Классное чтение: от горухщи до Гоголя
Шрифт:
Наиболее детально попытался описать философию пушкинского творчества русский философ, исследователь творчества поэта С. Л. Франк в статье «О задачах познания Пушкина».
На поверхности, у истоков пушкинской лирики – жизнерадостность, непосредственная веселость, «вечно-детский» дух, который проявляется то в душевной гармоничности, то в бунтарстве.
Но под ним (или рядом с ним) лежит другой, прямо противоположный душевный слой: тоска, уныние, хандра, ведущая то к полному разочарованию, мрачному пессимизму, одиночеству, бегству от мира, то к попыткам анархического его разрушения.
Выход, считал С. Л. Франк, поэт находит в «области религиозного примирения и просветления», «чистой благодушной благостности». Однако в другой статье философ, кажется, находит
Печаль моя светла – формула из любовной элегии «На холмах Грузии лежит ночная мгла…». Но это действительно одно из частотных слов пушкинской лирики и одна из доминирующих эмоций.
В ранней «Элегии» (1817) Пушкин уже «взапуски тоскует о своей погибшей молодости» (так пародийно через несколько лет будет писать об элегическом жанре В. К. Кюхельбекер, задевая и Пушкина).
Всё кончилось, – и резвости счастливой В душе моей изгладилась печать. Чтоб удалить угрюмые страданья, Напрасно вы несете лиру мне; Минувших дней погаснули мечтанья, И умер глас в бесчувственной струне. Перед собой одну печаль я вижу! Мне страшен мир, мне скучен дневный свет; Пойду в леса, в которых жизни нет, Где мертвый мрак – я радость ненавижу; Во мне застыл ее минутный след.В «Евгении Онегине» подобный элегический стиль становится предметом пародии: «Он пел поблекшей жизни цвет / Без малого в осьмнадцать лет». Пушкин мог написать это, вспоминая себя в лицейские годы.
Через тринадцать лет в другой замечательной «Элегии» (1830) привычные элегические формулы наполнятся горьким опытом собственной жизни, и напускная юношеская мрачность («я радость ненавижу») сменится как раз светлой печалью, осторожной надеждой («порой опять, и может быть»).
Безумных лет угасшее веселье Мне тяжело, как смутное похмелье. Но, как вино – печаль минувших дней В моей душе чем старе, тем сильней. Мой путь уныл. Сулит мне труд и горе Грядущего волнуемое море. Но не хочу, о други, умирать; Я жить хочу, чтоб мыслить и страдать; И ведаю, мне будут наслажденья Меж горестей, забот и треволненья: Порой опять гармонией упьюсь, Над вымыслом слезами обольюсь, И может быть – на мой закат печальный Блеснет любовь улыбкою прощальной.(«Элегия», 1830)
Мысль и страдание (но не счастье: «На свете счастья нет.») составляют суть человеческой жизни. Противостоят им только редкие наслаждения: гармония (искусство) и любовь. Но этого оказывается достаточно, чтобы достойно существовать, противостоять времени и надеяться на будущее.
Сходные чувство и интонация определяют стихотворения «19 октября», «Пора, мой друг, пора, покоя сердце просит…», «.Вновь я посетил.».
Пушкинская светлая печаль – не привычное элегическое уныние. Она связана не с бегством от жизни, а с приятием ее, с осмыслением и преодолением жизненных тягот.
Подобную позицию С. Л. Франк вслед за М. О. Гершензоном называет мудростью Пушкина. «Пушкин есть, коротко говоря, наш ближайший и естественный учитель мудрости. ‹...› Пушкин – не только величайший русский
Мудрость, в отличие от философии, простодушна. Она требует не мучительного понимания, а осознания и приобщения.
Избегая крайностей, в поздних стихах Пушкин говорит о главных ценностях человеческой жизни, которые могут показаться надоевшими, привычными и скучными, как религиозные заповеди или родительские наставления, но которые на самом деле предлагают формулу если не праведной, то правильной жизни.
Природа прекрасна в своем вечном изменении-круговороте (временам года посвящены десятки блистательных стихов и фрагментов), но равнодушна к человеческим страстям и страданиям, существует вне рамок добра и зла.
И пусть у гробового входа Младая будет жизнь играть, И равнодушная природа Красою вечною сиять.(«Брожу ли я вдоль улиц шумных», 1829)
Сходную мысль мы уже видели в начале стихотворения «Анчар».
Человек находится под властью природных законов, времени и судьбы («Судьба глядит, мы вянем, дни идут»; «Не сетуйте: таков судьбы закон; / Вращается весь мир вкруг человека, – / Ужель один недвижим будет он?»: «Бегут, меняясь, наши лета, / Меняя все, меняя нас»).
Не в его власти отменить вечный круговорот природы и законы судьбы, но он способен противопоставить неумолимости времени свои ценности.
Ему, в общем, нужно немногое.
Дружба. «Тесней, о милые друзья, / Тесней наш верный круг составим». Любовь.
К женщине и к искусству: «Из наслаждений жизни / Одной любви Музыка уступает, / Но и любовь мелодия…» («Каменный гость»).
К родным местам, даже когда там уже ничего не осталось, кроме воспоминаний и могил близких.
Два чувства дивно близки нам – В них обретает сердце пищу – Любовь к родному пепелищу, Любовь к отеческим гробам. На них основано от века По воле Бога самого Самостоянье человека – Залог величия его.(«Два чувства дивно близки нам», 1830)
Осознание исполненного долга («Миг вожделенный настал: окончен мой труд многолетний») и своего места в вечной цепи человеческих поколений («Здравствуй, племя / Младое, незнакомое.»).
Покой и воля – творческая свобода и личная независимость.
Иные, лучшие мне дороги права; Иная, лучшая потребна мне свобода: Зависеть от властей, зависеть от народа – Не всё ли нам равно? Бог с ними. Никому Отчета не давать, себе лишь самому Служить и угождать; для власти, для ливреи Не гнуть ни совести, ни помыслов, ни шеи; По прихоти своей скитаться здесь и там, Дивясь божественным природы красотам, И пред созданьями искусств и вдохновенья Трепеща радостно в восторгах умиленья. – Вот счастье! вот права…(«Из Пиндемонти», 1836)
Стихотворение «Пора, мой друг, пора! покоя сердце просит.» (1834) имеет прозаический план продолжения, который Пушкин так и не успел превратить в стихи: «Юность не имеет нужды в at home ‹домашнем очаге›, зрелый возраст ужасается своего уединения. Блажен, кто находит подругу – тогда удались он домой.
О, скоро ли перенесу я мои пенаты в деревню – поля, сад, крестьяне, книги; труды поэтические – семья, любовь etc. ‹и так далее› – религия, смерть».