Кладбище
Шрифт:
Старый дед одетый в белое и с длинной белой бородой — единственный старик в этой толпе — подошел к нему, и его легкая как паутина рука коснулась его лба.
— Спи спокойно, — произнес он, его голос был едва слышен, — Ничто больше не потревожит тебя.
Павлик опустился на землю, ногами к могильному камню, сложил руки на груди. И он погрузился в темноту и тишину. И в покой.
Он проснулся поздним утром, солнце было уже высоко, и это оно разбудило мальчика своими лучами.
Он спал на могиле, полузасыпанный
Мишка сидел возле стола в кабинете следователя, смотрел в пол и хлюпал носом.
— Я правда не знаю, — бормотал он, — Мы гуляли, а потом он ушел.
— Он сказал, куда он пойдет?
— Нет, не сказал… он только сказал, что у него какое-то дело.
— Мишка, ты вспомни, — простонала павликова бабушка. Она сидела тут же рядом. Ее лицо, казалось, совсем почернело и глаза глубоко ввалились, — Вы же друзья…
— Я правда не знаю, — выдавил из себя Мишка и заплакал.
Позний вечер.
В мишкиной комнате старенький продавленный диван со сломанными подлокотниками, застеленный довольно несвежим бельем, обеденный стол и табуретка у лишенного штор окна. Вещи и и другие мишкины пожитки валяются где придется. Сквозь грязные окна вливается свет фонаря.
Мишка, кусая ногти, смотрит в окно, потом кинув беспокойный взгляд на запертую дверь, открывает раму.
Мишка осторожно вышел из своей комнаты, заглянул на кухню, где шумно пировали его родители с приятелями-алкашами, потом вернулся в комнату и выбрался из окна на улицу. Огляделся по сторонам, весь трясясь от страха, не заметил поблизости никого и, прячась в тени кустов и деревьев, побежал… Он плакал от страха, но все же добежал до дома старика.
Дома не было. Было едва дымящееся пепелище.
Мишка развернулся и кинулся прочь.
Он шел по болотистой местности, по той самой тропинке, по которой когда-то давно его вел Павлик.
И не мог найти того места. Бегал, блуждал, осматривается по сторонам…
Потом громко и отчаянно закричал:
— Па-ашка!!!
Ночь. И холодно. А страшно-то как!
Мишка плакал, но шел. И крапива уже не так досаждала, как… призраки.
— Пашка… где же ты?
Павлик развел костер, в котором пек себе на ужин картошку.
Он услышал далекий Мишкин крик:
— Па-ашка!
Он подскочил на месте и оглянулся, пытаясь определить, откуда доносится крик.
Он боялся кричать так громко, как его друг, он просто побежал туда, откуда, как ему казалось, слышался его голос.
— Пашка! голосил Мишка где-то совсем поблизости.
Наконец Павлик увидел его.
— Тихо ты! — прошептал он ему из-за кустов, — Иди сюда.
Мишка кинулся к нему, обнял.
— Я думал, что не найду
— Зачем же ты орал? Они могли услышать тебя.
— Зачем орал! — передразнил Мишка, — Не мог найти в темноте твое чертово кладбище!
— Не мог найти? — удивился Павлик, — Да ты ж на нем находишься.
Мишка огляделся и не поверил своим глазам.
Действительно… вокруг него со всех сторон эти покосившиеся могилы.
Он стоял и хлопал глазами и не знал, чего сказать.
— Пошли.
Павлик привел Мишку к своему костру.
— Картошку будешь?
— Угу. Где взял?
Павлик хихикнул.
— Где-где… в Караганде! Маленький что ли?
— Наворовал? — удивился Мишка, вытаскивая палочкой из углей испекшуюся картошку, — Это там, на огородах? А сторож?
— Что там в городе происходит?
— Твоя бабушка пошла в милицию, заявила что ты пропал. И меня допрашивали. Но я ничего не сказал… Я потом бегал к дому старика, там только пепелище.
— Они убили старика, — произнес Пашка, — И я это видел… Помнишь Пескаря?
— Это такой тощий и ушастый?
— Ну да. Это он убил старика. Ножом.
— Вот это да, — выдохнул Мишка.
— Меня они тоже хотели убить, но я смог убежать. Пескарь взял и рухнул рядом со стариком. Как мертвый.
— Может и правда помер?
Павлик пожал плечами.
— Я теперь тоже домой не вернусь, — заявил Мишка, — А то они и меня захотят убить, я ведь тоже все слышал тогда…
Павлик кивнул.
— Надо нам выбираться отсюда и бежать куда подальше.
— Ага. Как только рассветет…
Они уснули на нагретой костром земле, потеснее прижавшись друг к другу.
И Павлик снова видел сон.
Продолжение того, что снился ему прошлой ночью.
Павлик спал, а Мишка не мог уснуть. Слишком много всего ему пришлось пережить за этот день.
К тому же он боялся спать на кладбище.
Эти могильные плиты, эти кресты, едва вырисовывающиеся в темноте… И как только Павлик может спать…
И вдруг он увидел Пескаря.
Тот подошел к нему тихо-тихо и приложил палец к губам… Мишка не посмел закричать…
Тот, кем снова стал Павлик, подошел к людям, стоящим возле черного камня и встал рядом с ними.
— О владыка душ наших, — произнес один из собравшихся, кинув на Павлика быстрый взгляд, — Мы снова собрались здесь все… теперь, чтобы испросить великой милости… для себя. Мы, любящие дети твои, жаждем приобщиться благостного сна. Пребудет ли на то воля твоя?.. И кому из нас выпадет великая честь остаться в этом царстве, порожденном тобой, чтобы стать служителем алтаря и проводником душ тех, кого ты изберешь в творцы?