Клан
Шрифт:
Сперва мне показалось, что кровь кругом. И запах сладко приторный с металлической ноткой на кончике языка. Глаза выхватывали отдельные картины ужаса и разум был уже готов забиться в истерике.
– О, Имра! За свежим мяском для мастера?
К нам подходил мужчина. В кожаном фартуке, вытирая руки мокрой тряпкой. А я смотрела и понимала, что это человек. Смешно звучит, ага. Вот только в первый момент мне показалось, что тут какие-то монстры. А туши животных, теперь то я понимаю, это как раз таки люди. Вот так я в первые увидела скотобойню.
Меня слегка мутило, но я не могла оторвать глаз от мужчины
Имра взяла меня за руку и повела куда-то дальше. Я это только мельком отметила, не отрывая взгляда от чудовищной картины. Как кролик перед удавом. Но вот это действие скрылось от меня за углом какой-то постройки, и я очнулась от оцепенения.
Мы находились все еще среди тушек, мяса и крови, но уже больше похоже на мясной отдел. Небольшие тушки мяса по столам, и даже потеки крови уже не производили на меня такого впечатления. Тут работали женщины, методично очищая птицу от перьев. А чуть в стороне седой мужчина снимал шкурку с небольшого зверька. Перед ним уже была куча заготовок.
Я не слушала, о чем говорила Имра с мясником, я просто дикими глазами осмотрела на окружающее меня. Уже начало отпускать немного, ну подумаешь тушки мясные. Звери разные. Я просто не ожидала такого, вот и все. Ну а что мутит слегка, ну просто не пойду больше сюда. Никогда.
Тут на нашу сцену ужасов пожаловали новые действующие лица. Высокие мужчины с оружием и в маскирующих одеждах. Первый вошедший, окинув окружение быстрым внимательным взглядом, прошел к старику со шкурками.
– Лют, мы там стаю скальных ойльт сохотили, надо их быстро спорядковать. Мы хоть и спешили, как могли, но уже часа четыре прошло. Пропадут шкурки.
Старик молча стал подниматься и быстро убирать со стола. Через минуту он уже шагал на выход, а я за ним. Зачем? Без понятия. После пережитого шока я еще плохо соображала.
В пристройке к огромному амбару, в котором мы находились как раз, на огромный стол мужчины выкладывали тушки животных. Темно-серых, небольших. Я отвернулась. Устала уже смотреть на смерть. Мельком разглядела Имру, которая приближалась ко мне. А взгляд блуждал дальше, пока не остановился на мужчине в стороне от остальных. Он был с ними, это точно, но трупики не перебирал и в обсуждении не участвовал. Он держал в руках большую кожаную сумку, и она как-то странно шевелилась. Я подошла ближе, охотник просто приоткрыл сумку и показал мне… серебристую головку, забавные круглые ушки, розовый носик и влажные бусинки глаз.
Не напрягая не одной извилины, я взяла маленькое теплое тельце руками и укрыла на груди шубой. И с вызовом посмотрела на охотника. Вот только скажи что, и истерика, каких еще не видел ЭТОТ мир, тебе будет обеспечена.
– Да берите, гера, – наверно он что-то уловил в моих глазах, но и голос и вид был вполне добродушный, – только вы это, осторожнее с ним. Дикий зверь же.
Я кивнула, не уверенная смогу ли нормально говорить– ком в горле только начал рассасываться. Да и мутило еще немного.
– Пойдемте, гера, – это Имра взяла меня за локоть, – пойдемте. Как-то вы нехорошо выглядите. Плохо стало? У мясников, поди, воздуха мало. Надо подышать, али может посидите тут на лавочке немного?
– Пойдем домой, а?
Я
Имра вцепилась в мой локоть и повела куда-то, наверно домой. При этом на другом плече она тащила немаленькую и непустую сумку. Прости, но сейчас мне совсем не до сострадания. Я мыслями и чувствами была на маленьком теплом комочке, который мелко трясся на моей груди. Сходила посмотреть новое, неизвестное место. Впечатлений столько, что теперь бы уснуть. И желательно без сновидений. От греха.
Мастер сидел и размышлял. Это одно из того немногого, что еще доставляет ему радость. Ясный ум. То, чем он всегда восхищался. До сих пор, спустя более пяти столетий, он не может порой поверить, на что он способен. Сам. Мелкий, босоногий ньяр из полудикого племени. Он помнит, он все помнит.
Как он тогда боялся, когда на огромных морских чудовищах приплыли чужаки. Их считали посланниками злых духов, о них рассказывали страшные истории у огня. Говорили, что они съедают плоть, и поглощают душу. О да, маг помнит, как он трясся в нутре огромного чудовища, вжавшись в угол.
Кто бы мог подумать, что мастер ритуалистики, известный своими работами маг, профессор, который защитил несколько работ, будет благодарен работорговцам. Именно они, привезли маленького Чана на материк, и подарили будущее.
Ему шло тринадцатое лето, он считал себя уже взрослым. Но это там, на острове. А в том кошмарном месте, куда его привезли, все были огромные. И ему было страшно. Очень страшно. Его быстро тогда продали как ребенка. Маленького, мелкого, с огромными глазами полными ужаса.
Его купил бывший графский маг, господин Гатан. Он увидел в звереныше зачатки магии, и решил привезти его в клан. Все в копилку, все в плюс. Мастер посмеивался, вспоминая жадность своего наставника, своего первого учителя. И благодарил всех Великих за эту жадность, благодаря которой он стал частью клана Алого вереска. Более пяти столетий тому назад. Так много, а кажется вчера. Столько событий, столько людей и судеб. А как одно мгновение.
Его наставник погиб на войне. На войне двух империй, плечом к плечу с графом. Достойная смерть, как говорили позже. Маг хмыкнул. Он не считал, что смерть может быть достойной. Достойной может быть только жизнь. Пока ты жив, ты можешь что-то совершить. Что-то достойное. А после смерти что? Червей кормить?
Как бы там ни было, к тому времени, маленький дикарь успел вырасти, научиться многому и познать многое. Правда так и остался мелким, до пояса местным верзилам. К концу войны его перестало это заботить. Его узнавали, ему кланялись. О да, на службе клану он успел многому научиться. А на войне многое применить. Новый граф его ценил, и после окончания войны позволил отправиться учится в академию. Там маг клана Алого вереска стал мастером. Клан оплатил учебу и гордился своим магом, а мастер был благодарен графу. Он смотрел порой на отпрысков аристократов с омерзением. Лентяи. Не понимающие, что им дано от рождения. Он не мог слушать их нытье и стенания, что они чего-то не могут. Поэтому и сбежал с академии, как только отработал необходимые часы на кафедре.