Кладбище для однокла$$ников (Сборник)

Дышев Сергей

Виталя, не заметив перемены настроения у супруги, улыбался по-прежнему широко и щедро.

– Господа товарищи! – вдруг воскликнула Анюта. – Я знаю замечательную игру. Называется она «Убийца». Давайте поиграем.

– Не многовато ли будет убийств? – спросил Криг.

– Очень простая игра, – заторопилась Анюта. – Мы все садимся за большой стол, один из нас, кому выпадет карта, ну, пусть опять пиковая дама, становится убийцей. И своей жертве он должен незаметно подмигнуть. И тот умирает. Все очень просто…

– Более идиотской игры не придумаешь, – вполголоса пробормотал Мигульский. – По-моему, народ стал потихоньку впадать в маразм. Хоть бы зарезали

кого-нибудь для смеху.

– Пойду еще возьму водки, – сказал Шевчук, встал и твердой походкой моряка во время качки прошел к стойке. – Юм, дружище, нацеди мне еще стаканчик беленькой. Из морозилочки, стылой, чтоб ладонь прилипала.

– А вы не простудите горло? – угодливо предостерег Юм, расплылся в добрейшей улыбке, тут же ловко выхватил откуда-то бутылку, словно материализовал ее из воздуха. – П-жалста!

– Не хотите ли выпить со мной? – предложил Шевчук. – Я угощаю.

– С удовольствием! Правда, шеф запрещает на службе, но незаметно можно.

Он воровато оглянулся и молниеносно опрокинул рюмку в маленький розовый ротик.

– Вы еще не были в Подвале? – полюбопытствовал Юм. – Потрясающе, просто потрясающе. Я вам скажу по секрету, там после двадцати четырех ночи по московскому времени появляется призрак бывшего хозяина дачи. И начал он появляться после того, как привели в исполнение смертный приговор. Расстреляли его где-то в Москве, поэтому он и появляется исключительно по московскому времени. Жуткое зрелище, скажу вам. Что-то бело-синеватое, колышется в воздухе, глаза как угольки… Я когда увидел, обмер, да что тут говорить, душа в пятки ушла.

– А ведь его не расстреляли, и вообще, еще суда не было, – заметил Шевчук.

– Правда? – сконфузился Юм. – А я думал, это он… Только вы не подумайте, я ничего не сочинял. Здесь точно бродит дух какого-то вурдалака, и когда начинает завывать, ну, просто мороз по коже.

Шевчук вздохнул.

– Врешь ведь.

– Очень мне надо, – обиделся Юм. – Если хотите знать, у нас тут была дамочка, так она из этого подвала наполовину седая вышла. Истерики с ней начались, ну просто неприлично.

– И с ней пришлось расстаться? – флегматичным тоном спросил Шевчук.

– Представьте себе, да! – живо подтвердил Юм. Он раскраснелся и плотоядно поглядывал на початую бутылку водки, которая истекала огромной ледяной слезой. – Я вам вот еще что скажу, – оглянувшись, горячо зашептал Юм. – Тут такие вещи происходят странные, даже невозможно предугадать, что случится в очередной раз. Здесь место такое: пересечение магнитных и силовых полей, что-то вроде всасывающей воронки…

Шевчук слушал непрерывное безрадостное вранье Юма, лицо его было в постоянном движении, маленький ротик кривился, вытягивался в ниточку, потом мгновенно превращался в розовое колечко, брови прыгали, щечки надувались. Лишь одни глаза ничего не выражали и будто смотрели внутрь самих себя. Руки Юма, подвижные, жестикулирующие, охваченные тем же нервным импульсивным действом, вдруг аккуратно захватили мокрую бутылку. Шевчук подивился, как ловко, не глядя, Юм наполнил фужер, продолжая безустанно лгать, причем не отводя глаз. Он молниеносно глотнул водки, совершив движение привычно-неосознанное, словно поправлял чуб или чесал за ухом. Без передышки он было продолжил рассказ, но тут же переменился в лице, судорожно убрал фужер.

– Шеф!

– Не суетись, – сказал Шевчук. – И никто не заподозрит тебя в должностном преступлении.

Распорядитель, как обычно, спустился сверху, из кабинета. Никто не знал, как он коротал вечерние часы. Возможно,

погружался в мысли о развитии своего дела, или же писал философский трактат. Кто знает… Он по-прежнему оставался человеком-загадкой, и черная рубашка, которая была на нем, и франтоватая тросточка в руках лишь подчеркивали это. Он медленно обвел взглядом залу. Карасевы кончали вторую бутылку коньяка, Мигульский сидел в компании с Кригами, Азиз пил из маленькой рюмочки водку, его подруга тужилась, выдувая через соломинку коктейль. Клубился табачный дым, в динамиках тихо нашептывала музыка.

– Господин Распорядитель! – обратился Шевчук. – Мы тут никак не можем выяснить, что же такое «русское убийство» и чем оно отличается от английского или гондурасского? Хоть убей, не понимаю.

– Это, Игорь, прежде всего убийство топором, – вставил Мигульский.

– Почему топором? – удивилась Анюта.

– Так Федор Михайлович учили, – пояснил Мигульский.

– Какой Федор Михайлович?

– Достоевский. Про Раскольникова читали?

– Что-то припоминаю, – соврала Анюта.

Распорядитель выждал паузу и сказал:

– Чисто русское убийство – это прежде всего совершенно бессмысленное убийство. У него, конечно, есть причина, но оно совершенно не рационально, а скорей предопределено эмоционально. Оно нелепо, логически трудно объяснимо… Надеюсь, господа, вы понимаете ход моих мыслей? Чисто русское убийство – это следствие агонии души человеческой, подчеркну, русской души, которая в кровавой развязке ищет исход своих мучений, и, совершив уже преступление, способно осознать неизмеримую глубину своего нравственного падения, тяжести греха. И мученичество, раскаяние, страдания достигают такой силы, что сжигают самое душу. И в этом, смею утверждать, одна из загадок русского человека, кстати, в глубине души своей всегда несущего бога. Этим, господа, оно и отличается от классического английского убийства, о котором мы осведомлены благодаря Сирилу Хэйру. Кстати, Раскольников, – Распорядитель повернулся к Мигульскому, – вы правы, это великолепный пример иррационального, чудовищно запутанного, саморазрушающего начала в душе; что подвигнуло в конце концов Родиона к преступлению… А вообще, господа, убийство – это чудовищно. Это зло… – Он замолчал. Взор его обратился куда-то вдаль, будто за бархатной драпировкой он видел и всю нелепость человеческого бытия, и высшую истину, которая открылась ему.

– Юм, почему вы такой пунцовый? – неожиданно спросил Распорядитель.

– Я съел три больших красных помидора, – ответил тот и покраснел еще больше.

– Кушайте зеленые, – холодно произнес Распорядитель.

– Тогда я буду похож на висельника, – застенчиво пробормотал Юм.

– Господин Распорядитель, помогите организовать игру. Игра называется «Убийца», – затараторила Анюта, и, путаясь, снова стала разъяснять правила.

– Эта игра бесперспективна, – выслушав, заключил Распорядитель. – Но раз дама настаивает… Господа, прошу за общий стол.

Он извлек из кармана колоду карт.

– Итак, игра в мигалки.

– Мигульский, будешь мигать, – вяло скаламбурил Шевчук.

Гости, все со своими рюмками и фужерами, расселись за столом. Распорядитель раздал карты.

– Это будет очень интересная игра, вот увидите, – трещала Анюта.

Ее друг сонно поглядывал из-под тяжелых век. Мигать ему было бы явно нелегко.

Виталя уселся рядом с Эдом и с милой откровенностью начал рассказывать, как стал испытывать новые сексуальные чувства к супруге, после того, как она получила роль проститутки.