Клара и Солнце
Шрифт:
Однажды утром в начале нашей второй недели в витрине я разговаривала с Розой о чем-то на стороне Здания РПО – и осеклась, увидев, что на тротуаре перед нами стоит Джози. Рядом с ней была ее мама. На этот раз никакого такси позади них не было, хотя, может быть, просто оно уже уехало, а я не заметила из-за группы туристов между нашей витриной и местом, где Джози с Мамой сейчас стояли. Но теперь туристы прошли, пешеходы вновь гладко текли по тротуару, и Джози смотрела на меня, сияя радостью. Когда она улыбалась, ее лицо – я опять подумала – переполняла доброта. Но подойти к витрине она пока еще не могла, потому что Мама наклонилась к ней и что-то ей говорила, держа руку на ее плече. На Маме было
Наконец Мама выпрямилась, и, хотя она продолжала на меня смотреть, меняя наклон головы всякий раз, как прохожий заслонял ей вид, она убрала руку, и Джози двинулась вперед своей осторожной походкой. Меня ободрило, что Мама позволила Джози подойти одной, но Мамин взгляд, которого она ни разу не смягчила и не отвела, и само то, как она там стояла, скрестив руки на груди и ухватившись пальцами за ткань пальто, наводили меня на мысль о множестве сигналов, которых я еще не научилась понимать. Тем временем Джози встала передо мной по ту сторону стекла.
– Привет! Как делишки?
Я улыбнулась, кивнула и подняла большой палец – этот жест мне не раз встречался в интересных журналах.
– Прости, раньше не могла, – сказала она. – Прошло, кажется… сколько?
Я подняла три пальца и добавила полпальца другой руки.
– Долго, – сказала она. – Прости меня. Скучала?
Я кивнула и сделала печальное лицо, но постаралась показать, что это не серьезно, что на самом деле я не была огорчена.
– Я тоже по тебе скучала. Я правда думала, что раньше получится. Ты, наверно, решила, что я уже всё. Прошу прощения, честно. – Потом ее улыбка ослабла, и она сказала: – Тут, наверно, уйма парней и девчонок побывала, все смотрели на тебя.
Я покачала головой, но Джози это, кажется, не убедило. Она обернулась бросить взгляд на Маму – не для большей уверенности, а узнать, не подошла ли она ближе. Потом, понизив голос, Джози сказала:
– У мамы чудной вид, я знаю: смотрит и смотрит. Это потому, что я ей сказала про тебя. Говорю, вот кого я выбрала, вот кто мне нужен, и теперь она тебя изучает. Прости, пожалуйста. – Мне показалось, в ней, как в тот раз, проглянула грусть. – Поедешь к нам, а? Если мама одобрит, и все такое.
Я ободряюще кивнула. Но в ее лице оставалась неуверенность.
– Потому что я не хочу, чтобы ты ехала против воли. Так будет нечестно. Мне очень хочется, чтобы ты приехала, но если ты скажешь: нет, Джози, я не желаю, то я скажу маме: ладно, жаль, но ничего с ней не вышло. Но ты хочешь к нам, да?
Я опять кивнула, и на этот раз Джози, кажется, поверила.
– Прекрасно! – Улыбка вернулась на ее лицо. – Тебе у нас понравится, уж я для этого постараюсь. – Она вновь оглянулась, теперь с торжествующим видом. – Мама! Вот, она говорит, что хочет ко мне!
Мама кивнула маленьким кивком, но другого ответа не дала. Она все еще вглядывалась в меня, пальцы крепко защемили ткань. Когда Джози повернулась ко мне обратно, лицо девочки снова было омрачено.
– Послушай, – начала она, но умолкла на несколько секунд. Потом сказала: – Так здорово, что ты к нам хочешь. Но я хочу, чтобы с самого начала все между нами было ясно, поэтому вот что. Не волнуйся, мама не слышит. Ну так вот. Я думаю, тебе понравится у нас дома. Я думаю, ты полюбишь мою комнату, ты в ней будешь жить, а не в шкафу каком-нибудь. И мы всякие дела замечательные будем с тобой делать, пока я буду взрослеть.
Я кивнула ей из-за своего стекла так серьезно, как только могла. И хотела дать ей понять, что если в ее доме придется столкнуться с чем-то трудным, с чем-то пугающим, то мы будем преодолевать это вместе. Но я не знала, как передать такую сложную мысль через стекло без слов, поэтому я сцепила ладони, подняла их и слегка ими покачала – этим жестом, я видела раньше, один водитель изнутри своего движущегося такси ответил кому-то, кто помахал ему с тротуара, хоть водителю и пришлось для этого снять обе руки с руля. Как бы Джози этот мой жест ни истолковала, вид у нее стал радостный.
– Спасибо тебе большое, – сказала она. – Нет, ты не думай. Может быть, и вовсе нет ничего плохого. Может быть, я зря что-то навоображала…
В этот момент Мама окликнула Джози и двинулась в нашу сторону, но на пути у нее были туристы, и Джози успела быстро сказать:
– Я совсем-совсем скоро вернусь. Обещаю. Завтра, если получится. Пока, совсем ненадолго.
Джози не пришла ни на следующий день, ни еще на следующий. Потом, в середине второй недели, наше время в витрине закончилось.
Все эти дни мы получали от Администратора много теплой поддержки. Каждое утро, когда мы готовились на Полосатой Софе и ждали, чтобы поднялась решетка, она говорила примерно такие слова: «Вы обе вчера были чудо как хороши. Постарайтесь, чтобы и сегодня было не хуже». А в конце каждого дня она улыбалась нам: «Отлично справились обе. Я вами очень горда». Поэтому мне никогда не приходило на ум, что мы могли в чем-то оплошать, и когда в наш последний день решетка опустилась, я ожидала, что Администратор опять нас похвалит. И меня удивило, что, заперев решетку, она просто отошла, не подождав нас. Роза посмотрела на меня озадаченно, и несколько секунд мы продолжали сидеть на Полосатой Софе. Но из-за опущенной решетки мы были в почти полной темноте, поэтому через некоторое время мы встали и сошли с возвышения.
Торговый зал был перед нами, и я видела все вплоть до Стеклянного Стола в глубине, но пространство разбилось на десять прямоугольных секций, так что теперь передо мной не было единой цельной картины. Передняя ниша, как и следовало ожидать, была в крайней правой секции; но журнальный стол, который находился рядом с передней нишей, разделился между разными секциями, так что одна часть стола даже виднелась в крайней секции слева. Свет в магазине был уже пригашен, и в нескольких секциях на заднем плане я видела других ИД и ИП, они готовились ко сну вдоль стен в середине зала. Но мое внимание притягивали три центральные секции – в тот момент между ними был разделен облик Администратора, которая как раз поворачивалась к нам. В одной секции она была видна только от талии до верха шеи, а соседнюю почти целиком занимали ее глаза. Ближний к нам глаз был гораздо больше второго, но оба были полны доброты и печали. Однако в третьей секции, которая показывала часть подбородка и почти весь рот, я увидела злость и досаду. Потом Администратор повернулась совсем и пошла к нам, и вид магазина опять стал цельным.