Классическая русская литература в свете Христовой правды

Еремина Вера Михайловна

“В ранних портретах, тщательно скрываемая под маской девичьего благонравия, упорно проступала чувственность, склонность к драме. На более поздних фотографиях, когда пошли дети, эти знаки тайной сердечной смуты смягчились, стушевались. Но и после того, как притомилась она от жизни и быта, в черных глазах все еще читалась

какая-то неудовлетворенность, будто чем-то обожгла ее жизнь, поманила и обожгла.

Те двое (младшие дети) Елена и Алексей, что унаследовали ее облик – те же темные горячие глаза, смуглую кожу и иссиня черные волосы, переняли ее натуру – страстную и способную доходить до экзальтации. Жизнь сердца у этих детей своей матери оказалась значительно сильнее жизни ума”.

Анна Ланская, наверное, - родственница Петра Петровича Ланского, о котором Наталья Николаевна (бывшая Пушкина) говорила, что из этого рода выходят прекрасные мужья.

Существует сусальная легенда, что эта Анна Ланская когда-то хотела подстричься в монахини, но вышла замуж за Валентина Феликсовича и Бог покарал её патологической ревностью. Это – полная чушь. Она отказала двоим и в таких случаях, как правило, говорят две вещи: или, что я де люблю другого, но она этого не могла сказать по ее чрезвычайной природной правдивости; тогда придется сказать, что вообще решила не выходить замуж.

Марк Поповский её понял, - “Я снова гляжу в горячие глаза Анны Ланской. Мне известно теперь в самых малых подробностях жизнь ее мужа. Он тяжело трудился в земских больницах, еще больше над своей огромной по материалу своей докторской диссертацией. Человек, строго моральный, он отметал самую мысль о возможности измены: предан был дому, семье, детям”.

То есть, тому, что – не она, связано с ней, но не она. “Наконец, он любил её. Что за глупость ревновать такого мужа? Нет, она не была глупой, Анна Ланская. Но она была женщиной, до кончиков

ногтей женщиной; она ждала яркой, сильной особенной любви. Она отказала двум военным врачам, сделавшим ей предложение в Киевском госпитале; они были обыкновенными. Она ждала необыкновенного и дождалась его. Это он – одухотворенный, мужественный и чистый молодой доктор, ломавший себя ради счастья других (то есть, героика – В.Е.), конечно же, должен был принести счастье и ей, Анне. Но почему-то этого не произошло. Валентин Феликсович всегда был погружен в дела. Да, он хороший семьянин и муж. Но утром за столом он читает книгу, потом уезжает на целый день в больницу, потом частный прием больных, а вечером он удаляется в свой кабинет, чтобы снова читать и писать до глубокой ночи. Приезд гостей – редчайший случай; прогулка в лесу – почти невероятное счастье. И копится горечь в душе, прорывает всякий раз наружу по какому-то пустяковому глупому случаю.

И сам Валентин Феликсович и его сестра, и добродушная нянюшка в семье Войно-Ясенецкий, и горничная Елизавета Никаноровна – все считают Анну Васильевну ревнивой. А она вовсе не ревнива, она только – женщина; женщина, ожидавшая большой любви”.

Такая литература (большая по уровню мастерства) относится к жанру большого биографического очерка о святом человеке; это можно назвать не очень профессиональной книгой, но попыткой осмысления опять-таки святого человека. Но в любом случае – это не есть беллетристика; это не есть художественная литература, именно потому, что она – не самодовлеющая. Самодовление пропало.

Горничную попросили опять надеть фартучек, опять надеть наколочку и встать в ожидательной позе, пока её не позовут.