Клан – моё государство 3.
Шрифт:
– Почему?- спросил Вильям.
– Ты его не слушай. Всё у нас в конце войны было,- Игорь махнул в сторону Сашки рукой.- Это он подкалывает. Слово подкалывает понимаешь?
– Да. Шутит. Так переводится.
– Немцы увеличили нижнюю бронь. Мы ведь как делали. Бросишь гранату под танк и порядок. Экипаж мёртв. Потом бронь так поступать не давала. Стали бросать под гусеницы. Её разворотит, катки выбьет, а они сидят и по сторонам стреляют, вооружения у них было много. Иди их выкури!? Вот мы бутылки и бросали, когда он подбитый встанет. Выскакивали через три
– Нагревались?
– Дышать было нечем. Это теперь ставят фильтры и санузел, а в ту войну в танке сидеть было тяжело. Пороховые дымы не отводились,- пояснил Игорь. Он ушёл и принёс вторую бутылку, откупорил и поставил на стол.
– Что это за рыба?- Вильям уплетал красные дольки, заедая их хлебом, который был аппетитен не меньше.
– Кета. Балык,- Сашка подал Вильяму нож.- Много не жри, а то изжога задавит. Мажь масло на хлеб, сверху икру, это от кеты икра. В Европе дефицит, а у нас пока ещё есть.
– Четыре фунта баночка в пятьдесят два грамма,- Вильям стал мазать маслом хлеб. Долго возился с икрой, ему не приходилось никогда самому готовить себе. Наконец он справился, откусил, прожевал и сказал:- Чего сидим? Наливайте.
– Наш человек,- Игорь быстро налил по половине стакана.
– Пить так пить,- беря свой стакан, произнёс Вильям.- Хороший коньяк. Я такого ещё не пил. Правда. Букет специфический,- и стал пить маленькими привычными глотками, смакуя.
В проём дверей, отведя занавеску в сторону, вошли двое. Один такой же бородатый как Игорь, а второй старый и седой мужчина. Поздоровались кивком голов и стали раздеваться. У стены в углу стопкой лежали простыни и полотенца. Они взяли себе по одному и исчезли в парной.
– Врачи,- сказал Сашка Вильяму, опережая его вопрос.- Друг сильно простыл. Может умрёт, может выживет. Как?- Сашка вопросительно взглянул, на вернувшегося в предбанник, бородатого.
– Плохо. Двустороннее воспаление лёгких, воспаление мочевого пузыря. Вставили катетер. Ещё язва у него старая проснулась. Менингита нет и на том спасибо. Ты его вовремя притащил из тайги. Там бы он точно умер. Что ты ему колол?
– Жаропонижающие, горел как печка, витамины. Ещё свою кровь ему вливал, у нас с ним одна группа и резус одинаковый. Четыре по двести два раза в день, пять дней. Больше у меня ничего под рукой не было. Надгыыр какую-то гадость ему варил, пить давал. Тысячелистник и сушеные цветки иван-чая пополам с шиповником.
– Ясно,- констатировал Эскулап.- Гадостная ситуация, но может быть выживет. Пойду хлестаться, а то вы весь пар во втором заходе угоните.
Вернулся из парной седой. Он пожал Сашке предплечье и сказал:
– Выживет. Мне сердце вещует. Плох – да, но не мертвец.
– Спасибо, Пётр Гаврилович, на добром слове,- ответил Сашка.
– Не мне спасибо, а тебе. За инструменты, медикаменты, вакцины. На складах нет зеленки даже. Мы ныне сделали все профилактические прививки детям. Это хоть какая-то гарантия,- и он снова ушёл в парную.
– Может надо организовать,- предложил помощь Вильям.- Мой друг по флоту ведает поставками в госпитали.
– Не
– Водку надо-ть регулярно принимать и хоть раз в неделю ходить в парную и никакая зараза не возьмет. Ни рак, ни СПИД,- бросил Игорь.- Всю войну протопал и не помню, чтобы у меня в роте, а потом в батальоне кто-то насморк имел.
– Война мобилизует организм, вот и не болели. Психологический раж. Если внутренне не даёшь себе поблажки, то не схватит, а чуть расслабишься, она тебя за яйцы хапает и тащит в могилу,- Сашка засмеялся.
– Пиздобол ты, Санька,- Игорь потянулся к бутылке.- Ты всех на себя не меряй. Народ он разный, а здоровьем от природы наделён тоже разным.
– Как понять и перевести слово пиздобол?- спросил Вильям.
– Это болтун, но с философским оттенком,- пояснил Сашка.
– Интересное слово. Надо его запомнить,- Вильям уплетал четвёртый бутерброд. Его пробило на еду.
– Друг мой! Это плохое слово, ругательное. Оно чисто русского блатного происхождения. Аналогов в других языках мне не встречалось. Бол переводу не подлежит, это ясно что. А первая часть – пиздо, от слова, которым у нас в народе называют женский половой орган. Ты только в Лондоне так не скажи, а то сразу запишут в советские агенты,- Сашка был серьёзен, на его лице не мелькнуло улыбки.- А ты, братуха, следи за речью, видишь, человек ещё не совсем понимает. Кумекай.
– Сорвалось!- оправдался Игорь.- Учту.
Из парной вывалилось два розовых фламинго и уселись на лавку, отдуваясь.
– Игорь, у тебя опасная далеко,- спросил Эскулап.
– Хошь бороду сбрить?- Игорь сунул руку под стол и извлёк из тайника опасную бритву.- На. Только не урони. Сталь немецкая хорошая, но больно хрупкая. С войны пользуюсь.
– Не ссо,- ответил Эскулап, взял из руки Игоря бритву и вытягивая из своих штанов кожаный ремень.- И не испорчу, не переживай,- и исчез в мойке.
– Мог бы и скальпелем поскрестись,- крикнул ему вдогонку Игорь.
– Ага! На заднице себе скальпелем почешешь, а такую бородищу не сбреешь,- стал подкалывать Сашка.- Скальпель сделан из стали суперовой в отличие от немецкой, да только заточен он – с хариуса чешуи не снять. Так, Гаврилович?
– Точно!- подтвердил Симко, принимая от Игоря стакан с коньяком.- В скальпеле при заточке заложен рубящий момент, а в бритве – режущий.
– Сказочники,- не согласился Игорь.- Не травите мне байки. Шашка заточена на рубящий, а бреет.
– Шашкой бьют с оттяжкой,- закусывая, ответил Симко.
– Ну, ты, Гаврилович, мне ещё про это расскажи. Вон у меня две дома на стене висят. Наша, времён гражданской войны и старинная аварская. Обе заточены одинаково и обеими хоть сейчас можно бриться. Только аварская имеет больший изгиб.
– Аварской, ты, где разжился?- спросил Сашка. Он знал, что у Игоря есть шашка, которая принадлежала маршалу Блюхеру и имела золоченый эфес с надписью за доблесть от Советского правительства, а про аварскую он не слышал.