Классное чтение: от горухщи до Гоголя
Шрифт:
(Н. Заболоцкий. «У гробницы Данте», 1958)
Гамлет и Дон Кихот: мысль и действие
Важной эпохой создания вечных образов, мастерской культуры оказалась эпоха Возрождения. Два персонажа, странствия которых по векам продолжаются, появились одновременно – в самом начале XVII века.
В 1601 году английский драматург Уильям (Вильям) Шекспир (1564-1616) написал, а лондонский театр «Глобус» поставил трагедию «Гамлет». Шекспир, конечно, не подозревал, что его, сына перчаточника из маленького городка Стратфорда, будут называть Великим Бардом, самым известным драматургом всех времен и народов и одновременно сомневаться в его творческих способностях, подыскивая для его сочинений других, более подходящих,
«Гамлет» – самая известная пьеса мировой драматургии, количество постановок, переводов и объяснений которой не подается исчислению.
Старинный датский летописец Саксон Грамматик впервые рассказал историческую легенду о жившем в IX веке принце Амлете (1200). Почти через четыреста лет она привлекла внимание французского писателя Ф. де Бельфоре («Трагические истории», 1580), а затем стала сюжетом несохранившейся анонимной трагедии соотечественника Шекспира (1589).
Однако мало ли было в древности несчастных наследников и кровавых историй! Вряд ли кто-либо серьезно заинтересовался этим смутным историческим персонажем, если бы не Шекспир. Гамлет стал вечным образом благодаря не историку, а поэту.
Формально «Гамлет» принадлежит к так называемым трагедиям мести. В первой английской трагедии «Горбодук» (1561) ее закон был сформулирован участвующим в действии хором: «Кровь требует крови, а на смерть следует ответить смертью, ибо так в этом по справедливости установленном вечном мироздании справедливо потребовал Юпитер».
Гамлет узнает о злодейском убийстве отца, слышит завещание призрака («Отмсти за подлое его убийство») и сразу же формулирует свою задачу: «А теперь девиз мой: / «Прощай, прощай и помни обо мне». / Я в том клянусь» (акт 1, сцена 5; здесь и далее перевод Б. Л. Пастернака).
Мысль о мести постоянно преследует героя, но он сомневается, постоянно упрекает себя и медлит, медлит.
«О мщенье! / Ну и осел я, нечего сказать! / Я сын отца убитого. Мне небо / Сказало: встань и отомсти. А я, / Я изощряюсь в жалких восклицаньях / И сквернословьем душу отвожу,/ Как судомойка!» (акт 3, сцена 2)…
«Все мне уликой служит, все торопит / Ускорить месть (акт 4, сцена 4).
На этом мучительном пути Гамлет случайно убивает повинного лишь в верности новому королю отца любимой девушки Полония, посылает на смерть друзей-предателей Гильденстерна и Розенкранца, переживает гибель Офелии и лишь в финале, почти случайно, после очередного злодейства, отравления матери, добирается до короля.
Действие трагедии между узнаванием героя о злодействе и его местью заполнено мыслью Гамлета.
Гамлет – один из тех ренессансных гуманистов, которые верили в величие человека и возможность его гармонии с миром. «Какое чудо природы человек! Как благородно рассуждает! С какими безграничными способностями! Как точен и поразителен по складу и движеньям! Поступками как близок к ангелам! Почти равен богу – разуменьем! Краса вселенной! Венец всего живущего!» (акт 2, сцена 2).
Эти слова могли бы стать одним из девизов, лозунгов эпохи Возрождения. Но они произносятся человеком, который уже не столько верит, сколько сомневается в этом. «Порвалась дней связующая нить. / Как мне обрывки их соединить!», – восклицает Гамлет после того, что он узнал от призрака» (акт 1, сцена 5).
Чуть позднее, в полемике с Розенкранцем, взгляд Гамлета становится более мрачным: «Да, конечно. Дания – тюрьма. – Тогда весь мир – тюрьма. – И притом образцовая, со множеством арестантских, темниц и подземелий, из которых Дания – наихудшее» (акт 2, сцена 2).
Вершиной размышлений героя становится монолог в середине пьесы.
Быть иль не быть, вот в чем вопрос. Достойно ль Смиряться под ударами судьбы, Иль надо оказать сопротивленье И в смертной схватке с целым морем бед Покончить(Акт 3, сцена 1)
Выходом из тюрьмы жизни может быть смерть, самоубийство, но человек не решается на него только потому, что посмертная неизвестность пугает его еще больше (Шекспир, в отличие от Данте не рассматривает тему загробного путешествия, воскресения и воздаяния).
Так всех нас в трусов превращает мысль – одна из формул, имеющих общее значение для шекспировской пьесы.
Комментарием к гамлетовской ситуации считается знаменитый 66-й сонет Шекспира, где идет речь о бегстве он зла мира в смерть, но выходом из этого безнадежного тупика оказываются любовь или дружба. Иногда в постановках пьесы сонет становится еще одним монологом Гамлета.
Измучась всем, я умереть хочу. Тоска смотреть, как мается бедняк, И как шутя живется богачу, И доверять, и попадать впросак, И наблюдать, как наглость лезет в свет, И честь девичья катится ко дну, И знать, что ходу совершенствам нет, И видеть мощь у немощи в плену, И вспоминать, что мысли заткнут рот, И разум сносит глупости хулу, И прямодушье простотой слывет, И доброта прислуживает злу. Измучась всем, не стал бы жить и дня, Да другу будет трудно без меня.(Перевод Б. Пастернака)
Для человека с «сердцем редкостным» (последние слова Горацио о Гамлете) месть и убийство, принцип «кровь требует крови» не восстанавливает справедливость мироздания, а обнаруживает его глубокую дисгармонию.
За четыреста лет существования комедии было предложено множество объяснений медлительности героя, задержки его мести.
Если Шекспир написал трагедию воли, тогда Гамлет – глубоко мыслящий человек со слабой волей, падающий под тяжестью взятого на себя дела мести. Ключевой в таком понимании трагедии становится мысль из монолога о смерти: «Так трусами нас делает раздумье» (перевод М. Л. Лозинского).