Классовая война

Хомский Ноам

Д. Б.: Есть интересное высказывание, сделанное Полом Волкером в 1979 году, когда он был главой Федерального резервного управления. Он сказал, что «жизненный уровень среднего американца с необходимостью будет падать вниз». Вот Вам пример политики, которая принесла результаты!

— Да, но дело тут не в одном Федеральном резервном управлении. Это часть общих процессов, происходящих в национальной и международной экономике, а также следствие совершенно особой социальной политики. В этом смысле ваша оценка происходящего не вполне верна. Например, существуют всевозможные способы замедлить движение финансовых капиталов, установить защиту денежного обращения и поддержать политику стимулирования, проводимую правительством. Все это всем давно хорошо известно, но ничего не предпринимается потому, что существуют обязательства перед определенной социальной политикой. Эта политика направлена, главным образом, на то, чтобы «отодвинуть назад» «государство всеобщего благосостояния». Если вам интересно, то есть отличная статья по

этому поводу в последнем номере журнала Challenge, очень хорошего экономического журнала, написанная крупным специалистом по вопросам международной экономики Дэвидом Феликсом. Статья посвящена так называемому «налогу Тобина». Речь идет о предложении, сделанном Джеймсом Тобином, нобелевским лауреатом по экономике, в Йеле в 1978 году. Этот его доклад имел большой резонанс. Сам Тобин был в то время президентом Американской экономической ассоциации, и это было его президентское обращение. В этом докладе он указал на то обстоятельство, что поток финансового капитала и его многократное увеличение приводит к снижению темпов экономического роста и заработной платы и оказывает существенное воздействие на рост имущественного неравенства и концентрацию богатства в ограниченных кругах населения. Он предложил тогда ввести налог, который имел бы международный статус, и который бы предусматривал наказание финансовых фондов за их чрезмерную приверженность валютным спекуляциям. Впоследствии этот налог назвали «налогом Тобина». В течение нескольких лет этот законопроект промурыжили в ООН, и, в конечном счете, он был благополучно прикрыт. Точка зрения Дэвида Феликса в упомянутой мной статье такова, что, конечно, на сто процентов уверенным быть нельзя, однако в том случае, если бы этот налог был утвержден, то это, скорее всего, привело бы к многочисленным положительным результатам, и поток капитала из области интересов исключительно спекулятивных, экономически бесполезных и фактически разрушающих национальную экономику, автоматически был бы перенаправлен на более продуктивное инвестирование. В целом это могло бы дать позитивный эффект. Но этот законопроект не был поддержан даже секторами частного капитала, которые бы только выиграли. Дэвид Феликс считает причиной этого классовый интерес, который стоит у этих людей на первом месте, отодвигая их частные интересы на задний план. Классовый интерес заключается в том, чтобы использовать финансовый кризис государственных структур с целью скорейшего разрушения общественного договора, который с таким трудом создавался, их ближайшая цель — отодвинуть назад рост всеобщего благосостояния, урезать права профсоюзов, права рабочих и т. д. Этот классовый интерес настолько силен, что люди согласны на сокращение государственных инвестиций даже в тех отраслях, от которых во многом зависит состояние их кошелька. Все это в изложении Дэвида Феликса выглядит очень правдоподобно. И Федеральное резервное управление имеет к этому непосредственное отношение.

Д. Б.: Федеральное резервное управление de facto является чуть ли не Центральным банком Соединенных Штатов. Но ведь оно, по существу, является частной организацией, — или я не прав?

— Нет, это не частная структура. Федеральное резервное управление не зависит ни от каких особых распоряжений правительства, и президент не может отдавать ему приказы. Однако его члены и директор назначаются через правительство.

Д. Б.: Другими словами, это президентские назначенцы?

— Да. Но по существу они независимы.

Д. Б.: Складывается впечатление, что Федеральное резервное управление и другие центральные банки на сегодняшний день не в состоянии стабилизировать и контролировать курсы валют с той степенью эффективности, как это было некогда.

— Да, все это в прошлом, эта система давно уже перестала существовать, в общей сложности она продержалась до начала 1970-х годов, не более.

Д. Б.: Вы говорите о Бреттон-Вудской валютной системе?

— Да.

Д. Б.: Однако недавно, когда курс доллара резко упал по отношению к йене и марке, центральные банки попытались его несколько стабилизировать.

— Мне это не представляется очевидным. Может быть, европейские банки пытались. Что же касается американских банков и правительства США, то здесь не все ясно. Вовсе не очевидно, что стабилизация доллара вообще входила в их планы. Возможно, что падение доллара казалось им манной небесной.

Д. Б.: Но ведь это именно Вы всегда утверждали, что торговцы и спекулянты сегодня контролируют больше капитала, чем все центральные банки?

— Это утверждаю не я, это утверждают все.

Д. Б.: Дэвид Питерсон процитировал мне на днях отрывок из классического труда Джона Мейнарда Кейнса середины 1930-х годов «Общая теория занятости, процента и денег». Кейнс пишет: «В то время как организация рынков ценных бумаг медленно улучшается, риск тотального господства спекуляции в мире постоянно растет. Спекуляции могут не причинить вреда, если они — не более чем пузырьки воздуха в ровном и мощном потоке предпринимательства, но дело принимает серьезный оборот, если предпринимательство становится пузырьком в водовороте спекуляций».

— Так и случилось. Вот почему Бреттон-Вудская валютная система, становлению которой Кейнс много способствовал, действительно обладала реальными механизмами

валютного регулирования. Основная идея этой системы заключалась в том, что доллар в те дни являлся международной валютой из-за всепоглощающей промышленной и экономической мощи Соединенных Штатов, которая действительно была огромной. Так что доллар являлся в то время действительно подлинной международной валютой. Он был фиксирован относительно золота, тогда как все остальные валюты регулировались относительно доллара. Бреттон-Вудская валютная система располагала множеством средств, гарантирующих определенную степень гибкости в зависимости от экономического роста, спада и т. д. Это была фундаментальная система. Она была демонтирована США в одностороннем порядке в начале 1970-х годов, когда Соединенные Штаты решили, что оставаться по-прежнему «международным банкиром» более не имеет смысла. Это решение было связано с целым рядом обстоятельств: развитие более или менее трехсторонней экономической системы (то есть, помимо американской, системы, главной составляющей частью которой была Япония, и европейской системы, основным компонентом которой была Германия), и также цена войны во Вьетнаме, и те выгоды, которые извлекли из этой войны противники и соперники США. Все это в своей совокупности привело администрацию Никсона к этим решениям.

В то время, когда эти решения принимались, финансовые спекуляции были еще «пузырьками». Общая оценка состояния дел в тот период приблизительно такова: около десяти процентов капитала на международных биржах можно было отнести на счет спекуляций, девяносто процентов были вложены в реальную экономику, инвестиции и торговлю. К 1990 году эти цифры поменялись местами. Почти девяносто процентов были отданы спекуляциям, и только десять — торговле и инвестициям. Дэвид Феликс недавно провел исследование для ЮНКТАД (Конференции Объединенных Наций по торговле и развитию), в ходе которого он, в частности, обнаружил, что к 1994 году около 95 % капитала имели спекулятивное происхождение и только 5 % принадлежали сфере реальной экономики. Случилось именно то, о чем в свое время беспокоился Кейнс.

Д. Б.: Кейнс также предупреждал: «Если развитие капитала страны становится побочным эффектом деятельности казино, то это означает, что дела идут плохо».

— К 1980-м годам международную экономику часто называли «экономикой казино». Есть даже книга с таким названием, ее автор — известный британский экономист Сьюзан Стрейндж. Эту фразу подхватили потом и другие. Джеймс Тобин много говорил об этих вещах в 1978 году, когда это все только еще начиналось.

Д. Б.: Как Вы считаете, нынешняя экономическая система сможет и дальше работать в прежнем цикле взлетов и падений, или же ее ожидает крах? Все ли сделано для того, чтобы 1929 год не повторился?

— Никто не имеет ни малейшего понятия. В начале 1980-х годов, когда разразился долговой кризис, банки высказали опасение, что они не смогут его сдержать. Народ их вытащил из долговой ямы. Огромный долг стран «третьего мира», выросший во много раз за очень короткое время, стал одной из важнейших проблем, когда процентные ставки США резко подскочили вверх, так как значительная часть долга была привязана к доллару. Поскольку, с одной стороны, процентные ставки резко подскочили вверх, тонны денег потекли из стран типа Латинской Америки. Не из Восточной Азии, потому что в Восточной Азии капитал контролируется, так что богатые корейцы не могли посылать свой капитал в Соединенные Штаты. Это все контролируется. А богатство Латинской Америки, которая в силу различных исторических причин более открыта международным рынкам, просто потекло в банки США. Это привело к полному краху в Латинской Америке. Фактически долг Латинской Америки не сильно превосходит размер потока капитала, направленного из Латинской Америки. Кроме того, процентные ставки этого долга пошли вверх, потому что они связаны с процентными ставками США.

Затем случился этот страшный долговой кризис. Было очень похоже на то, что ведущие страны Латинской Америки: Бразилию, Мексику и другие — ожидает дефолт. Крупные банки были крайне обеспокоены. Все было тонко решено за счет налогоплательщиков. Это было подхвачено Всемирным Банком. Так или иначе, большая часть долга была переведена в социальную сферу, и банки были спасены.

В 1987 году разразился другой, столь же значительный кризис. Еще один — только что, в декабре 1994-го. Никто не знал, причиной какого эффекта домино мог бы стать мексиканский обвал, и угрожал ли он финансовым рынкам других стран «третьего мира», основу которых, как мексиканского рынка, составляли спекуляции. В планы Клинтона не входила выплата компенсаций людям, вложившим свои деньги в спекуляции в Мексике. Они либо сумели вытащить свои деньги, либо их потеряли. Задача заключалась в том, чтобы поддержать экспорт капитала в такие страны, как Аргентина, и дать людям гарантии, что там потерь не будет. Так что именно помощь налогоплательщика должна поддерживать относительно безопасные капиталовложения через общественные фонды, но для мексиканских инвесторов это не так уж много. Этот кризис, похоже, тоже сдержали. Но никто, я думаю, не знает, что может произойти в следующий раз. Предсказывать что-либо в этой области бессмысленно. Взгляните на прогнозы международных экономистов и Всемирного банка по поводу Мексики, и станет ясно, насколько можно полагаться на их слова. До самого краха они были полны эйфории относительно перспектив Мексики, этого великого экономического чуда. После обвала они стали говорить, что уже давно его предвидели. Попробуйте найти этому подтверждение.