Классическая русская литература в свете Христовой правды
Шрифт:
Исидор писал о необходимости соединения с католиками только светским лицам: Бисмарку, Гладстону (известному английскому парламентскому деятелю) и императору Александру III. В Англии это письмо лежит в Вестминстерском аббатстве, куда делось письмо Бисмарку – неизвестно: а от Александра III поступило распоряжение обер-прокурору Синода, чтобы следить за Исидором.
Существует точка зрения, которую можно назвать поверхностно-экуменической, что достаточно игнорировать литургические различия и отсутствие литургического общения, и можно причащаться у католиков (ее адептом был и Вл. Соловьев). Такое разрешение было выработано в 1969 году в основном при патриархе Алексии I
Любопытно, как на такие философемы смотрел Ф.И. Тютчев: его точка зрения была ближе всего к филаретовской: при нынешнем положении мы предоставляем все Суду Великого дня и остаемся при взаимном уважении, но уважение никак не может выражаться во взаимном замалчивании темных неприглядных сторон. Но, разумеется, не замалчивать и того, что Судья здесь Единый Господь. Существуют факты церковной истории, которых обойти нельзя. Не только что честные мощи апостола Петра, равноапостольного Кирилла, учителя словенского, Туринская плащаница – все находится в Риме. Но, например, перенесение мощей святителя Николая Чудотворца из Мир Ликийских в итальянский город Бари было совершено в 1091 году, после Великой схизмы и по распоряжению самого Святителя. И Православная Церковь празднует перенесение мощей из Мир Ликийских в Бари.
Тютчев видел единственное продуктивное не тупиковое направление – в благоговейном поклонении святыням той и другой [32] .
Федор Иванович, как политик, делал акцент на святых, которые подвизались до Великой схизмы. Но Тютчев абсолютно отрицал возможность какого бы то ни было порицания. Но это остается частным мнением православного христианина. Тютчев никогда не идеализировал церковной ситуации ему современной. Характерны два примера.
Стихотворение: «Наш век»:
32
Правда, в Православии есть понятие «плененной святыни», но Тютчев его не употреблял.
Не плоть, а дух растлился в наши дни.
И человек отчаянно тоскует.
Он к свету рвется из ночной тени
И свет обретши, ропщет и бунтует.
Безверием палим и иссушен,
Невыносимое он днесь выносит…
И сознает свою погибель он
И жаждет веры, но о ней не просит
Не скажет в век с молитвой и мольбой,
Как ни скорбит пред замкнутою дверью:
«Впусти меня, я верю, Боже мой!
Приди на помощь моему неверью!»
Евангельское: «Верую, Господи, помоги неверию моему». XIX-й век – век безверия и в то же время начавшихся страданий от этого безверия. Насколько человек XVIII-го века считал себя верующим (но Бог для него уже был с маленькой буквы, как тросточка, с которой привыкли ходить), настолько век XIX-й повзрослел и посерьезнел. Этот вопль человека XIX-го века «Мне нечем жить!» был знаком Тютчеву, но как наблюдателю, сам Тютчев все-таки думал и чувствовал несколько иначе.
Простой пример: 14
Все, что сберечь мне удалось
Надежды, веры и любви,—
В одну молитву все слилось:
«Переживи, переживи».
Но и творческий, и личный облик поэта будет неполон и недосказан, если мы не приведем хрестоматийное, но лучшее стихотворение Тютчева «Эти бедные селенья»:
Эти бедные селенья,
Эта скудная природа —
Край родной долготерпенья
Сердце русского народа.
Не поймет и не заметит
Гордый взор иноплеменный
Что сквозит и тайно светит
В наготе твоей смиренной.
Удрученный ношей крестной.
Всю тебя, земля родная,
В рабском виде Царь Небесный
Исходил, благословляя.
«В рабском виде Царь Небесный…» – Христос унижен в собственной Церкви, в лице своих подвижников, своих угодников, которые прячутся по лесам и по затворам и призываются лишь в случаях неизлечимых болезней, но не для советов, не для поучения и не для покаяния. Люди идут к Серафиму Саровскому, обремененные грехами, и иногда он выскакивает от них даже в окно, а иногда ложится спать и начинает храпеть.
Где еще живет Христос – в сердце русского народа, прежде всего простого народа. Поэтому именно тогда родилась великая притча преподобного Амвросия Оптинского про даму, которая взыскала царствия Небеснаго. По его словам одной из его духовных дочерей было видение в тонком сне о том, как Господь зовет к Себе в Царство Небесное, но Ангелы подводят именно тех, кого Господь избрал и призвал. Подходит девушка: открываются врата, и ее Ангелы радостно уводят. Потом подходит мужик в лаптях, потом еще и еще люди. А ее все не зовут. Тогда она начала звать, плакать, прижимать руки к груди и потом простирать их ко Господу: не оставь меня, Господи, я же здесь». И на это Амвросий Оптинский всегда добавлял: «Вот такие души и нужны в Царствии Небесном» То есть, которые плачут и просят, а не рассчитывают на свои добродетели.
В личности своей старшей дочери Анны и ее мужа Ивана Сергеевича Аксакова Тютчев видит продолжателей своего дела. Это последние его ближайшие и лучшие друзья. Все-таки со второй женой хотя и зарубцевавшаяся, но все время напоминающая о себе рана. А вот в отношении дочери Анны и ее мужа Ивана Сергеевича этой раны нет. Недаром же Анна Федоровна выходит замуж в 1866 году через полтора года после смерти Елены Денисьевой. Лев Толстой сочинил по поводу их брака отвратительную пародию: «Где же будет их свадьба? В Гранатовитой палате, что ли? Или в Успенском Соборе Кремля? И что же от них родится? Может, что-нибудь среднего рода? Воззвание?».