Кладоискатель и доспехи нацистов
Шрифт:
— Кофе попьешь? — предложила Маринка. — Я ни тебя тоже сварганила.
— Спасибочки. — Ксения мельком заглянула в заварочную кружку и покосилась на мужа. — Твоя полная чашка нифелей?
— У меня там чай парится, — объяснил Слава, смиренный в присутствии супруги.
— Парится член в анале, а чай томится, — отрезала женщина по имени Судьба.
Убитые, мы сидели молча. Ксения тоже была не прочь пошутить на арестантский манер.
До больницы на улице Вавиловых было десять минут езды. Когда мы, переобувшись в тапочки, вошли в палату хирургического отделения, Эрик даже не повернул
— Нашли больного? — поинтересовался реаниматолог Дима.
— Ага, — Слава протянул ему пакет с дежурным подношением — коньяком и фруктами. — Спасибо, Доктор.
— Не за что, — пожал плечами Дима, забрал добычу и ушел.
— Хау ду ю ду? — я подсел на кровать к Эрику. В руках у меня шуршал другой мешок, побольше. Я был готов умасливать дарами всех подряд.
Эрик не ответил. Он спокойно смотрел вверх, словно меня и не было.
— Эрик, — позвал я. Реакции не последовало. То ли он был не в настроении общаться, то ли игнорировал непосредственно мою особу.
— Ну, чего ты, братан? — добродушно зарокотал Слава, присаживаясь с другой стороны, поскольку табуретов в палате не было. — Хорош кисляк мандячить. Давай красненького дерябнем, для крови полезно, и врач разрешил.
Я с готовностью вытащил из пакета бутыль кагора и водрузил на тумбочку. Достал стаканы.
— Ну, чего?
— Замордовали его сегодня, — сообщил лежащий по соседству пожилой мужчина с забинтованной головой. Он пожирал глазами бутылку. — Если он не хочет, могу я компанию составить.
— Конечно же, — я с готовностью скрутил пробку. — А кто мордовал-то?
— Столько народу приходило, еж-ползешь, — пожилой сглотнул слюну и, выжидательно глядя на повисшее над стаканом горлышко, вынужден был продолжить: — Все утро ходили — тум-дум-дум, тум-дум-дум! Только к нему.
Взгляд Эрика неохотно переместился на нас.
— А кто приходил? — Вино неторопливо забулькало, вливаясь в стакан. Пожилой заерзал.
— Да всякие… разные, — стараясь не смотреть в сторону Эрика, мужик сел. Ему было неудобно, но выпить сильно хотелось. Я терпеливо ждал. — Ну, разные всякие, еж-ползешь. Сначала бизнесмены, навроде «новых русских». Все нафокстроченные, в черных пальто и сапожках. Потом матушка и ментяра с нею.
— Ваше здоровье, — я протянул пожилому стакан. Тот жадно выхлебал вино.
— Опер приходил, — заговорил Эрик, моя нехитрая уловка расшевелила его, — оперуполномоченный из отделения. Я написал заявление, что никаких претензий ни к кому по поводу случившегося не имею. Тебе, Илья, на пользу. Дело заводить не будут.
Он говорил негромко, только губы шевелились. Я почему-то вспомнил, что раненый человек старается экономить силы на мельчайших движениях, и подумал, как много Эрик потерял крови.
— А кто приходил перед опером? — наклонился я и компаньону. — Это были «светлые братья», да? Они уговорили тебя написать отказ.
—
— Бизнесмены эти все растолковали по заяве, как и что в ней писать, — подал голос пожилой. — Они в законах шарят, еж-ползешь!
Я сунул ему недопитую бутылку.
— Эрик, — сказал я, — ты, конечно, волен поступить как хочешь…
— Доспехи надо было им продать, — тихо, но разборчиво произнес Эрик. — Сопротивляться… не стоит. Уступи Доспехи. Они купят.
— Даже после разборок? — На мой взгляд, кровь «брата» могла служить серьезным препятствием для совершения сделки. — Что-то не верится.
— А ты верь. Иногда полезно.
В словах его звучала укоризна. Эрик верил, а я нет. Все случившееся было лишним подтверждением того, что со «Светлым братством» надо ухо держать востро. Выстрел на Ржевке сжег все мосты, чему доказательством был вчерашний налет. Братство мстило мне, какая может быть торговля?!
Этого я, конечно, говорить Эрику не стал. Сделал вид, будто согласен, и попросил адресок Альфреда Конна, дабы использовать его в качестве посредника. Эрику сдавать сердечного друга не хотелось, он начал мяться, но тут вошла медсестра и стала требовать, чтобы мы убрались. Эрик был слаб и не выдержал давления.
Дядюшка Альф обитал в престижных апартаментах на Итальянской улице.
— Обойдемся без насилия, — предупредил я друга, когда мы поднимались по гулкой «старофондовской» лестнице. — Стой и смотри, стой и молчи, как очень метко выразился Егор Летов, понял?
Зная, сколь скор на расправу корефан, я хотел до поры оградить несчастного немца от маленькой Сталинградской битвы, после которой, как известно, остаются сплошные руины. Афганец легко мог устроить победоносное шествие советских войск по владениям культурбегрюндера, но осуществлять это прямо с порога я считал делом преждевременным — сегодня надо было дойти до сути, а не до края. Я планировал задушевный разговор, для затравки которого лучшего предлога, нежели занедуживший любовник, трудно было придумать.
— Понял, — хмыкнул Слава. — Может, мне в машине подождать?
— Не ерничай, — без друга я идти не хотел, кто знает, что ждало меня в гнезде маслозадого ебуна, — просто веди себя хорошо.
— Лады. — Мы взошли на лестничную площадку, и я потыкал пальцем кнопку звонка.
Эрик говорил, что рабочий день в вербовочном пункте заканчивается в пять. Мои часы показывали начало седьмого. По идее, дядюшка Альф был дома. Вот только один ли?
Разгадка явилась в виде точечки света, мелькнувшей в глазке. Кто-то с той стороны подошел к двери, отодвинул заслоночку и приник к окуляру.
— Кто там?
— Нам нужен Альфред Карлович, — медовым голосом произнес я. — Мы из больницы. От Эрика письмо привезли.
Залязгали замки, посыпались цепочки, дверь стремительно отворилась.
— Эрик в больнице? — В проеме показалось узкое лицо, освещенное падающим из прихожей светом. — Что с ним случилось?
— Он ранен, — сказал я. — Мы его навещали в больнице. Он написал вам письмо и просил передать.
— Где оно?
— Мы пройдем? — сделал я шажок, поняв, что возражений не будет.