Клан – моё государство.
Шрифт:
– Ага. Только не видно. Сливается.
– Кому надо – увидит. Есть желающие состязаться?- прокурор осмотрел присутствующих.
– А какие условия?- встрепенулся один мужик.
– Каждый выстрел по сто. Банк – попавшему,- прожевав, назвал Сашка условия состязания.
– А если двое или трое попадут?- не унимался мужик.
– Оставшиеся повторяют до попадания,- добавил прокурор.
– Деньги вносить до выстрела. Кредитов не предлагать,- выставил условия мужик, съязвивший при Сашкином появлении.
Наступила суета. Все заходили туда-сюда. Выбирали место, откуда стрелять,
– А он ещё и с деньгами,- усатый мужик протирал очки,- однако.
– Слепой, слепой, а деньги видит,- подколол его кто-то.
Из семерых только двое попали в пень. Остальные засадили в молоко. Все уставились на Сашку, его выстрел был последним. Он вышел к черте. Снял с плеча свой винчестер, на котором отсутствовало прицельное устройство и мушка, легко вскинув, выстрелил, совсем не целясь. После этого подошёл к котелку и забрал деньги. Попадание было явным. Коробок слетел с пенька, разметав спички. Также аккуратно Сашка сложил выигранные деньги, завернул их в платочек и, уместив в коробочку, спрятал её за пазухой.
– Как такого обидеть?- произнёс прокурор обращаясь ко всем.
– И всё-таки есть вопросы,- секретарь внимательно смотрел на Сашку.
– Ему не задавайте,- предупредил прокурор.- Он вам не ответит. Ему язык распускать не положено. Табу.
– Хорошо. Тогда к вам,- согласился секретарь.- Кто стоит за всем этим? И второй. Кто на этом обогащается? То, что имеет этот, как вы его назвали "стражник", явно.
– За всем этим общество. Конкретных имён назвать не могу. Не знаю. Знаю, что все живут этим негласным законом. Но никто не обогащается. Вырученные средства просто перераспределяются согласно потребности. Часть идёт старикам-пенсионерам, одиноким. Что-то вроде общественного фонда. Часть – на детей, в многодетные семьи. Но собранная плата не оседает ни в чьём личном кармане. А он тоже имеет свой заработок, скорее всего в виде процентов от сбора. Даром работать, кто будет?
– Вот вы говорите о детях. Да он сам ещё ребёнок,- секретарь опять пристально вгляделся в Сашку,- ему не более двенадцати-тринадцати лет.
– С виду, да. Но раз он тут руководит, значит, ему вручены такие полномочия, а возраст не в счёт. Коль уж он в тайге сам, один, стало быть, ему общество доверило, и он не пропадёт. Так сказать, обучен.
– Отец и мать-то у него есть?- спросил секретарь.
– Есть, наверное. Как и у всех. Причём, неважно, кто его родители. Скорее всего, простые люди, не имеющие отношения к его решению стать стражником. Он тут в одном лице и рыбинспектор, и охотинспектор, и судья, и прокурор, и исполнитель. Причём, ответственность на нём огромная, за всё. Тут так: коль ты получил полномочия в чём-то, то и спрос с тебя соответственный. Спросят если, что, невзирая на возраст. А то, что молодой, верно. Но это: и честь, и уважение, и обязанность превеликая. Видать, заслуг и честности в нём усмотрели впору и уверены,
– Тайга. Вокруг ни души. Мало ли что. Ребёнок ведь. Вдруг простуда, аппендикс в конце концов. Нет, что-то вы, ей-богу, не договариваете?- секретарь не желал верить в происходящее.
– Сам?- спросил прокурор у Сашки.
– Сам,- кивнул Сашка,- но с собакой.
– Аппендикс как?
– Вырезали. Давно уж. Года четыре назад.
– Заработок большой?
– Четыре со сбора.
– Четыре чего?
– Процента,- Сашка усмехнулся.
– Так ведь места глухие. Мы тут и то случайно. С кого брать?- прокурор обвёл рукой окрестности.
– Верно, не с кого брать. Пока вы вот и попались только. Травы собираю, сушу. Ещё отстрел лицензионный. Но это только в зиму.
– И зимой сам?
– Нет. Зимой одному нельзя. Промывочный сезон закончится, мужики освободятся, в тайгу попрут на промысел, вон по линии "Союзохоты", и ко мне здесь кого-то прикрепят. Может, пару человек. Свою долю им отдам, они сдадут, деньги мне возвратят.
– Как же школа?
– Что ж, школа тоже нужна. Как без неё,- доставая папироску, ответил Сашка.
– Куришь давно?
– Полгода.
– Вот это худо. Хотя…,- прокурор прервался.
Белый с рыжими пятнами пёс, настойчиво ходя кругами, донимал Плутона, издали задирая его. Прокурор посмотрел на Плутона.
– Кобель у тебя необычный. Что за порода?
– Лесной. Молчун,- Сашка подозвал его ближе, тот нехотя, лениво подошёл, лёг рядом.
– Медленный он какой-то. Старый, что ль?
– Нет. Молодой. Три года ему. Это он с виду рохля. Маскируется. А ну я ему разрешу, что скажете, когда он ваших вмиг удавит?
– Ну, это ты хватил!- заявил начальник районной "Союзохоты".- Это чистопородные лайки. Любая из них лося сутками держать может.
– Дерьмо это, а не лайки,- бросил ему Сашка.- Вот вы кто по национальности?
– Русский.
– А мать, отец ваши?
– Тоже русские.
– Что, из одной деревни родители?- не отставал от него Сашка.
– Да нет. Мать – из-под Пскова. Отец – с Тамбовщины. При чём здесь это?
– Во-во. А говорите – русский. Какой же вы русский, коль мать псковская, а батяня ваш тамбовский. Сдаётся мне, что вы не чисты в крови своей, а в собачьей – знаток,- Сашка подкурил погасшую папиросу.
– Во, лупцанул!- пустился хохотать секретарь.
– Я не в обиду вам говорю. Сначала в своей родословной разберитесь, потом уж собак хвалите. Что-то больно много в русские записалось. Настоящие корни свои, знать, забыли.
– Погодь, погодь. Как это корней не помню?- с обидой произнёс начальник районной "Союзохоты",- я до десятого колена и по матери, и по отцу всех знаю.
– Если бы вы сказали, что вы славянского рода-племени, вопрос исчерпан. Но сдаётся мне, что такого рода-племени, от которого пошло название русские, не было. Были вятичи, поляне, древляне, дреговичи, радимичи. Рось, племя такое было, так они и ныне есть живы, частью в Закарпатской области, частью в Румынии, частью в Венгрии, также в Югославии. Кто вас в русские записал я, правда, не ведаю, но сдаётся мне, что я прав,- Сашка сплюнул.