Кладбище

Маккинти Эдриан

— Ах да, я помню. В таком случае тебе надо взглянуть на одну вещь... — говорит Трахнутый.

— А пистолет тебе зачем?

— Извини, Шон, но в ближайшие дни я намерен еще раз тщательно тебя проверить. Слишком много всего случилось за последнее время, и это очень, очень подозрительно. Сначала эта ваша вчерашняя неудача, а теперь еще это...

— О чем ты говоришь?

— Кое-что произошло, Шон, — говорит он мрачно.

— Что же?

— Поднимись со мной наверх, и увидишь. Только ты иди первым, — говорит он и отступает в сторону, пропуская меня к лестнице.

Я начинаю подниматься наверх. Уже на второй ступеньке

я чувствую запах крови.

На площадке наверху лестницы я поворачиваю направо и вхожу в ее спальню.

Он раздел ее догола, заткнул рот кляпом и привязал к постели. Потом он выколол ей глаза и вспорол живот от паха до шеи.

Но не глубоко, а так, чтобы она умирала как можно дольше.

Кровь повсюду. Кровь на покрывалах, на стенах, даже на стеклянном люке в потолке. В ране на ее бедре все еще торчит хирургический скальпель, а между широко раздвинутыми ногами лежит на простыне маленькая зеленая коробочка для инструментов. Только на самом деле это набор для препарирования, потому что его инструменты — это ножи, скальпели, ранорасширители, щипцы. Сейчас они покрыты запекшейся кровью, кусками кожи, мяса... Видно, что инструменты побывали в работе.

Мои ноги подгибаются, рот мгновенно наполняется горькой желчью.

— О господи! — бормочу я.

— Она была умна, — говорит Трахнутый. — Я не нашел никаких документов, никаких записей. А она до самого конца все отрицала.

— Зачем ты это сделал?! И кто она, черт побери? — с трудом выдавливаю я.

— Она шпионила за нами. Я заметил ее дважды. Видишь ли, я всегда приглядываюсь к незнакомым людям, которые появляются в непосредственной близости от особняка Джерри. Я, впрочем, не был уверен. Даже сегодня вечером не был. В какой-то момент мне даже показалось, что я ошибся...

Трахнутый смеется:

— Да-да, я действительно думал, что ошибся и что эта баба — просто не в меру любопытная туристка, которую заинтересовал самый большой на острове дом. Нет, я и вправду так думал!

— Что-то я ничего не понимаю, Трахнутый.

— Я уже ехал в Портсмут, когда вдруг заметил у магазина большой темно-красный «ягуар», который показался мне знакомым. Тогда я решил зайти посмотреть, кому же принадлежит эта шикарная тачка. Тут-то и начались странности. Во-первых, я вошел в магазин с сигаретой, а она не попросила меня ее затушить. Понимаешь?.. Тут на каждой стене висит знак «Не курить!», а она мне ни слова не сказала. Почему?

Он посмотрел на меня, и я понял, что его вопрос не был риторическим. Трахнутый и в самом деле хотел, чтобы я подумал над ответом.

— Откуда же мне знать!

— Я тебе скажу почему. Потому что мое появление застало ее врасплох, потрясло, испугало. Она меня боялась. Но с чего бы ей бояться, если она меня не знает и видит в первый раз? А в том, что она испугалась, я не сомневаюсь. Я чувствую страх в других, Шон. Нутром. Понимаешь?

— Понимаю.

— Ну вот. Это, как я сказал, была первая странность. Потом я спросил ее, кто она, откуда, и она ответила, что работает в этой лавке всего неделю или две и что на самом деле она англичанка. Странно, не правда ли? Я задавал ей все эти дурацкие вопросы, а она на них спокойненько отвечала, хотя обычная продавщица на ее месте давно бы сказала, чтобы я не занимал ее время, или спросила, собираюсь ли я что-нибудь покупать. Ты видел когда-нибудь продавщицу, которая хотела

бы только поболтать с покупателем, а? Нет, Шон, она выдала себя. Она была слишком дружелюбна и приветлива. Слишком. И я решил, что должен проверить ее как следует.

— О господи, Трахнутый, неужели ты убил ее только потому, что она вежливо с тобой разговаривала?

Трахнутый грустно улыбается и вполне дружески похлопывает меня по спине, но его пистолет с глушителем продолжает смотреть мне прямо в живот. Потом он проводит по волосам рукой в перчатке и слизывает брызги крови с губы.

— Да, Шон, был момент, когда я думал, что совершил ошибку. Я связал ее, заткнул ей рот и позабавился с ней, а потом обыскал квартиру. Но ничего, абсолютно ничего не нашел! И это было еще одной ее ошибкой. Я хочу сказать, у каждого человека должны быть какие-то личные, принадлежащие только ему вещи: водительские права, паспорт, библиотечный абонемент, письма — что-нибудь... А тут — ничего!

Я судорожно дергаю головой.

— К счастью, интуиция меня не подвела. В конце — в самом конце — я вынул кляп у нее изо рта. Ей было больно, очень больно, и она умоляла меня прикончить ее поскорее. Она прямо так и сказала: «Пожалуйста, Трахнутый, убей меня! Убей скорее!» Сечешь, в чем фишка? Она сказала: «Убей меня, Трахнутый», — повторяет он, приподнимая брови, и на его лице появляется выражение жестокого торжества.

— Что-то я не врубаюсь, — говорю я.

— Меня никто не называет Трахнутым. Никто, кроме Джерри, «Сыновей Кухулина» и ребят, которые остались в Стране Отцов. Она была из ФБР, эта девка, точно тебе говорю. Или же она была британским агентом, работавшим на ФБР.

— Ты уверен?

— Уверен. И именно поэтому мне абсолютно не понравилось, что ты звал ее через щель почтового ящика, словно вы с ней хорошо знакомы. Теперь нам всем придется в самое ближайшее время ненадолго покинуть город. Надо только избавиться от тела, а потом можно перейти к плану «Б», как предлагал Джерри. Нанесем удар, когда наши враги будут меньше всего к нему готовы. А ты как думаешь?

— Я не знаю, Трахнутый, — говорю я, сражаясь с головокружением.

— В любом случае мне придется за тобой присматривать. И как следует присматривать, — мрачно добавляет он.

— Я встречался с этой женщиной всего два раза в жизни! — возражаю я.

Трахнутый сочувственно кивает:

— Поставь себя на мое место, Шон. Осторожность никогда не бывает лишней, согласен?

— Но я знаю эту бабу не лучше, чем Кит или Джеки, — не отступаю я.

— Да, но Кит и Джеки с нами давно, они уже заслужили мое доверие. А ты новичок. Мы знаем тебя чуть больше недели, и я бы не сказал, что эта неделя была для нас очень удачной.

Я встречаюсь с ним взглядом и киваю:

— Ты прав. На твоем месте я бы, наверное, поступил так же.

Он ухмыляется:

— Ты хороший парень, Шон. Во всяком случае, я на это надеюсь. Ради тебя самого надеюсь.

Несколько секунд мы молча стоим, глядя на кровать. Внезапно я замечаю, что грудь Саманты слегка поднимается и опускается.

— Она еще жива! — ахаю я, не в силах справиться с охватившим меня ужасом.

— Все равно ей недолго осталось, — цинично отвечает Трахнутый.

И он прав.

Ее кровью залит весь пол.

Ее щеки мертвенно-бледны, зубы выбиты, на губах при каждом вздохе выступает кровавая пена.