Кладбище на Одного

Солнцев Иван Иванович

– Как его зовут?

– Неважно.

– Ты сука.

Я едва удерживаюсь от плевка ей в лицо.

– Ты тоже.

– Я должен подумать.

– Ты выполнишь условия.

– Легенда должна быть безупречной. Мне нужно подготовиться.

– Разумеется. Но ты выполнишь условия.

В левом углу церкви я вижу выходящего из своей подсобки Филиппа. Он кидает на меня взгляд, полный ярости.

– Пора, - она целует меня в щеку и уходит.

Я тщательно вытираю рукавом место, куда упал ее поцелуй.

И улыбаюсь Филиппу.

Сцена 11

Я

осознаю, что происходит только в момент, когда камера закрывается.

Он выглядит ровно также, как на фото. И ему действительно почти десять лет. Но он сопротивлялся слишком слабо даже для десятилетнего. Я бы сомневался в том, что он может быть моим сыном сильнее, если бы не черты лица. Слишком много наметок на превращение почти в то, что я вижу каждое утро в зеркале. Я давно не брился, и сейчас - самое время.

Сполоснув лицо лосьоном, я долго смотрю себе в глаза. Пытаюсь понять, кто я такой. Пытаюсь ответить - много ли таких, как я. Пытаюсь что-то выбит из себя самого. И в какой-то момент мне начинает казаться, что я просто обычный человек, попавший в серьезный переплет по своей же глупости. Включается жалость к себе. К себе, а не к пареньку, которому осталось жить считанные дни. Я ложусь на пол в ванной и пытаюсь уснуть. Хотя бы на полчаса. Но сон дается мне с трудом уже который день. После последнего разговора с Кларой прошла неделя, и я начал забывать, как она выглядит. Но этот паренек мне напомнил. Его лицо - удивительный слепок из наших с ней черт. Это странно и даже фантастично. Но мне нужно избавиться от этого чувства. Иначе я не смогу даже попытаться приступить к решению вопроса.

Я открываю камеру и вношу два стула. Один поменьше - специально для паренька. Второй для себя. Развернув стул спинкой к себе, я сажусь и смотрю на забившегося в угол мальчика.

– Сядь, - показываю на стул.
– Поговорим.

Он какое-то время мнется, трет рука об руку.

– Не бойся. Я тебя не трону. Я даже вставать не буду.

Еще немного помявшись и облизнув губы, мальчик молча встает, подходит ближе и садится на стул. Кладет ладони на ободранные при попытке сбежать от меня колени.

– Как думаешь - каково жить, когда руки по локоть в крови?

Он молчит. Вздыхаю. Почесываю голову.

– Ты вряд ли узнаешь. Вряд ли ты можешь знать. Впрочем...

Я смотрю ему в глаза, но он тут же прячет лицо.

– Как тебя зовут?

Он молчит и трет рука об руку.

– Ты понимаешь, что тебе лучше поговорить со мной? Понимаешь, что я могу сделать больно, если ты не ответишь?

Он кивает. Я пытаюсь понять, все ли с ним в порядке. Мне кажется, что с его психикой какая-то беда, но после того, что я с ним сделал - похитил и заточил в камере-одиночке, - трудно остаться стабильным, и понять его истинный психический статус уже не представляется возможным.

– Я тебя породил, ты меня и убьешь, - усмехаюсь я

Встаю, забираю только свой стул и ухожу. Закрываю камеру.

Я не смогу. Хоть убейте.

А вы сможете?

Сцена 12

– Ты понял задачу?- недоверчиво переспрашиваю у Игоря.

– Я буду творить, мой друг. Покиньте помещение.

Если вы захотите узнать, где я достал это чучело - лысого сорокалетнего педофила Джона, сейчас стоящего в шаге от камеры с мальчиком девяти с

лишним лет, - то вам придется долго меня пытать. Но факт остается фактом. Я открываю дверь в камеру и запускаю туда Джона, как быка на арену с безоружным матадором. Я не знаю, до какого предела может дойти этот выродок. На самом деле, после слов "мой друг" мне хотелось скорее приложить его лысиной о стену и вышвырнуть отсюда, но теперь назад дороги нет. Я отсчитываю гонорар Джона и кладу на стол снаружи. Видеть происходящее я не желаю, но крики мальчика доносятся до меня еще до того, как я закрываю дверь в помещение. Мои зубы отбивают чечетку, а сердце вот-вот выломает ребра. Я не чувствую ни капли симпатии к этому пареньку. Мне плевать на условные родственные связи, которые на поверку могут оказаться фикцией с поддельными документами.

Мне кажется, что все дело только в ней. Она смотрит на меня даже сейчас - изучает, оценивает. Будучи ничтожной погрешностью в мой жизни, она заняла позицию, на которую я даже не обращал внимания. И из этой позиции я получаю чистый мат. А как начать новую партию я понятия не имею. Впрочем, в "Техзадании" для этого есть заключительные строки.

Я ухожу и наливаю себе стакан "спейберн". Пью чистым и безо льда, и оттого первый же крупный глоток превращается в оплеуху. Меня едва не рвет, когда вместе с жгучим ядовитым виски я, как мне кажется, ощущая в горле кровь умирающего, как мне кажется, в этот момент мальчика. Умирающего в страданиях. Я совершаю ошибку за ошибкой. Я хочу это все остановить, но не знаю, что будет дальше. Мне остается лишь ждать, когда Джон - это мерзкое животное с комплексом неполноценности, - выйдет и сообщите мне, что дело сделано.

Но спустя полчаса или немногим больше дверь открывается, и в нее вваливается окровавленный Джон со словами "Все, все, хватит"

– Что за дерьмо?
– я вскакиваю и машинально отшвыриваю в сторону пустой стакан.

Лязг бьющегося стекла поднимает на ноги лысого педофила-насильника.

– Я больше не могу...
– он никак не может поймать дыхание.
– Я... Это все... Прости. Я не возьму деньги. Я все.

Оставляя меня в недоумении, он уходит, а я сажусь за стол и смотрю на разлетевшиеся в стороны мелкие осколки. Тихие всхлипы со стороны камеры проникают вглубь моего сознания, и мне ничего не остается, кроме как пойти и проверить, что же там натворил Джон и чем ему так не угодил мой парнишка.

Одежда паренька почти полностью разорвана - осталось лишь несколько обрывков ткани на ноге и на поясе. Джон рвал ее с неистовой силой. И с той же силой он насиловал парня - судя по кровавым потека на его ногах. Но довести дело до трагического завершения он не смог. Вот только почему? Почему сукин сын, замучивший уже не одного мальчика таким образом, на этот раз сломался, причем за приличную сумму?

– Ты как?
– зачем-то спрашиваю у паренька, понемногу перестающего всхлипывать.

Он кивает, словно давая понять, что все нормально.

– Как-то дерьмово вышло, правда?
– говорю на ходу, возвращаясь за бутылкой виски на кухню.
– Тебе надо бы умыться.

Алкоголь ударил мне в голову, и я слегка покачиваюсь, наливая в новый стакан "спейберн". Вернувшись, я оглушаю еще один стакан, глядя на упершего взгляд куда-то в пустоту ребенка.

– Как же мы до этого с тобой дошли?
– говорю я, глядя в сторону огромного ножа, лежащего недалеко от камеры, на столике - на подмогу Джону, кстати.
– Это все современное общество - да, именно оно. Оно нас с тобой покалечило.