Кларк и Дивижн
Шрифт:
Я считала, что народу придет немного, потому что большинство занято на работе, но Рой заверил меня, что уж он-то непременно там будет.
– Ее кремируют, – объявила я, и голос мой снова дрогнул.
– И неудивительно. Ни одно хакудзинское кладбище не примет тело японца. Точно так же, как и в Лос-Анджелесе.
– Я-то думала, в Чикаго все по-другому. – Рой фыркнул в ответ, а я, помолчав, продолжила: – Мне предложили связаться с Японским обществом взаимопомощи, чтобы урну поместили
– Это на кладбище Монтроуз. Там можно оставить урну на время, не навсегда.
– Это далеко?
Тяжко думать, что Роза будет лежать бог знает где.
– Да, на севере. Один немец купил там участок прерии. Но все-таки это еще Чикаго.
– А Эванстон далеко оттуда?
– А ты что, собралась в Северо-Западный университет?
– Там живет Томи. – Рой нахмурился. – Ну, ты знаешь, Томи, бывшая соседка Розы по комнате.
– Зачем она тебе? – Голос Роя прозвучал неоправданно резко.
– Расспросить ее о Розе.
– Не думаю, что ей много известно. В последнее время они с Розой почти что не разговаривали.
Я понять не могла, с чего Рою вздумалось расхолаживать меня насчет моих планов. Заметив, должно быть, что я начинаю сердиться, он подтолкнул ко мне через стол большую коробку.
– Держи. Это тебе и твоим домашним.
Это была коробка шоколадно-карамельных батончиков, целых двадцать четыре штуки, судя по надписи.
– Неужто стащил?
Рой рассмеялся, и я тоже, в ответ. Я не слышала, чтобы Рой смеялся с самых довоенных времен.
– Ты ведь знаешь, что я работаю на кондитерской фабрике, правда?
Принесли оладьи, и мне захотелось плакать. Это были ровненькие румяные кружочки, еще горячие, и от них шел пар, а поверх лежала и таяла лепешечка сливочного масла. Я стала поливать всю стопку кленовым сиропом, поливала и поливала, пока Рой не попросил меня прекратить.
– Ведешь себя, как уличная бродяжка.
– Мне плевать, что там кто-то подумает, – сказала я.
Мама вечно корила меня за неподобающее поведение, и мне осточертели люди, пристающие с советами сдерживать порывы и чинно себя вести.
Я рассказала Рою, как побывала на квартире у Розы и нашла там ее дневник.
– Я и не знал, что Роза вела дневник. Это как-то не в ее духе. – Он поднес кружку с кофе ко рту и, прежде чем сделать глоток, спросил: – Обо мне там что-нибудь есть?
– Нет, – солгала я. Я еще не весь дневник прочитала, но знала, что Рой там упоминается, причем несколько раз. – По крайней мере, ничего такого особенного.
Рой побарабанил пальцами по пластиковой столешнице. Неужели нервничал из-за того, что Роза могла о нем написать? Если коронер прав, то Роза от кого-то забеременела, – а из мужчин в Чикаго она дольше всех знала Роя.
– Хотел бы я как-нибудь его полистать, – произнес он.
Я принялась вытирать салфеткой липкие губы. Не стану я показывать
– Да там, в основном, всякие повседневные дела. Гуляла по Чикаго. Сделала прическу в отеле “Марк Твен”. Ну, типичная Роза.
– Как всегда, все о себе.
Эту несправедливость я пропустила мимо ушей.
– Судя по дневнику, особенно чем-то расстроена она не была. Я не верю, что Роза могла покончить с собой, а ты?
Рой провел пальцами по волосам.
– Знаешь, пребывание вне лагеря на всех сказывается по-разному. Ты вроде бы наконец свободен, но это не так. Все равно есть ощущение, что тебя держат за невидимым барьером. Только попробуй сделать то, чего тебе не положено, и сразу уткнешься в стену.
– Например?
– Например, попросить о повышении, потому что работаешь усердней, чем любой другой мужчина на той же должности. – Рой поиграл желваками. – Если бы не моя мать, я бы уже завербовался.
Я вспомнила про брата Харриет.
– Но тебя могут убить!
– Я не нюня и не квашня. Я знаю, что происходит.
Семья Роя полагалась на него, особенно в том, что касалось взаимоотношений с людьми, которые захватили овощной рынок “Тонаи”, – Рой называл их “стервятники”. Отец Роя по-прежнему содержался под стражей в Санта-Фе, в Нью-Мексико. Считалось, что вряд ли власти выпустят его досрочно, поэтому все женщины семейства Тонаи решили остаться в лагере, по крайней мере на время.
Подошла официантка забрать мою пустую тарелку. Я съела все до крошки, до последней капли сиропа.
Две нисейки, вошедшие в закусочную, остановились у нашего столика. Та, что повыше, тянула за руку ту, что пониже, чтобы помешать ей к нам обратиться, но это не сработало.
– А ты быстро оправился, так ведь? – Голос у женщины был хриплый, как у курильщицы. Широкополая шляпа подчеркивала округлость лица.
Рой прикрыл глаза рукой, будто не хотел смотреть прямо на женщин.
– Это сестра Розы Ито, Аки.
Обе женщины смолкли. Потом мы обменялись приветствиями, но имя мне запомнилось только той, что пониже ростом, Мардж.
– Не знала, что у Розы была сестра, – прохрипела она.
Та, что повыше, в очках в оправе “кошачий глаз”, окинула меня беглым взглядом.
Кое-как извинившись, они укрылись за выгородкой в другом конце ресторана.
– Что это значит? – поинтересовалась я.
Рой поправил прядку, выпавшую из кока.
– Я встречался с одной их соседкой по комнате. Все сложилось неважно.
– А что насчет вас с Розой?
– А что насчет нас?
– Ты понимаешь, о чем я.
– Мы были друзьями, Аки. Друзьями еще с Калифорнии. Только и всего. На самом деле, здесь, в Чикаго, она стала относиться ко мне куда лучше. Может, из-за того, что рядом не было ни тебя, ни родителей. Не было никого, кто был ей знаком по Лос-Анджелесу.