всех жуликов лица честные! — еще громче прогудела недовольным тоном Софья Степановна.
После некоторого колебания Романа пригласили сесть, и Софья Степановна засыпала его вопросами, откуда он, как попал в их края и как узнал сообщенную им новость.
Роман прямодушно рассказал, как и с какой целью забрел он с братьями на Оку; сообщил и о раскопке кургана.
О готовящемся же воровском нападении на усадьбу узнал он таким путем.
После довольно долгого и бесплодного блуждания по лесу, — причем они, чтобы сыскать назад дорогу, метили ее заламываньем веток, — они вышли на размякший от дождя проселок; они сыскали сухую тропку, вившуюся под густыми темными шатрами вековых елей, защищавших от дождя, и направились по ней; у одного из поворотов им вдруг почудились сдержанные голоса.
Говорившие стояли на дороге и, отделенные от Романа и Степки зарослями елок, не видали и не слыхали их приближение. Слова, долетевшие до слуха Романа, поразили его; он остановился, сделал знак Степке и, затаив дыхание, сталь с ним слушать дальше.
— Так в какое же время ждать вас? — говорил низкий голос.
— Да к полуночи управимся… Даже часам к одиннадцати: спать там ложатся рано, — в десять часов темно везде!
— А собак нет?
— Есть, да они знают меня, — прикормлены! Пойду первый и отведу. У конюшни под бричкой ждать буду… Струмент не забудьте взять: на ночь конюшню замком запирают, — кучер не спит в ней.
— Это хорошо, что не спит: работы вам меньше!
Раздался сдержанный смех.
— Так до вечера?